— Сперва попрощаемся с Шастой, — промолвила Аравис. — Попрощаемся и… извинимся перед ним. — Вот именно! — вскричал Бри. — Таркина, ты читаешь мои мысли! — Ну, конечно, — согласилась Хвин. — Он ведь в Анварде, верно? Это нам по дороге. Мы заглянем в Анвард и повидаем Шасту. Кстати сказать, а не собраться ли нам в дорогу прямо сейчас? Я думала, мы все стремимся в Нарнию… — Угу, — пробормотала Аравис, которая вдруг почувствовала себя одинокой: что она будет делать в этой чужой стране, среди чужих людей… и животных? — Хорошо, хорошо, — пошел на попятную Бри, — Никто же не говорит, что мы останемся тут навсегда. Просто не нужно торопить события. Понимаете, мадам, к чему я клоню? — Не понимаю, — призналась Хвин. — Почему вы нас отговариваете? — Ммм, — протянул Бри. — Мадам, ну как вы не поймете? Это же не просто так… возвращение домой… появление в обществе… в избранном обществе… надо произвести надлежащее впечатление… Ну, в общем… Хвин расхохоталась. — И как я сразу не догадалась! — воскликнула она. — Все дело в хвосте, правильно? Вы хотите дождаться, пока у вас отрастет хвост! А может, в Нарнии у всех лошадей хвосты короткие, откуда нам знать? Друг мой, вы тщеславны, как та ташбаанская таркина! — Глупый ты, глупый, Бри, — хмыкнула Аравис. — Ничего подобного, таркина, клянусь гривой Великого Льва! — возмутился Бри, — Просто я привык уважать себя… и других лошадей, только и всего! Аравис решила сменить тему: длина конского хвоста ее нисколько не интересовала. — Бри, я давно хотела тебя кое о чем спросить. Ты клянешься то каким-то великим львом, то его гривой. Что это за странные клятвы? Мне казалось, ты львов терпеть не можешь. — Так и есть, — отозвался Бри. — Но Великий Лев — совсем другое дело. Это Эслан, освободитель Нарнии; он прогнал Бледную Ведьмарку и победил Долгую Зиму. Все нарнианцы клянутся его именем. — Но ведь он Лев? — Нет! — воскликнул Бри, словно потрясенный этаким святотатством. — Ни в коем случае! — А в Ташбаане думают иначе, — заметила Аравис. — И потом, если он не Лев, почему ты называешь его львом? — Прости меня, таркина, но ты еще слишком молода, чтобы это понять, — важно молвил Бри, — К тому же я покинул Нарнию жеребенком, так что и сам разобраться как следует не успел. (Во время этой беседы Бри стоял спиной к калитке в живой изгороди. Глаза его были полуприкрыты, будто он говорил и одновременно размышлял о чем-то необыкновенно важном, и потому он не заметил, как изменилось вдруг лицо Ара-вис и как попятилась Хвин. Им было чему изумиться и чего испугаться: на дворе откуда ни возьмись появился громадный Лев, и был этот Лев больше, прекраснее и страшнее всех львов на свете. Одним прыжком зверь перескочил через изгородь и двинулся к ним, беззвучно ступая по траве. Его шкура отливала золотом. Аравис и Хвин замерли, не в силах пошевелиться.) — Сомневаться не приходится, — вещал между тем Бри, — Эслана называют львом потому, что он силен, как Лев, и свиреп, как Лев — с врагами Нарнии. Вот так-то, таркина. Даже ты, в твоем возрасте, должна понимать, что просто нелепо думать, будто Эслан и вправду Лев. Какое неуважение! Какая непочтительность! Да будь он львом, он был бы ничем не лучше нас! Ха! — конь фыркнул. — Будь он львом, у него были бы четыре лапы, хвост и усы… Аааа! Помогите! Спасите! В тот самый миг, когда Бри упомянул об усах, Лев своим усом пощекотал коня за ухом. Бри подскочил, шарахнулся в сторону и отважился повернуться, только очутившись у дальней калитки; пожалуй, будь изгородь пониже, он бы с испуга наверняка ее перепрыгнул. Аравис и Хвин дружно попятились. А затем Хвин тихонько заржала и, вся дрожа, пошла навстречу льву. — Пожалуйста, — проговорила она, подойдя к зверю вплотную. — Ты такой красивый! Съешь меня, если хочешь. Для тебя я готова на все. — Милая дочь моя, — с этими словами Лев осторожно прикоснулся губами к носу Хвин, — я ждал тебя и верил, что ты поспешишь ко мне. Возрадуйся же! — Он вскинул голову и возвысил голос: — Бри, гордый и напуганный конь, подойди ко мне! Ближе, сын мой, ближе. Отринь свой страх. Коснись меня. Принюхайся. Вот мои лапы, вот мой хвост, а вот и усы. Я — такой же, как все. — Эслан, — выдавил Бри. — Какой же я дурак! — Счастлив тот, кто сумеет вовремя это понять, будь он животное или человек. Подойди и ты, Аравис. Потрогай мои лапы. Чувствуешь, какие они мягкие? На сей раз я тебя не ударю. — На сей раз? — недоуменно переспросила Аравис. — Это я ранил тебя, — пояснил Эслан. — Это меня вы встречали на своем пути, никого другого. Ведомо ли тебе, за что я тебя наказал? — Нет, господин. — Слеза за слезу, боль за боль, кровь за кровь. Ран на твоей спине ровно столько же, сколько осталось шрамов у служанки твоей мачехи. У той самой служанки, которую опоила ты сонным зельем. Ты должна была ощутить, каково ей пришлось. — Я поняла, господин. Скажите… — Аравис замялась. — Что ты хочешь узнать? — Больше с ней ничего плохого не случится? Ну, из-за меня… — Дитя, — молвил Лев, — мы говорим о тебе, а не о ней. У каждого своя история, — он покачал головой. — Не печальтесь, дети мои. Мы скоро увидимся вновь. Пока же примите другого гостя, — золотистой стрелой он пронесся по воздуху и скрылся за изгородью. Аравис и лошади молча поглядели друг на друга. Говорить, как ни странно, никому не хотелось. Внезапно все трое повернулись и разошлись по двору, думая каждый о своем. Около получаса спустя лошадей позвали отведать угощение, приготовленное Отшельником. Аравис осталась в одиночестве. Она ходила по двору, погруженная в раздумья. Вдруг из-за изгороди донесся громкий, пронзительный звук. Труба! Девушка подошла к калитке. — Кто вы, — спросила она, — и что вам угодно? — Его королевское высочество принц Кор! — объявил чей-то голос. Аравис распахнула калитку и посторонилась, пропуская гостей. Первыми вошли два ратника с алебардами. Они встали по обе стороны калитки. Следом появился герольд, а за ним трубач. — Его королевское высочество принц Кор свидетельствует свое почтение госпоже Аравис! — провозгласил герольд, отступая в сторонку и кланяясь. Трубач тоже склонился в поклоне, а ратники взяли на караул, и появился принц. Стоило ему войти, как свита немедленно удалилась, притворив за собой калитку. Принц поклонился (поклон вышел на редкость неуклюжим для настоящего принца). Аравис присела в калорменском реверансе (их реверанс сильно отличается от нашего). У нее, разумеется, получилось гораздо лучше и изящнее — ведь ее сызмальства обучали хорошим манерам. С церемониями покончили, теперь можно и на принца посмотреть… Обыкновенный мальчишка! Голова непокрыта, светлые волосы перехвачены золотым обручем, тоненьким, словно проволока; белая батистовая рубашка, под ней просвечивает другая, ярко-красная… Левая рука перевязана, но пальцы крепко сжимают меч. А камней-то сколько на ножнах! Сверкают так, что глазам больно! Присмотревшись повнимательнее, Аравис не поверила своим глазам. — Шаста! — ахнула она. Мальчик густо покраснел. — Понимаешь, — пробормотал он, — это все, ну, и трубач, и солдаты, это все не потому… ну, то есть, не подумай, что я хвастаюсь… мол, вот я теперь какой… Я бы все равно пришел, с ними или без них… но старую одежку сожгли… Мой отец сказал… — Твой отец? — перебила Аравис. — Ну… — Шаста пожал плечами. — Кажется, король Лун — мой настоящий отец. Мы с Корином так похожи. И как я сразу не дотумкал! Близнецы, понимаешь? Ой, и зовут меня не Шаста, а Кор. — Твое новое имя лучше старого, — сказала Аравис. — У всех братьев в Арченланде такие имена, — продолжал Шаста (или принц Кор, как мы его отныне будем называть), — Дар и Даррин, Кол и Колин, Кор и Корин… — Шаста… Я хотела сказать «Кор», — поправилась Арамис. — Нет, помолчи. Дай мне