— Приснилось мне, что ли? — спросил себя Шаста. Но нет, это был не сон: на мокрой траве остался громадный след львиной лапы. Ну и тяжеленная же зверюга, раз такой след оставила! Между тем со следом, на глазах у Шасты, произошла удивительная вещь. Он наполнился водой по самые края, потом вода перелилась через край и заструилась ручейком вниз по склону. Мальчик припал к роднику, от души напился, сполоснул лицо и волосы. Вода была студеной, почти ледяной, и прозрачной как стекло. Усталость как рукой сняло. Шаста поднялся, попрыгал, вытряхивая воду из ушей, пригладил волосы и огляделся. Было раннее утро. Солнце только-только взошло, поднялось из-за леса по правую руку от мальчика. Прямо перед ним расстилалась зеленая долина, поросшая редкими деревьями, за которыми сверкала извилистая река, стремившая свой бег на северо-запад. В дальнем конце долины виднелись холмы, высокие и каменистые; впрочем, они были гораздо ниже гор, которые он видел накануне. И тут Шаста вдруг сообразил, где же он, собственно, находится. Проверяя догадку, он обернулся: склон, на котором он стоял, уводил высоко вверх, к заснеженным вершинам. — Я перевалил через горы! — вскричал мальчик, — Через те самые горы, что отделяют Арченланд от Нарнии! Вчера я был на той стороне, а ночью, должно быть, одолел перевал… Вот повезло! Нет, не повезло — это он мне помог. Выходит, я в Нарнии?! Шаста расседлал своего коня и снял с него уздечку. — Ты, конечно, самый глупый конь на свете, — сказал он, — и самый упрямый. Конь, даже не посмотрев на мальчика, принялся щипать траву. Судя по всему, он был весьма невысокого мнения о своем всаднике. — Есть-то как хочется! — проговорил Шаста. — В Анвард возвращаться смысла нет, он наверняка в осаде. Спущусь-ка я в долину, может, найду чем подзакусить. Склон, поросший густой, мокрой от росы травой, что леденила ступни, привел его к лесу. Вскоре он наткнулся на тропинку и двинулся было по ней, но не прошел и нескольких шагов, как услыхал басовитый, с хрипотцой голос. — Доброе утро, сосед, — произнес голос. Шаста завертелся на месте, высматривая того, кто это сказал. Взгляд его упал на маленького колючего зверька, вышедшего из-за дерева. Шаста никогда прежде не видывал таких зверьков, а потому не мог догадаться, что перед ним еж, сам по себе, разумеется, маленький, но для ежа очень даже крупный. — Доброе утро, — поздоровался мальчик. — Вообще-то я не сосед. Я пришел издалека. — Ась? — переспросил еж, прикладывая лапу к уху. — Я пришел из-за гор. В смысле, из Арченланда. — А-а-а, — протянул еж. — Вон оно как. Дальняя дорожка тебе выпала, дальняя. Сам-то я там, вестимо, отродясь не бывал. — По-моему, надо предупредить кого-нибудь, что орда диких калорменцев напала на Анвард. — Да что ты! — воскликнул еж. — Чудные дела творятся, сосед. А толковали, будто Калормен от нас за сотни миль, коли не за тысячи. Мол, лежит он на краю света, за великим песчаным морем. — До него гораздо ближе, уверяю тебя, — Шаста начал злиться. — Мы тут треплемся, а калорменцы Анвард осаждают! Нужно известить вашего верховного короля! — Вестимо, сосед, вестимо, — откликнулся еж, — Да вот поди ж ты — я как раз вздремнуть собирался. Экая незадача! Здоров, соседушка! Последние слова были обращены к огромному кролику, который незнамо откуда выскочил на тропу. Шкура у кролика была песочного оттенка. Еж, не сходя с места, выложил кролику все, что узнал от Шасты. Кролик не преминул согласиться, что вести просто поразительные, если не сказать — беспокойные, и надо обязательно всех предупредить и что-нибудь этакое измыслить. Шаста злился все сильнее. Дальше разговоров дело упорно не шло, хотя к ним с ежом присоединились уже и другие зверюшки и на лесной тропинке собралась целая компания: еж, пять кроликов, белка, две сороки и мышь, а еще — козлоногий фавн. И все гомонили, перебивая друг друга, и каждый соглашался, что нужно что-то делать. Шаста не знал, что после Долгой Зимы, напущенной Бледной Ведьмаркой, в Нарнии наступил Золотой Век и многие нарнианцы от радости сделались беззаботны и даже слегка обленились, ибо быстро привыкли полагаться на доброго и мудрого верховного короля Питера. По счастью, вскоре в лесу объявились существа более здравомыслящие. Одним оказался рыжий гном по имени Даффл, вторым — олень, высокий и статный, серый в яблоках, величаво ступавший на своих изящных ногах, столь тонких, что, казалось, их запросто можно сломать двумя пальцами. — Великий Лев! — вскричал гном, узнав, в чем дело. — Анвард в осаде! Так что ж вы тут языками мелете? Надо послать кого-нибудь в Кэйр-Паравел известить короля! Нарния должна помочь Арченланду! — Точно! — согласился еж. — Токмо короля-то в Кэйр-Паравеле нету. Он на север пошел великанов лупить. Вы уж простите, к слову пришлось, но как я про великанов услышу… — Кто доставит весть королю? — перебил гном. — Кто из вас бегает быстрее моего? — Я, — отозвался олень, прикрывая свои подернутые влагой глаза. — Что мне ему сказать? Сколько там калорменцев? — Две сотни копий, — торопливо сообщил Шаста. — Ведет их принц Рабадаш. И… — Но олень уже умчался, одним прыжком исчез в лесу, только мелькнул среди деревьев белый хвостик. — Куда это он, интересно? — проговорил кролик. — Ведь короля Питера в замке нет. — Зато есть королева Люси, — ответил гном. — И она… Эй, человек, что с тобой такое? Ты совсем зеленый, того и гляди сомлеешь. Оголодал, что ли? Ты когда последний раз ел? — Вчера утром, — тихо признался Шаста. — Вон оно что, — гном подставил мальчику свое крепкое плечо. — Обопрись-ка, вот так. А вам, соседи, стыд и позор: закормили паренька болтовней, нет чтоб чего посытнее предложить. Идем со мной, парень, я тебя словесами кормить не стану. Растолкав зверей и продолжая что-то сокрушенно бормотать себе под нос, гном повел Шасту в лес. Они сошли с тропы, спустились под горку. Идти оказалось намного дальше, чем рассчитывал Шаста; ноги у него подкашивались, но в тот самый миг, когда колени подогнулись (он наверняка упал бы, не поддерживай его гном), впереди показался невысокий, без единого деревца холм. У подножия холма стоял домик; над печной трубой вился дымок, дверь была распахнута настежь. Гном подвел Шасту к крыльцу и крикнул: — Эгей, братья! К нам гости! В ноздри ударил восхитительнейший на свете запах. Шаста никогда прежде не нюхал ничего подобного, но запах был такой вкусный, что у него слюнки потекли. (Скажу вам по секрету, в домике жарили на большой сковороде яичницу с грудинкой и грибами). — Нагнись, парень, — посоветовал Даффл, но предупреждение запоздало: Шаста уже успел стукнуться лбом о низенькую притолоку. — Присаживайся. Стол низковат, уж не обессудь, зато стулья ему впору. Так, что у нас тут? Ага, овсянка и кувшинчик со сливками. На, держи ложку. К тому времени как Шаста справился с овсянкой, братья Даффла — их звали Рогин и Бриклтам — выставили на стол прочее угощение: сковородку с яичницей, дымящийся кофейник, кувшин с парным молоком и жареные хлебцы. Все это Шаста пробовал впервые в жизни. В Калормене он привык совсем к другой еде. Даже хлебцы были ему в диковинку, что уж говорить о сливочном масле! (В Калормене принято не намазывать хлеб, а поливать его маслом растительным.) Да и сам дом разительно отличался от калорменских строений — и от сумрачной, грязной, пропахшей рыбой хижины Аршиша, и от многоколонных, убранных драгоценными коврами дворцов Ташбаана. Потолок нависал так низко, что можно было достать рукой; кругом сплошное дерево, ни единого камушка; на стене часы с какой-то птицей в окошечке, на столе скатерть в красно-белых клетках, на окнах с толстыми стеклами — белые занавеси. Разумеется, гномы строили дом, что называется, под себя, и вся посуда и ножи с вилками у них тоже были гномьи, то бишь куда меньше привычных. Да и порции оказались скудноваты; впрочем, добавлять можно было сколько угодно, так что Шаста голодным не остался. Гномы от него не отставали — уплетали так, что трещало за ушами, и переклинивались через стол: «Подай-ка маслица, братец!» — «Плесни кофейку-то, плесни!» — «А грибки замечательные, сами в рот просятся». — «Может, еще яиц поджарить,?» Наконец с завтраком было покончено, и разгорелся спор насчет того, кому мыть посуду. После долгих препирательств определили, что моет Рогин. Даффл с Бриклтамом вывели Шасту наружу и усадили на скамейку у стены дома; все вытянули ноги, дружно вздохнули, а потом гномы разожгли свои трубки. Солнце припекало, роса давно высохла; когда бы не легкий ветерок, уже было бы жарко. — Что ж, чужестранец, — проговорил Даффл. — Позволь поведать тебе о том, что ты видишь. Пред тобою южная Нарния, наша родина, наша гордость. По левую руку, вон за теми холмами, виден Западный кряж, а тот круглый холм справа зовется Каменным Столом. За ним… Он умолк, прерванный самым неподобающим образом: Шаста, утомленный ночными скитаниями и осоловевший после столь сытного завтрака, крепко заснул и даже захрапел. Гномы ничуть не обиделись;, наоборот, они принялись размахивать руками, показывая друг другу — пускай, мол, поспит малец — и так оживленно махали и перешептывались, так долго вставали и на цыпочках уходили прочь, что наверняка разбудили бы его, будь он не таким усталым. Шаста проспал почти весь день и пробудился только к ужину. После ужина стали укладываться спать. Кровати для мальчика в доме не нашлось — все оказались слишком маленькими, — и ему постелили на полу. Он лег на мягкий вереск и мгновенно провалился в сон и спал, не шелохнувшись и без всяких сновидений, до самого утра. Поутру же подали не менее обильный, чем накануне, завтрак. Едва успели откушать, как снаружи донесся пронзительный, призывный звук. — Труба! — вскричали гномы, вскакивая из-за стола. Шаста последовал за ними. Звук повторился — радостный, отчетливый, звонкий, не похожий ни на пригибающее к земле пение ташбаанских рогов, ни на веселую трель охотничьего рожка, что недавно привела Шасту к королю Луну. Этот звук доносился с востока. Вскоре послышался цокот копыт, а немного спустя из леса показался конный отряд. Впереди ехал на гнедом коне рыцарь со стягом Нарнии в руках — алый Лев на зеленом поле. Шаста с первого взгляда узнал в рыцаре того самого Перидана, с которым волей случая виделся в Ташбаане. За Периданом ехали в ряд трое: король Эдмунд и девушка в шлеме и кольчуге — на статных боевых конях, принц Корин, которого Шаста тоже сразу узнал, — на пони. «Королева Люси», — прошептал Даффл, указывая на всадницу. Из-под шлема королевы выбивались золотистые пряди, за плечом виднелся лук, а к луке седла был приторочен колчан, полный стрел. Следом двигалась армия: люди верхом на лошадях обычных и на лошадях говорящих (когда случалось что-либо важное, например, начиналась война, даже говорящие лошади соглашались, чтобы на них ездили), суровые кентавры, матерые медведи, огромные говорящие псы; замыкали строй шестеро великанов. Признаться, Шаста изрядно струхнул: он, конечно, знал, что великаны с ним заодно, но уж очень непривычно — и страшно — было за ними наблюдать. Король с королевой подъехали к дому. Гномы принялись кланяться до земли. — Друзья! — воскликнул король Эдмунд, оборачиваясь к своему войску, — Время отдохнуть и подкрепиться! Войско остановилось. Люди спрыгивали наземь, развязывали торбы, кормили животных и ели сами, переговариваясь о том, о сем. — Ура! — крикнул Корин, подбегая к Шасте и хватая того за руки, — Ты тоже здесь? Добрался, значит? Молодец! Ну, теперь пойдет веселье! Знаешь, до сих пор не верится. Мы вошли в гавань вчера утром, и нас встретил Чевви, олень, и рассказал, что калорменцы осадили Анвард. Как по-твоему… — С кем это беседует ваше высочество? — осведомился король Эдмунд, спешившись. — Вы только посмотрите, государь! — Корин подтолкнул Шасту вперед. — Это же мой двойник! Тот самый, с кем меня перепутали в Ташбаане! — Вы и вправду похожи как две капли воды, — изумилась королева Люси. — Глазам своим не верю. — Ваше величество, — пролепетал Шаста, кланяясь Эдмунду, — я не предатель, честное слово. Просто так получилось… ну, что меня за Корина приняли… Я никому ничего не сказал, правда! — Знаю, мальчуган, — Эдмунд положил свою королевскую длань на плечо Шасте. — Но в следующий раз старайся не подслушивать, если не хочешь, чтобы тебя сочли лазутчиком. С этими словами он удалился, а Шаста очутился вдруг в самой гуще толпы. Его толкали, пихали, вертели в разные стороны, и он быстро потерял из вида и Эдмунда, и королеву Люси, и даже Корина. Впрочем, Корин был из тех, кто надолго не пропадает; вскоре Шаста услыхал голос Эдмунда — король отчитывал Корина. — Клянусь гривой Великого Льва, принц, это уже чересчур! Да образумьтесь вы наконец, ваше высочество! С вами хлопот больше, чем с целой армией! Гнездо разъяренных шершней и то спокойнее! Шаста протолкался сквозь толпу. Корин, потупив взор, стоял перед разгневанным Эдмундом; поблизости сидел на траве незнакомый гном с гримасой боли на лице. Возле него суетились два фавна, помогая гному снять доспехи. — Будь мой целебный настой при мне, — сказала королева Люси, — я бы мигом исцелила твое увечье. Но я не взяла его с собой, ибо наш венценосный брат верховный король рек, что настой сей предназначен для особых случаев. А случилось вот что. Едва Корин отвернулся от Шасты, как его дернул за локоть гном по имени Торнбат. — Что стряслось, Торнбат? — спросил принц. — Ваше королевское высочество, — ответил гном, увлекая Корина в сторонку, — наш путь ведет через перевал, к замку вашего венценосного отца. Еще до ночи мы можем вступить в бой. — Здорово! — вскричал Корин. — Эх, скорей бы! — Не знаю, здорово или нет, — отвечал гном, — но король Эдмунд строго-настрого наказал мне проследить, чтоб вы в сражение не ввязывались. Достанет и того, что вам, в ваши-то годы, позволят увидеть настоящий бой своими глазами. — Что за чушь? — воскликнул Корин. — Как это не ввязывался? Чем я хуже королевы Люси? А она будет драться! — Их королевскому величеству я не указ, — сказал гном. — А вот вы, ваше высочество, должны меня слушаться. В общем, так. Либо вы поклянетесь честью держаться позади меня — не рядом, а позади, — пока я не позволю вам сдвинуться с места, либо — это слова его величества — нас с вами привяжут друг к другу, точно пленников. — Только попробуй остановить меня! — крикнул Корин. — Я тебя так вздую, что мало не покажется! — На месте вашего высочества я бы поостерегся, — предупредил гном. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы вспыльчивый Корин кинулся в драку. Они с гномом принялись тузить друг друга. Силы были приблизительно равны: принц был тяжелее и превосходил гнома длиной рук, зато гном был старше и крепче. Но доказать свою правоту кулаками не удалось никому (еще бы — сцепиться на склоне холма!): Торнбат невзначай наступил на шаткий камень, потерял равновесие и рухнул лицом вниз, а когда попытался встать — выяснил, что растянул лодыжку. Теперь по меньшей мере две недели он не мог ни ходить, ни даже ездить верхом. — Посмотрите, ваше высочество, что вы наделали! — укорил принца Эдмунд, — Накануне битвы лишили нас испытанного воина! — Я встану вместо него, государь! — заявил Корин. Король невесело усмехнулся: