— Вовсе нет, — отозвался Питер с улыбкой. — У ворот мы деревья не сажали — они сами выросли. — Ладно. Тогда скажи, с каких это пор Кэйр-Паравел стоит на острове? — Вообще-то он стоял на полуострове. А где полуостров, там и остров, верно? За столько лет могло произойти что угодно. Кто-нибудь взял да прокопал канал. — Эй, погоди! — Эдмунд прищурился. — Что значит «за столько лет»? Мы покинули Нарнию всего год назад. По-твоему выходит, что за какой-то год замок разрушился, кругом поднялся лес, а наши саженцы разрослись в громадный сад? Чушь собачья, братец! — Можно проверить, — предложила Люси. — В Кэйр-Паравеле за помостом была маленькая дверца в стене. Та, что вела в сокровищницу. Если я правильно помню, она должна быть у нас за спиной… — Думаю, мы ее не найдем, — проговорил Питер, вставая. Стена, у которой они сидели, столь густо заросла плющом, что не было видно не то что дверцы — ни единого камешка. — Скоро узнаем, — Эдмунд схватил сухую ветку и принялся колотить по стене. С глухим стуком палка ударялась о камень. И вдруг послышалось гулкое «бум!». Эдмунд от изумления чуть не выронил ветку. — Надо убрать плющ, — сказал Питер. — Может, не сейчас? — робко справилась Сьюзен, — Давайте подождем до утра. Что-то мне не хочется ночевать у открытой двери, из которой того и гляди вылезет какое-нибудь чудище. Да и сыростью наверняка потянет, и холодом… Темно-то как, посмотрите! — Нельзя быть такой трусишкой, Сьюзен, — укорила Люси. Мальчики, впрочем, не обратили на слова Сьюзен ни малейшего внимания. Им так не терпелось добраться до двери, что они принялись было отдирать плющ руками. Потом спохватились, Питер достал свой нож, и дело пошло быстрее. Крак! — нож Питера сломался. Недолго думая, Эдмунд вынул свой. Отрезанные побеги плюща складывали возле костра. Наконец дверь расчистили. — Заперта, — пробормотал Питер, дернув за ручку. — Дерево сгнило, — заметил Эдмунд, — Разломаем в два счета. Заодно дровишек прибавится. Ну, взяли! Однако древесина оказалась не слишком податливой, и когда мальчики закончили, в зале сгустился мрак, а на небе уже появились первые звезды. Люси окинула взглядом братьев, которые, стоя перед дырой в стене, стирали с рук грязь, — и виновато посмотрела на Сьюзен: мол, извини, что-то мне тоже страшновато стало. — Нужен факел, — сказал Питер. — Ну, послушайте же! — воскликнула Сьюзен. — Эдмунд, ты сам говорил… — Мало ли что я говорю, — буркнул Эдмунд, — Язык-то без костей. Ну что, Пит, вниз? — Угу. Сьюзен, — позвал Питер, — мы в Нарнии, в стране, которой когда-то правили. Хватит вести себя, как дети. И потом, ну кто заснет, когда кругом столько загадок? Попытались сделать факелы из длинных веток, но из этой затеи ничего не вышло. Стоило поднять ветку зажженным концом вверх, как она тут же гасла, а если держать ее наоборот — обжигала пальцы и дымила в глаза. Поэтому решили воспользоваться фонариком, подаренным Эдмунду на день рождения: он таскал его с собой повсюду, но батарейка еще не села, — ведь день рождения отмечали всего неделю назад. Эдмунд включил фонарик и шагнул в темноту. За ним последовали Люси и Сьюзен. Питер шел последним. — Ступеньки! — крикнул Эдмунд из темноты. — Пересчитай, — откликнулся Питер. — Одна, две, три… — начал считать Эдмунд. — Шестнадцать! — донесся его возглас чуть погодя. — Значит, мы и впрямь в Кэйр-Паравеле, — проговорила Люси. — Там было как раз шестнадцать ступенек. Сьюзен не проронила ни слова. Когда все собрались у подножия лестницы, Эдмунд медленно повел фонарем вокруг. — О! — вырвалось у всех четверых. Им хватило одного взгляда, чтобы понять: они и вправду находятся в сокровищнице Кэйр-Паравела — своего королевского замка. Прямо перед ними лежала дорожка или тропинка (вроде тех, какие бывают в оранжереях), а по обе стороны этой дорожки возвышались рыцарские доспехи — в полный рост, точно часовые, охранявшие полки с несметными сокровищами: там были ожерелья, браслеты, кольца, чаши и кубки, слоновьи бивни, броши, диадемы, золотые цепи и драгоценные камни, громоздившиеся кучами, будто картофель, — алмазы, рубины, карбункулы, изумруды, топазы, аметисты. Под