сказать. Прости меня, пожалуйста. Я была такой свиньей! Но я стала другой, честное слово, еще когда не знала, что ты — принц. Знаешь, когда ты бросился на этого льва… — Это не обычный Лев, — вставил Кор. — Он вовсе не собирался тебя слопать. — Знаю, — кивнула Аравис. На мгновение оба замолчали, ибо им вдруг стало ясно, что каждый из них видел Эслана и общался со львом. Потом Аравис вспомнила о перевязанной руке принца. — Какая же, бестолковая! — воскликнула девушка, хлопая себя по лбу, — Совсем забыла! Ты ведь прямо из боя! Тебя ранили? Царапина, — отмахнулся Кор, как и подобало наследному принцу, а затем расхохотался: — Если хочешь знать, это in же и раной-то назвать нельзя. Я всего-навсего содрал кожу на руке. Стоило ради этого в схватку лезть! Все равно что палец прищемил. — Ты был в бою, — повторила Аравис. — Завидую. — Все оказалось иначе, — признался Кор, — не так, как я думал. — Ша… Кор, а ты не хочешь рассказать мне свою историю? Или ты сам ее еще не знаешь? — Ну, почему же? — отозвался принц. — Давай присядем, рассказывать придется долго. Знаешь, мой отец — самое то. Окажись, что он мне не отец, я бы, верно, разревелся. С ним так здорово! Правда, он сразу начал толковать про какое-то обр… образование, но это, я думаю, мы переживем. Ладно, слушай. Мы с Корином близнецы, это я уже говорил, и родились друг за дружкой. Через недельку после нашего рождения отвезли нас к старому кентавру из Нарнии. Я не понял, он то ли пророк, то ли кто еще. Кентавры почти все такие. Да ты небось кентавров до сих пор не видела? Они сражались с нами заодно. Воины что надо, вот только рядом с ними как-то неуютно себя чувствуешь. Знаешь, Аравис, сдается мне, нам ко многому тут придется привыкать. — Угу. Ты рассказывай, не отвлекайся. — Ну вот, этот самый кентавр, когда нас к нему привезли, он поглядел на меня и сказал: «Придет день, когда этот младенец спасет Арченланд от великой опасности». Понятно, отец с матушкой обрадовались. А кое-кто, оказывается, расстроился — Бар, канцлер моего отца. Что-то он такое учинил, что-то нехорошее, я толком не понял, и отец его прогнал из замка, но позволил остаться в Арченланде. Только потом узнали, что Бар тайно прислуживал тисроку, был ташбаанским лазутчиком. В общем, едва он услыхал, что мне суждено спасти Арченланд, как тут же решил, как говорится, меня обезвредить. Он украл меня, уж не знаю как, и поскакал вдоль Петляющей Стрелы к побережью. Там его ждал корабль, готовый немедленно отплыть. Однако отец обо всем узнал — эх, пораньше бы! — и пустился в погоню. Когда он прискакал на берег моря, корабль Бара еще был виден. Тогда он приказал снарядить один из наших фрегатов и тоже вышел в море. Погоня продолжалась шесть дней, а на седьмой день корабли сошлись. Битва была знатная, с десяти утра и до заката, — так мне говорили. Воины короля захватили корабль Бара, но меня там уже не было. Сам Бар погиб в сражении, но перед смертью велел одному из своих рыцарей забрать младенца и сесть в лодку. Этой лодки никто и никогда больше не видел. Разве что Эслан — похоже, он ко всему причастен; по-моему, это он вытолкнул лодку на берег поблизости дома Аршиша. Хотел бы я знать имя того рыцаря: ведь он спас мне жизнь, а сам умер с голода. — Эслан сказал бы, что у каждого своя история, — заметила Аравис. — Точно, — со вздохом согласился Кор. — Значит, пророчество, — задумчиво проговорила Аравис. — Любопытно, когда же оно исполнится? От какой такой великой опасности ты спасешь Арченланд? — Ну… — Кор потупился. — Они уверены, что я уже это сделал. Аравис хлопнула в ладоши. — Конечно же! — воскликнула она. — Сама не догадалась, глупая! Арченланд и вправду был в великой опасности из-за Рабадаша и его двухсот копий. Они перешли реку, а ты еще не успел предупредить отца… Конечно! Как, героем себя ощущаешь? — Мне немножко страшно, — признался Кор.