– Дай посмотрю! По счастливой случайности кто-то из девчонок находит булавку и протягивает мне. Мы гурьбой собираемся вокруг Юли и пытаемся починить молнию на юбке. Взволнованно шушукаемся и смеемся. – Аля, а шпилька есть? Запасная… Пучок разваливается. – У меня есть! – Девочки, помогите! По очереди я помогаю каждой девчонке, которая обращается ко мне. Где помаду поправить, где прическу… Периодически все-таки не могу сдержаться и скашиваю глаза в сторону Макара. Теперь Бойко тоже периодически кидает на меня задумчивый взгляд. Один раз я не сдерживаюсь и улыбаюсь ему, и Макар растерянно улыбается уголком рта мне в ответ. Первое и второе действия мы отрабатываем как на духу. Когда я нахожусь на сцене рядом с Макаром, то не чувствую от него былой обиды, что немного обескураживает. Со своей ролью я пока справляюсь отлично и, в очередной раз убежав за кулисы, с облегчением выдыхаю. Слышу, как на сцене путается в словах Дымарский. Запинается и блеет что-то невразумительное, а из зала доносятся несмелые смешки. Да, за несколько месяцев Олег успел завоевать авторитет среди старшеклассников, но с драмкружком у него явно не сложилось. Кто-то из зрителей не хочет обижать Олега, а кто-то откровенно ржет. Уже ясно, что сцена – не для него. Хотя и странно, конечно, что в жизни парень так ловко плетет лживые паутины, пудрит мозги и является отличным актером!.. Но на сцене все его очарование сразу теряется. Услышав из зала смешок, не могу сдержать злорадную улыбку. Может, игра в баскетбол и приносит Олегу удовольствие, но с драмкружком Дымарский просчитался. Сцена доставляет ему огромный дискомфорт. Отыграв свою роль и скрывшись за кулисами, раскрасневшийся Олег, не глядя на меня, хватает куртку и убегает. Вряд ли он вернется к концу спектакля… Мне на правах его «девушки» следовало бы броситься следом и попробовать успокоить. Но во-первых, скоро мой выход… А во-вторых, я – не его девушка. В Олеге Дымарском мне теперь отвратительно абсолютно все. И смех, который когда-то казался волнующим, и повадки, и даже «очаровательные» ямочки на щеках… Перед третьим действием, отойдя к заднику, замечаю, как в зал проникает Юдин. Хорошо, что у меня сейчас нет слов, иначе бы я обязательно сбилась… Наблюдаю, как Глеб отыскивает взглядом темную макушку Таси и пробирается к Козырь. Позади подруги как раз пустует место… Я стараюсь не улыбаться. Кажется, Глеб в этот момент смотрит на меня. Внезапно парень прикладывает палец к губам, и я еле заметно киваю. Сердце взволнованно стучит… Если ребята поговорят по душам, я буду на седьмом небе от счастья. Независимо от того, как пройдет их разговор. Главное – начать его и открыться друг другу. Наконец моя реплика. Я делаю шаг вперед и произношу речь. Затем, от волнения позабыв обо всем, скрываюсь за кулисами. Когда перед импровизированным звонком на антракт снова выглядываю в зал, оба кресла в предпоследнем и последнем рядах пустуют. И теперь я уже не могу сдержать широкую улыбку. «Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму…» Произнеся одну из последних реплик, крепко хватаюсь за плечи Макара и не хочу отпускать его никогда и никуда. А во время нашего постановочного поцелуя на сцене, когда парень лишь едва касается губами моих губ, сердце колотится с такой страшной силой, что кажется, в зале дребезжат окна… Хотя скорее всего, это снова от волнения звенит у меня в ушах. Когда Яков Ефимович произносит последние слова: «Не остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто чудо!», кулисы потихоньку закрываются, и мы слышим бурные овации. Продолжаем стоять с Макаром в обнимку… Я боюсь, что он выпустит меня из объятий, но Бойко продолжает крепко держать за плечо, а я держу его за талию. Я жмусь все ближе и чувствую, как громко и отчаянно стучит сердце Макара. Ребята и Яков Ефимович с восторженными счастливыми улыбками смотрят друг на друга. Спектакль прошел отлично. Без сучка и задоринки, если не считать Дымарского, забывшего слова. Зиновий снова открывает кулисы, и многие делают шаг вперед для поклона, а мы с Бойко стоим, словно приклеившись, не смея посмотреть друг на друга. Когда кулисы закрываются во второй раз, ребята оживленно обсуждают, куда теперь можно завалиться после спектакля, чтобы отметить премьеру. Уговаривают худрука отправиться вместе со всеми. На удивление, нас никто не трогает и ни о чем не спрашивает… Только напоследок, покидая сцену, Стас громко спрашивает у Бойко: – Макар, вы к нам присоединитесь? – Да, чуть позже, – откликается он, и я чувствую, как взволнованно и хрипло звучит его голос. Наконец мы остаемся одни. В зале еще слышно оживление. Зрители потихоньку покидают актовый зал. Я поднимаю голову и смотрю в глаза Макару. Бойко в ответ глядит на меня. На сцене уже погасили основной свет, и мы стоим впотьмах за огромными плотными портьерами. Стоим, обнявшись, с самого спектакля, и смотрим друг на друга. Мне так многое хочется сказать Макару… Про свои сильные чувства, про долгую «слепоту», про главную ошибку – Олега… Ведь Бойко ничего не знает. Он злится на меня, он обижен. И почему вдруг так просто снова меня обнимает – и вид у него такой, будто вот-вот хочет сообщить мне что-то хорошее. Но мы оба не говорим ни слова, изводя друг друга молчанием. В зале становится еще тише, потихоньку гаснут и остальные лампы. Мое сердце вновь колотится как сумасшедшее. Мы с Макаром еще несколько секунд стоим, а затем, не сговариваясь, тянемся друг к другу и начинаем целоваться. Теперь все по-настоящему. Гула в ушах больше нет, но сердце продолжает дико толкаться в груди. А когда между поцелуями я слышу в ухо горячий шепот – признание в любви, меня и вовсе захлестывает волна огромного, вселенского счастья. Я не раз слышала признания от Макара, но они были дурашливыми и какими-то издевательскими. А сейчас… Сейчас… Поначалу я не нахожу слов, лишь крепче обнимаю Бойко, но затем все-таки шепчу в ответ: – И я… я люблю. Представляешь, люблю! Люблю, Макар. Люблю. Мне хочется плакать и счастливо смеяться одновременно. Ведь я не могу поверить, что бывает вот так: отчаянно и неожиданно… Как вспышка, которая ослепила все вокруг. И никуда от нее не скрыться. – Знаю. – Макар внезапно отстраняется и серьезно смотрит мне в глаза. – Я понял, что ты меня любишь, раньше, чем ты поняла это сама… – Бойко, ты опять выпендриваешься? – тихо смеюсь я и тянусь за поцелуем. Но Макар продолжает: – Брось, я ведь видел, как тебе небезразличны наши кошки-мышки… Именно поэтому не отступал. Несколько секунд я задумчиво молчу. В какой момент Макар захотел меня отпустить? Лишь когда решил, что я всерьез влюбилась в другого парня? Но это неправда! Та симпатия оказалась обманом… Бойко продолжает смотреть на меня с непонятной тревогой. Тогда я широко улыбаюсь и признаюсь: – Я больше не хочу убегать, Макар. Ты меня поймал. Сначала мы целуемся за кулисами, а потом в зале, усевшись вдвоем на одно из кресел. И хотя свет давно погасили, вокруг тускло переливаются новогодние гирлянды на высоких окнах. И я, сидя у Бойко на коленях в ворохе тюля многочисленных подъюбников, так счастлива, будто уже получила подарок на Новый год. Просила у Деда Мороза одно, а он неожиданно принес мне другое – в миллиарды раз круче. Главный подарок всей моей жизни. – А можно набить морду твоему любимчику Дымарскому? – неожиданно спрашивает Макар, оторвавшись от моих губ. – Он не мой любимчик! И откуда ты все знаешь?.. – удивленно распахиваю я глаза. – Тася сказала, – признается Бойко. И мне вдруг становится очень смешно. Вспоминаю Юдина в свободном кресле последнего ряда… Мы с Козырь даже за спиной друг друга действуем одинаково. – Ну этого Олега к черту! Все потом. Я крепко обнимаю Макара за шею и снова касаюсь губами его губ. – Мне кажется, я сегодня умру от счастья, – шепчу между нашими поцелуями. – Не умирай, пожалуйста. Только не сегодня, Алечка, – в своей дурашливой манере притворно ужасается Бойко. – Можешь называть меня Макаром, – смеюсь я и склоняю голову для очередного поцелуя. Глава 13 Тася – Ты куда меня тащишь? – спрашиваю я, едва успевая за широкими шагами Глеба, который идет впереди и крепко сжимает мою руку. – Эй! Что случилось?! Но Юдин молчит и даже не оборачивается, петляя со мной на буксире по школьным коридорам. Я вообще-то собиралась досмотреть спектакль до конца. Не скажу, что мне было очень интересно, но Аля сегодня явно в ударе, и я ею бесконечно горжусь. А как они с Макаром смотрятся на сцене вместе… Такие лапочки. Надеюсь, Бойко меня хорошо понял. Возможно, постановочный финальный поцелуй превратится в настоящий, а я теперь могу это пропустить, потому что у Глеба поехала крыша. Да что с ним такое? Я ведь ничего не сделала. Даже Ирочку его на фиг не послала, когда она сегодня задела меня плечом в гардеробе. А ведь хотелось… Добираемся до спортивного зала, Глеб резко толкает дверь, продолжая тащить меня следом, а после открывает еще одну – в каморку, где хранится инвентарь. В нос ударяет запах моющих средств, и мы заходим внутрь. Глеб захлопывает дверцу и припечатывает меня к стене. Упираюсь лопатками в холодную поверхность, колени дрожат. Свет из маленького окошка под потолком освещает комнатушку, и я вижу перед собой серьезные карие глаза, заглядывающие прямиком в душу. Сердце яростно клокочет в груди, резкий выдох срывается с приоткрытых губ, когда Глеб подходит ближе и упирается ладонью в стену рядом с моим виском. Он меня пугает. – Ты любишь меня? – глухо спрашивает Глеб, не отпуская мой взгляд. – Что? – с ужасом переспрашиваю я, вжимая голову в плечи. – Любишь или нет? – Глеб, что с тобой? – Понятно, – недовольно выпаливает он, отталкиваясь от стены, и делает шаг назад. – Я так и думал… Понимаю, что Глеб собирается уйти. Тело реагирует быстрее, чем мозг. Хватаю его за руку, задерживая дыхание. Всего три слова. Три правдивых слова, но меня душит ком в горле, и не получается издать ни звука. Глеб медленно поворачивает голову. Грудь сдавливает железная призрачная клешня, а пальцы слабеют. Что изменится, если я признаюсь? Зачем ему это? Хочет посмеяться надо мной? Хочет отомстить? Выпускаю его ладонь, глаза жгут подступающие слезы. – И на что я рассчитывал? – ядовито ухмыляется Глеб. – Чего еще от тебя можно было ожидать, Козырь? Хватит… Он поворачивается ко мне спиной и касается дверной ручки. Если Юдин сейчас уйдет, то точно уже навсегда. Осознание неизбежного крушит преграды, гордость прячется в тень. Неужели я готова так все оставить? Даже не попытаться? Поднимаю руки, с силой хлопаю Юдина по плечам и кричу: – Да! Я люблю тебя! Понятно?! Люблю! Можешь ржать надо мной сколько хочешь! Можешь гордиться собой! Но я люблю, дурацкий ты Хлебка! Тарабаню по его спине, выплескивая эмоции. Повторяю одно только слово, что меняет интонационные окраски, но не меняет суть: – Люблю. – Люблю! – Люблю… Силы быстро кончаются, опускаю голову и упираюсь лбом между лопаток Глеба, продолжая шептать чертово признание, которое разрывает душу на части. Юдин оборачивается, а я не решаюсь поднять на него взгляд. Не могу поверить, что все-таки призналась ему. И что теперь? Юдин внезапно обхватывает меня и прижимает к себе, крепко обнимая и касаясь щекой моей макушки. – И я люблю тебя, мой маленький монстр, – тихо произносит он. – И спасибо за массаж. Запрокидываю голову, не веря собственным ушам: – Ты? Любишь меня? – Конечно, – ярко и открыто улыбается Глеб. – Уже давно. Сам даже не помню сколько лет и когда это началось, но да. Я люблю тебя, Тась. Очень. – Тогда на фиг так пугать?! – завожусь я, вспоминая, где мы находимся и как сюда попали. – Потому что мы бы поседели и успели завести детей и даже внуков, пока ты сама решилась бы это мне сказать, – смеется Глеб, а мне жуть как хочется еще разок треснуть его. Но я обнимаю его за шею и тяну вниз. Прижимаюсь губами к его губам в горячем яростном поцелуе. А Глебка только рад. Вот ведь жук. Он проводит ладонями вверх по моей спине и забирает контроль над ситуацией. Теперь все по-другому. Нет горечи обиды, нет злости и паники. Только чувства и нежность. Будто мы знакомимся заново и опять привыкаем друг к другу. Будто возвращаемся домой после долгого отсутствия и дышим воздухом из детства. И это головокружительный полет над прошлым прямо к светлому будущему. Сладкие шоколадные батончики, звонкий смех, бормотание телевизора, на экране которого бегают Том и Джерри. Горячие смелые губы, нежный шепот, цитрусовый аромат парфюма.