полками стояли громадные дубовые сундуки, обитые железом и закрытые на огромные замки. В сокровищнице было жутко холодно и так тихо, что собственное дыхание отдавалось громом в ушах. Все покрывал толстый слой пыли; когда бы ребята не вспомнили, что здесь хранилось, они ни за что не догадались бы, что попали в королевскую сокровищницу. Внезапно им стало грустно и немножко страшно — подземелье выглядело таким потерянным, что ли, таким заброшенным… Вот почему некоторое время никто не отваживался заговорить. Наконец стряхнули с себя оцепенение и принялись расхаживать по подземелью, подбирая то одну вещицу, то другую. И каждый испытывал радость узнавания, словно встретил добрых друзей после долгой разлуки. «Посмотрите! Эти кольца мы надевали на коронацию». — «Помнишь, когда я впервые это надела?» — «Ба, а мы думали, что эта брошка потерялась!» — «Смотри, вон доспех, в котором ты сражался на турнире на Одиноких островах!» — «Это для меня выковали гномы!» — «Из этого рога мы вместе пили!» — «А помнишь?..» — «А помнишь?..» — Эй! — окликнул брата и сестер Эдмунд. — Хватит батарейку сажать! Она нам наверняка еще пригодится. Берем что нам нужно и уходим отсюда. — А что нам нужно? — спросил сам себя Питер, — Наши подарки, конечно, — он разумел те дары, которые они с Люси и Сьюзен получили на Рождество и которые ценили превыше самого королевства. (Эдмунд остался обделенным — потому что в ту пору он был не с ними, а против них. Как это случилось, вы можете узнать из другой книги.) Все согласились с Питером и направились по дорожке в глубь сокровищницы. Там на полке у дальней стены и лежали подарки. Люси схватила свой — крошечный флакончик, вырезанный из цельного алмаза и заполненный до половины магическим снадобьем, способным исцелить любую рану и прогнать любую хворь. Не говоря ни слова, она повесила флакончик себе на шею и с радостью ощутила знакомую тяжесть. Сьюзен взяла свой подарок — тугой лук и колчан из слоновой кости со множеством оперенных стрел. Прежде чем она успела что-либо сказать, Люси воскликнула: — Сьюзен! А где же рог? — Кроме лука и стрел Сьюзен подарили еще большой рог. — Не знаю, — призналась Сьюзен. — Вот беда… Помню, я взяла его на охоту в наш последний день в Нарнии, когда мы все охотились на Белого Оленя. Наверное, он потерялся, когда мы перенеслись обратно — ну, в Англию. Эдмунд присвистнул. Потеря и в самом деле была невосполнима: в этот рог трубили, призывая подмогу, и не было случая, чтобы подмога не подоспела вовремя. — Жаль, — проговорил мальчик. — Эта штуковина нам пригодилась бы. — Что поделаешь? — откликнулась Сьюзен, — Хорошо хоть, лук при мне. — Тетива в порядке, Сью? — спросил Питер. Как ни удивительно, тетива ничуть не пострадала от времени (должно быть, ее защищала некая магия). Надо сказать, лук находился в надежных руках — Сьюзен сызмальства отлично стреляла (а еще — плавала как рыба). Девочка согнула луг и натянула тетиву, а потом резко отпустила. Тетива тренькнула, по подземелью разбежалось эхо. И этот звук мгновенно напомнил обо всем, что ныне осталось в прошлом, — о сражениях, об охотах и о пирах. Сьюзен закинула лук за спину и повесила колчан на плечо. Последним свой подарок взял Питер. Ему принадлежал щит с изображением большого красного льва и длинный меч в ножнах. Стряхнув с оружия пыль, Питер надел щит на руку, потом застегнул на талии пояс — и обнажил меч, проверяя, не заржавел ли тот и легко ли выходит из ножен. К счастью, опасения оказались напрасными — меч ослепительно сверкнул в свете фонаря. — Мой Риндон, — проговорил Питер, — мой верный клинок! Им я сразил гнусного оборотня! — В его голосе вдруг зазвучали иные нотки: он на глазах становился самим собой — верховным королем Питером. Внезапно все вспомнили просьбу Эдмунда поберечь батарейку и двинулись обратно. Поднялись по ступенькам, подбросили в костер хвороста и легли поближе друг к другу, чтобы не замерзнуть. Конечно, земля — не то что привычная постель, но вскоре все четверо крепко заснули. Глава 3 Гном Когда спишь на свежем воздухе, просыпаешься ужасно рано. А проснувшись, волей-неволей сразу вскакиваешь: ведь земля — не перина, на ней не понежишься. Вдобавок на завтрак — ничего, кроме яблок, да и на ужин накануне вечером тоже были только яблоки. Так что восторгов Люси по поводу чудесного утра никто не разделял. Сьюзен и Питер промолчали, а Эдмунд буркнул: «Надо поскорее сматываться отсюда». Умывшись водой из колодца и утолив жажду, отправились на берег и стали прикидывать, как бы покинуть остров. — Придется плыть, — заявил Эдмунд. — Сью, конечно, доплывет, — отозвался Питер (в школе Сьюзен не раз получала призы на соревнованиях по плаванию), — а вот как насчет остальных? — Под «остальными» он разумел прежде всего Эдмунда, который не мог даже проплыть от стенки до стенки в школьном бассейне, и Люси, которая и вовсе не умела плавать. — И потом, — вступила в разговор Сьюзен, — вдруг тут полным-полно водоворотов? Мы же не знаем… Как говорит папа: «Не зная броду, не суйся в воду». — Питер, послушай, — возбужденно заговорила Люси. — Дома я и вправду плавать не умела. Но в Нарнии мы же плавали, все вместе, помнишь? И не только плавали, но и верхом ездили, и все такое. Может быть… — Мы были взрослыми, — напомнил Питер. — Мы правили долгие годы, за которые много чему научились. А теперь мы снова дети… — Ой! — воскликнул Эдмунд. — Я понял! — Что понял? — переспросил Питер. — Все! — гордо заявил Эдмунд. — Вчера вечером мы все гадали, как такое могло случиться, что мы повзрослели всего на год, а Кэйр-Паравел выглядит так, будто разрушился сотни лет назад. Кажется, я догадываюсь. Помните, когда мы вернулись из Нарнии, мы еще удивлялись, что дома и пяти минут не прошло? — Помним, — подтвердила Сьюзен, — По-моему, я улавливаю, к чему ты клонишь. — Короче говоря, — продолжал Эдмунд, — наше время не совпадает с нарнианским. У нас прошел всего год, а в Нарнии минули сотни лет. Вот где собака зарыта! — Клянусь Юпитером, ты прав, Эд! — вскричал Питер. — Молодец! Значит, мы и впрямь жили в Кэйр-Паравеле сотни лет назад. И теперь мы в Нарнии все равно что крестоносцы, или саксы, или бретонцы в современной Англии! — Как нам обрадуются… — начала было Люси, но вынуждена была замолчать, потому что в этот миг все вдруг зашипели, призывая друг друга к молчанию. Из-за лесистого мыска на противоположном берегу (ребята были уверены, что за этим мысом находится устье реки) — показалась лодка. Обогнув мыс, она повернула и двинулась к острову. В лодке сидели двое, бородатые, оба в шлемах и кольчугах — должно быть, солдаты. Один греб, второй, сидевший на корме, держал какой-то узелок, извивавшийся, будто живой. Ребята поспешили укрыться в лесу, затаились и стали ждать, что будет дальше. — Хватит, — крикнул солдат на корме, когда лодка приблизилась к острову. — Может, камень ему к ногам привязать? — спросил второй. — Обойдется! — прорычал первый. — Да и где ты возьмешь камень — кругом вода. Раньше надо было думать. Ничего, и так утонет, коли мы его как следует свяжем. — Он встал и поднял узелок. На самом деле то был никакой не узелок, а самый настоящий гном, крепко связанный и отчаянно пытавшийся вырваться. Над ухом Питера тренькнула тетива. Солдат выронил гнома, всплеснул руками — и рухнул за борт. Пущенная Сьюзен стрела угодила ему в шлем. Вот он вынырнул, побарахтался немного и поплыл к дальнему берегу. Питер повернулся к сестре: Сьюзен, бледная как мел, накладывала на тетиву вторую стрелу. Впрочем, еще одного выстрела не понадобилось. Когда его товарищ упал за борт, первый солдат вскочил с громким криком и сам прыгнул в воду, добрался до берега (судя по всему, там была отмель), припустил без оглядки и скрылся за деревьями. — Скорее, а то ее унесет течением! — Питер и Сьюзен, не раздеваясь, бросились в воду. Прежде чем вода дошла им до плеч, они уже добрались до лодки и потянули ее к берегу. Гнома положили на песок. Эдмунд принялся разрезать веревки своим ножом. (Конечно, меч Питера был куда острее, но мечом веревки резать неудобно — слишком уж он длинный.) Наконец перерезали последнюю веревку. Гном сел, потер запястья, огляделся и воскликнул: