Вот что я скажу вам о занятии любовью с Мэгги. Когда я наконец приезжаю в офис, то вижу на почте кучу электронных сообщений, обычные письма тоже возвышаются горой, и я представляю, как мне придется звать людей на помощь, чтобы это разгрести. Не успел я поднять письма с пола, как зазвонил телефон. Парнишка, которому лет двадцать пять – двадцать семь, говорит: – Привет. Меня зовут Тедди Броуди. Я слышал от своего друга, что вы кое-кого ищете. Судя по описанию, кого-то похожего на меня. Я учился в Йельской драматической школе и киношколе Калифорнийского университета. И в настоящее время я занимаюсь разработкой и исследованиями для Джона Линкольна Бигла. – Да, Тедди, – говорю я. – Я был бы рад с тобой увидеться. Глава тридцать восьмая Особенность идеи Этуотера заключалась в том, что в один момент она казалась убедительной, а в другой – абсурдной. В ней чувствовалась двойственность распутного любовника, с которым ты просто не представляешь серьезных отношений, но поддаешься его чарам всякий раз, когда он появляется рядом. Пока президент был вдали от записки, то ожидал, что она вскоре исчезнет. Он был удивлен, что эта идея пережила его первую встречу с Кравицем. Теперь, заказав у кинорежиссера полномасштабное представление того, какой должна быть война, он понял, что это то же самое, что нарядить шлюху на бал: подчеркнуть ее непристойность, сделать невыносимо очевидной ее безвкусицу и меркантильность. Джеймс Эддисон Бейкер III был против. Даже несмотря на то что это он довел идею до президента. Уже этого должно было хватить, чтобы Буш насторожился. Бейкер обладал особым умением, настоящим талантом дистанцироваться от катастрофы. Отношение Буша к «младшему брату» Бейкеру было следующим: «Почему Джимми всегда прав?»[104][«Tайм», 13 февраля 1989 г.] Бейкер был для него больше, чем просто товарищем по пижамной вечеринке на AF1. Президент высоко ценил Бейкера, поэтому считал, что, если он просто объявит, что поручил проблему Бейкеру[105][Позже, когда у Буша возникли проблемы с переизбранием, он объявил о приезде Бейкера, как будто одно его присутствие сразу же изменило бы ситуацию. Поскольку экономика, которой он руководил в течение четырех лет, была его главной слабостью, на вторых президентских дебатах Буш объявил, что в случае переизбрания он поставит Джеймса Бейкера во главе экономики. Он, очевидно, ожидал, что вся Америка скажет: «Ну, тогда все будет в порядке». Прав ли Буш насчет Бейкера? Знакомство со статьями о Джеймсе Эддисоне Бейкере III убедит вас либо в том, что он был единственным человеком в Вашингтоне, действительно способным на настоящие свершения, либо лучшим пиарщиком в городе пиарщиков. Бейкер начал свою политическую карьеру, работая в сенатской кампании Буша. Которую он проиграл. В 75-м году Буш убедил Форда назначить Бейкера заместителем министра торговли. Он возглавил кампанию по переизбранию президента Форда и вывел действующего президента «на волосок от победы над Джимми Картером» [ «Tайм», 13 февраля 1989 г.]. Он руководил первой республиканской кампанией Буша в 1980 году. Он убедил Буша снять свою кандидатуру – хотя у Буша оставались по крайней мере статистические шансы на победу. Рейган наградил Буша вице-президентством, а Бейкера – должностью начальника штабов. Позже Бейкер поменялся местами с Доном Риганом и стал министром финансов. На этом посту его главным достижением стала девальвация доллара. Это произошло благодаря его инициативности и политической смекалке. Предполагалось, что это сделает Америку более конкурентоспособной и сократит торговый дефицит. Естественно, этого не произошло. Бейкер оправдывается тем, что без девальвации ситуация была бы еще хуже. Критику этой политики можно найти, в частности, в книге Дэниела Бурштейна «Иена! Новая финансовая империя Японии и ее угроза Америке». В ней утверждается, что сама по себе резкая девальвация, без подготовки американского бизнеса к тому, чтобы воспользоваться изменениями и переориентироваться на экспорт, стала невероятным подарком японцам. Их деньги буквально удвоились в цене. Это сделало их вдвое богаче, чем они были накануне. Но японцы стали покупать больше американских товаров – они стали покупать больше Америки: недвижимость, предприятия, финансовые учреждения и Гавайи. В итоге: Буш проиграл, Форд проиграл, экономика Соединенных Штатов проиграла. Бейкер получил 0 из 4. Результат: репутация Бейкера как человека, который всегда прав и добивается результата, только выросла. Бейкер руководил президентской кампанией Буша в 1988 году. За исключением, конечно, выбора Дэна Куэйла, который стал широко известен как решение, которое Буш принял без Бейкера, и негативной рекламы, которую приписывают Этуотеру и Эйлсу. Наконец-то Бейкер одержал победу. Если бы в мире существовала справедливость, это бы испортило его репутацию. Но справедливости не существует, и этого не произошло. Он стал государственным секретарем и занимал эту должность в эпоху, когда Восточная Европа вырвалась из советского блока, Горбачев поднялся и пал, в самой России закончилось коммунистическое правление, произошел переворот и контрпереворот, и даже в Китае возникло демократическое движение, пускай оно было жестоко подавлено правительством. Соединенные Штаты, казалось, не имели никакой определенной политики в отношении этих различных событий. Если верить в то, что почти любое действие ухудшает ситуацию и никакая позиция не является лучшей, – эта философия иногда оказывается верной, – Бейкер должен был только укрепиться в своем авторитете. Так и вышло. Иллюзия опять одержала триумф, или я что-то упускаю?], весь мир выдохнет с облегчением. Бейкер в сдержанной форме заявил о своей позиции, но пока не начал атаку. Он даже больше, чем президент, верил, что эта заурядная идея не была Галатеей, и ни Кравиц, ни Бигл не были Пигмалионами, способными вдохнуть в нее в жизнь. Бейкер родился богатым, и его с детства учили, что нельзя растрачивать капитал – финансовый или личный, – сражаясь в ненужных битвах. Но даже Бейкеру приходилось быть осторожным в противостоянии с Буши, который, приняв решение, был склонен сокрушать своих оппонентов язвительной репликой: «Если ты такой умный, то почему президент – я?» Кравиц и Бигл не чувствовали никакой двусмысленности. Они хотели, чтобы идея взлетела. Бигл руководствовался мотивами художника, который хочет видеть свою работу реализованной, независимо от того, сколько денег и времени это будет ему стоить. Кравиц был рад заключить самую крупную сделку в истории кино. Возможно, вообще во всей истории. Однако им двигала непреодолимая жажда не только славы, но и власти и богатства. Бигл знал, что он может блестяще срежиссировать войну. Великим режиссера отчасти делает способность потратить десять, двадцать или шестьдесят миллионов чужих долларов, чтобы просто рассказать историю – о человеке, который изменяет жене, который одевается как летучая мышь, который учит произношению, который возит старушку. Но надо было уметь правильно подать идею. Он высидел множество презентаций в обеих ролях. Он знал, что для успеха не важны детали и неудачи. Детали всегда можно изменить, исправить, солгать. Дело было не в «сделке». Дело было даже не в концепции, хотя многие ошибочно считали, что она важнее всего. Даже те, кого цепляла презентация, часто думали, что им понравилась именно концепция. Но чтобы правильно подать идею, нужно было быть похожим на Люка Скайуокера, бомбящего Звезду Смерти. Нужно отбиваться от врагов и стремительно мчаться по узким и извилистым путям, чтобы найти тот единственный маршрут к незащищенному отверстию и сбросить бомбу прямо слушателям в мозг. Кравиц согласился. Он был уверен, что Бигл проделал хорошую работу. Пусть она была еще только на стадии синопсиса, но все же он разработал отличную войну – идеальную войну, полностью отвечающую современным вкусам и ожиданиям зрителей. Она даже выдержит так называемый анализ реальными боевыми полковниками. Кравиц считал, что у них есть все остальное: безопасность, деньги, пресса. Но люди делают что-то не потому, что им нравятся аргументы «за». Просто аргументы «за» соответствуют тому, что они хотят сделать. Когда Бигл обрисовал свою войну, Кравиц пообщался с президентом. Президенту Соединенных Штатов удивительно трудно делать что-либо в частном порядке, не говоря уже о том, чтобы действовать втайне. Расписание, протокол, толпа придворных и свиты, дворцовая стража, охраняющая каждый его шаг, их оборудование и его оборудование – так же тщательно продуманы и неизбежны, как излишества Короля-Солнца и строгие вычурности императорского двора династии Мин[106][Ричард Бен Крамер в книге «Как попасть в Белый дом» замечательно описал Джорджа Буша, когда он был еще даже не президентом, а всего лишь вице-президентом: «Дело в том, что ничего не могло произойти просто так. Джордж Буш не мог просто прилететь, поймать такси до бейсбольного стадиона, купить билет и выпить пива по пути к своему сиденью… За несколько недель до поездки директор по продвижению в офисе вице-президента (OVP) должен был сказать охране Белого дома (WHMO), что нужно продолжить маршрут для самолета Air Force One и резервного самолета Air Force Two. Для этого нужно было скоординироваться с авиабазой “Эндрюс” для проведения специальной воздушной миссии (SAM)… Поездка была в Хьюстон… поэтому ВВС не пришлось организовывать авиаперевозку его машин. Секретная служба держала вице-президентский лимузин, черный бронированный “Кадиллак” с незаметной пломбой на двери, на охраняемой 24 часа в сутки парковке в подвале Хьюстонского гражданского центра…Агентство связи Белого дома (WHCA, произносится как “Вока”) уже подключило отель “Хьюстониан” к защищенной телефонной линии, ведущей в Белый дом, которая не прослушивалась по спутниковой связи. Тем не менее нужно было подключить и стадион “Астродом”, а это означало необходимость в транспортном самолете ВВС для доставки нового оборудования связи и дополнительных материалов Секретной службы. Это, в свою очередь, потребует оповещения CVAM в Пентагоне…который отдаст поручение командованию военно-воздушных перевозок… …местный офис Секретной службы начал осматривать “Астродом”, выбирая помещения, безопасные коридоры, точки перехвата, командные пункты и пути для… VPPD, Секретной службы, охраны вице-президента… Через десять дней на место действия прибыла бы собственная передовая группа». И так далее. Включая 90 человек дополнительной охраны в «Астродоме», плюс спецназ полиции Хьюстона и ФБР для проверки известных психов, отряд мотоциклистов для кортежа, перекрытие дорог, чтобы ему не пришлось останавливаться…Это жизнь в пузыре.]. Если раньше придворные сплетни передавались из уст в уста, то теперь это делается с помощью микроволновой передачи и спутника. Весь мир может узнать, что Его Президентское Величество ел на завтрак, с кем он говорил, на какую тему и как долго. Новости создаются не только о работе его кишечника, но и о самом его кишечнике. Конечно, официальные стенограммы и ежедневные сводки могут не отражать того, что было сказано на самом деле. В этом и заключается суть президентского обмана: как и тайное письмо, его действия должны быть скрыты от посторонних глаз. Невозможно было сделать вид, что президент не встречался с Дэвидом Кравицем и Джоном Линкольном Биглом. Хитрость заключалась в том, чтобы придать их встрече непринужденный и неважный вид, но при этом уделить достаточно времени и пространства для разговора и размышлений. Местом встречи был выбран дом Боба Хоупа в Палм-Спрингс. Сама поездка была выдана за партию в гольф. Но Кравиц еще не нашел тот космический маршрут в мозг Джорджа Буша, верный путь к заключению сделки. Он обратился к Сунь-Цзы. Иногда его афоризмы были прожекторами, освещавшими поле боя, иногда – криптограммами в охоте за сокровищами. Все еще сомневаясь, Кравиц прихватил на встречу миниатюрное издание «Искусства войны» размером 5х7,5 см[107][Сделать миниатюрное издание несложно. Прямой перевод – это всего лишь 18 обычных страниц размером А4, примерно 9 000–10 000 слов. Усердная работа и воображение требуются для того, чтобы набить его достаточным количеством материала и сделать его похожим на книгу нормального размера с нормальной для книги ценой.]. Это был талисман, волшебные слова которого должны были впитаться в него с воздухом. Буш пришел после игры в гольф счастливым. Он любил игры и пребывание на свежем воздухе. Это было на руку Кравицу и Биглу. Но время еще не пришло. Президенту было слишком рано принимать «Хальцион». Это усложняло ситуацию. Появился Бейкер, холодный как лед. Кравицу хватило одного взгляда, чтобы понять: Бейкер настроен отрицательно. Именно это и было нужно Кравицу – кто-то, с кем можно поспорить, кого можно победить. Врага без формы невозможно победить[108][«Искусство войны» выражает эту мысль наоборот: «Высшая позиционная стратегия – это отсутствие видимой позиции. Без позиции даже самая глубокая разведка не в состоянии шпионить; а те, кто умен, не в состоянии планировать».]. Но если враг занимает позицию, мы можем разрабатывать стратегию. Какой будет атака Бейкера? Очевидная? Он назовет их с Биглом голливудскими пустышками. Фривольными киношниками, которым нельзя доверять государственные дела? Им нельзя доверять реальность? Кравиц улыбнулся. Он вспомнил свою любимую цитату из Сунь-Цзы: «Война есть не что иное, как ложь». Сможет ли он противостоять возражениям Бейкера? Только глупый человек вступает в спор. Умный маневрирует так, чтобы в стычке не было необходимости. Представьте себе, что вы прыгаете вверх и вниз со словами: «Мы серьезные люди, отнеситесь к нам серьезно». Отмахиваться от такого обвинения – значит подтвердить его. Остаться беззащитными. Пусть Бейкер нападет и осознает, что ответного удара не будет. Наконец ему пришла в голову строчка из Сунь-Цзы, которая описывала эту ситуацию. Как только он понял, ему все стало до комичного очевидным. Он заслуживал пощечины от мастера дзен, ведь это было самое первое предложение книги: «Военные дела имеют величайшее значение для страны, ибо от них зависит жизнь или смерть, выживание или уничтожение». – Господин президент, – сказал Дэвид Кравиц, – в войне закалялись великие лидеры Америки: Дуайт Эйзенхауэр, Гарри Трумэн, Джек Кеннеди и вы, сэр. В победоносной войне. Но теперь у нас есть проблема. Где нам брать завтрашних лидеров? «Смотрите, мистер Бейкер, – сказал про себя Кравиц, – я занимаю высокую позицию». – Из поколения Вьетнама? Я не хочу говорить ничего плохого о ребятах, которые там воевали, были ранены и погибли за нас. Поверьте, я чту их память. Но что они испытали? Поражение. Они испытали поражение. Это доводит разум до ужасного состояния. Что они скажут, когда возникнет конфронтация? Они скажут: вспомните Вьетнам. Мы не можем идти на войну. Мы проиграем. Нам лучше отступить. Они так и говорят. Сукины дети из Конгресса говорили вам это по поводу Гренады, Панамы, Ливии, Ливана. Хор неудачников. Мы не хотим, чтобы это превратилось в еще один Вьетнам. Я бы никогда не сказал, что эти люди – трусы по своей природе. Они реагируют на события, исходя из собственного опыта… – Ну, я не соглашусь, – сказал Бейкер, – на тот счет, что у Америки закончились лидеры. «Ох, мистер Бейкер, – подумал Кравиц, – я только что вложил деньги в холмы вокруг ваших флангов, а вы даже не знали, что они там есть». Он сказал, обращаясь к ним обоим: – Вы ведь из Техаса. Если бы вашего сына сбросила лошадь, что бы вы ему велели делать? Вы бы сказали ему полезать обратно. А если бы он ответил: «Нет, папа, не надо мне кататься на лошади, я лучше буду танцевать балет»? Вы бы сделали все, чтобы этот мальчик снова сел на лошадь. Я уверен в этом. Вы нужны Америке, господин президент. Вы нужны Америке, чтобы помочь ей снова сесть на лошадь. Чтобы снова влезть в седло и поскакать во весь опор. Не слишком ли он заврался? Нет, тут завраться было попросту невозможно. «Мистер Бейкер, – подумал Кравиц, – вот оно. Я покажу вам, где я установил свою артиллерию». – Я читал записку Ли, мы все ее читали. Я хочу сказать вам кое-что: я ничего из этого не стал бы делать ради выборов. Точка. Я не стал бы рисковать ни одним американским мальчишкой, сражающимся на чужом берегу, ради чьих-либо перевыборов. И я уверен, господин президент, что и вы бы не стали. Я знаю ваш послужной список, вы были там, вы все понимаете и вы – честный человек. «Елки-палки, этот еврейский ублюдок взялся давить на жалость», – подумал Бейкер[109][Мог ли Бейкер так подумать? Говорил ли Бейкер: «К черту евреев. Они не голосовали за нас»? New Republic сообщает, что да, хотя его пресс-секретарь Маргарет Татвилер отрицает это.]. – Но дело не в этом, – сказал Кравиц. Если он и прочитал мысли Бейкера, то, похоже, не возражал. – Америке нужна война, чтобы помнить, что такое победа. Следующее поколение лидеров должно пройти испытание в бою, победить и идти дальше с уверенностью и гордостью. Если вы сядете за покерный стол, и все игроки в покер поймут, что вы боитесь идти до конца, они будут выбивать из вас банк за банком и разденут вас до трусов. Люди, которые противостояли Советскому Союзу – самой опасной военной державе, которую когда-либо знал мир, ядерной державе, – были людьми, победившими в войне. Что произойдет, если после вас мы получим еще одного Джимми Картера? Это будет Америка, которая уступает всем и каждому – Аятолле, южноамериканским наркоторговцам и гангстерам, Каддафи. Господин президент, меня пугает то, что в поколении после вас мы увидим возвращение «умиротворения». Вы должны спасти нас, господин президент. – Изворотливее, чем оленьи кишки на дверной ручке, – сказал Бейкер. Ему нравилось время от времени говорить по-техасски – словно так он становился ближе к народу. Но на самом деле его слова звучали уважительно. Он знал – если только Кравиц и Бигл безнадежно не испортят остальную часть презентации – что это предложение перестало быть столь саморазрушительным. Записка Ли Этуотера в очередной раз отстояла свое право на жизнь. Был ли на самом деле этот блестящий политический ход более важным, чем казалось, или это лишь наполеоновские бредни? Глава тридцать девятая Пришло время сюжета. Кравиц передал слово Биглу, который изложил историю очень просто, как будто сидел в ресторане «Спаго» с каким-нибудь продюсером, который шатался между четырех углов продюсерской жизни: Валиум, кокаин, неослабевающая уверенность в том, что он потеряет работу, если не примет решение в ближайшее время, и ноющее чувство, что любое решение, которое он примет, будет стоить ему работы. История была такова: Мы начинаем с ВТОРЖЕНИЯ. Внезапного. Неожиданного. Неспровоцированного. Танки пересекают неохраняемую границу. Этому нет оправдания ни в морали, ни в международном праве. Захватчики – грубые люди. Они совершают УБИЙСТВА, убивают женщин и детей, крадут имущество. Их лидер – это ГИТЛЕР. Новый Гитлер. В последние годы нескольких человек называли Гитлерами. Но они действовали только в своих странах. Этот парень – другой, он стремится завоевывать. Это вторжение – только начало. Когда-то мы бы не сразу поняли это, мы бы сказали: «А нам-то что?» Мы бы сидели и ждали, пока не разбомбят Перл-Харбор. Но не сейчас. Потому что у нас есть ЛИДЕР, который извлек уроки из истории. Если бы мы остановили Гитлера в Чехословакии, а Японию в Маньчжурии, мировой войны бы не было. Так что не в этот раз, приятель. В этот раз НЕ БУДЕТ НИКАКОГО УМИРОТВОРЕНИЯ. Мы собираем всех СОЮЗНИКОВ. Англия, Франция, мы и Россия снова действуем сообща. В защиту демократии, верховенства закона и целостности национальных границ. Мы поддерживаем изгнанное из захваченной страны правительство. На этот раз даже немцы и японцы на нашей стороне. И все маленькие страны. Организация Объединенных Наций. Сердце замирает при виде всех этих разных флагов, которые гордо развеваются, бросая вызов тирану. Видите ли, мир понимает, что завоеванная страна – это Аутсайдер. Не важно, насколько мы больше нового Гитлера, мы боремся за пострадавшего. Мы сражаемся за Аутсайдера. Следующая фаза РАЗОГРЕВАЕТ ПУБЛИКУ. Мы копим силы. И союзников. Послушайте меня, я считаю, что – при определенных условиях – в мире чертовски мало стран, которые будут противостоять нам дольше, чем Панама или Гренада. Я хочу, чтобы вы знали, что безопасность стоит в нашем списке очень высоко. Мы хотим, чтобы жертв было настолько мало, что их число не сравнялось бы с людьми, погибающими пьяными за рулем. Последнее, чего мы хотим – и мы этого не допустим, – это еженедельно увеличивающегося количества мешков с телами на экранах телевизоров в домах Америки. Несмотря на это, наращивая наши силы, мы ведем МЕДИАБЛИЦ о том, насколько сильны и опасны другие противники. Насколько сложна наша задача. Сколько самоотверженности и героизма потребуется, чтобы победить этого фанатичного, закаленного, хорошо вооруженного, опытного, смертельного врага. Наша модель для этой войны – СУПЕРБОУЛ. К нему очень долго готовятся. Не считая плей-оффа, подготовка длится не менее двух недель, это 2 352 часа подготовки к трехчасовой игре. И это работает. Наступает Большая Игра. МЫ ВКЛЮЧАЕМСЯ. Мы побеждаем. Ровно так же, как в трехчасовом футбольном матче. Мы возвращаемся домой. Все закончилось. Начинается ПАРАД ПОБЕДЫ[110][Кравиц был доволен тем, что план, хотя Бигл пришел к нему совсем с другой стороны, полностью соответствовал одному из важнейших предписаний Сунь-Цзы: хотя я слышал, что быстрая, пусть и неуклюжая кампания может принести свои плоды, я никогда не видел никаких преимуществ в долгой кампании. Еще не было ни одной страны, которая выиграла бы от долгой войны.]. Кравиц, чтобы перейти к следующему шагу, как бы по-настоящему спросил Бигла: – Давайте не будем увлекаться и вернемся в реальный мир. У нас получится собрать все эти элементы: Гитлера, Польшу, союзников, уверенность в победе? Бигл посмотрел президенту прямо в глаза. Он не спешил отвечать «Да!» Важно было донести до него, что это не героика, не тупое остроумие, не мысль с потолка, не «гун хо!», не пустой кураж, не бахвальство для прессы. – Определенные вещи невозможно отрицать. Соединенные Штаты могут вступить в войну без негативных политических последствий. Это факт. Мы можем вести войну практически без американских потерь. Это тоже факт. Так что на самом деле вопрос заключается только в обрамлении. Мы не придумываем ничего нового, мы говорим только о том, как сделать что-то более эффективным. Как только мы это осознаем, то поймем, что моя роль не столь радикальна, как кажется. В этом свете я готов сказать, что ответ «да». Однозначное «да». Поле боя должно быть на Ближнем Востоке или в Северной Африке, – сказал Бигл и объяснил почему[111][Бигл считал, что Соединенным Штатам в кинематографическом, военном и политическом плане необходимо футбольное поле: ровное, четкое пространство, расчерченное линиями. В Юго-Восточной Азии вы идете сражаться с какими-то парнями, побеждаете, поворачиваетесь – а половина из них все еще там, прячется за деревьями, в туннелях и пещерах. То же самое можно сказать о горах: посмотрите на опыт Советов в Афганистане. Посмотрите на наш опыт в Италии во время Второй мировой войны – а там мы сражались всего лишь с обычными войсками. В пустыне, в степи, на равнинах – вы вытесняете их, и они уходят. Там можете устроить футбольный матч, там можете заставить их сыграть Супербоул. Исходя только из рельефа местности, мы не хотели вести войну в Южной Америке, Юго-Восточной Азии, большей части Африки, Индонезии, Филиппинах, Корее. Кроме того, были и политические соображения: никакой европейской войны. Слишком дорого. Спонсоры этого никогда не потерпели бы. Никакой ядерной войны. Это исключало Россию и Китай. Хотя некоторые районы черной Африки могли быть пригодны в военном отношении, Бигл интуитивно чувствовал, что не стоит туда лезть: что ни сделаешь, все равно окажешься расистом, даже если воевать будут черные с черными. Тебе прилетит с обеих сторон, и расисты захотят узнать, для чего мы ввязываемся в войну между убанги и копьеносцами? Любая война в Центральной и Южной Америке будет рассматриваться исключительно как проблема США – опять «Юнайтед Фрут» и банановые республики. Оставались Северная Африка, Ближний Восток, Индийский субконтинент и Центральная Азия, к северу от гор Ирана и Афганистана: Туркменская, Казахская и Узбекская республики разваливающегося СССР. Последняя группа была интересной, но сложной. Сценарий был прост: они провозглашают большую независимость от российской гегемонии быстрее и полнее, чем Объединенная команда хотела бы им позволить. Они восстают. Соединенные Штаты, в поддержку самоопределения свободных людей во всем мире, прилетают, чтобы поддержать их. Местность подходила идеально. К тому же там была нефть. Минусы: нет выхода к морю, сухопутные маршруты только через Иран или Афганистан, и по дороге туда можно наткнуться на ядерные бомбы. Но если Соединенные Штаты держат руки подальше от Российской империи, даже в ее самых уязвимых местах, русские в любой войне поддерживают – даже присоединяются – к союзникам, как в старой доброй Второй мировой. Индийский субконтинент – политически сложный и ядерный регион. Это, конечно, будет религиозная война, но только индуистов с мусульманами. Это привлекает меньше, чем противостояние христиан и мусульман. Конечно, самым гениальным ходом оказалась война мусульман с мусульманами.]. Учитывая это, выбор Гитлеров был приличный: Муаммар аль-Каддафи, Хафез аль-Асад, Саддам Хусейн, Рафсанджани или, о чем следует задуматься, новый Аятолла. Потенциальных Польш тоже было много. Ливия снова вторгается в Чад, или Судан, или Алжир, или даже Египет. Алжир может вторгнуться в Марокко. Ирак мог напасть на Саудовскую Аравию, Кувейт или Сирию. Иран мог пересечь Персидский залив и напасть на Объединенные Арабские Эмираты, Оман, Кувейт, даже Саудовскую Аравию. Сирия – вторгнуться в Иорданию. – Мы собираемся выйти, – сказал Кравиц, обращаясь к президенту, – на арену, которая требует мастера дипломатии. Кого-то, кто лично знаком с главами государств. – Мэгги Тэтчер поддержит нас, – сказал президент, размышляя вслух. – Миттеран – я смогу с ним справиться. Горби – по правде говоря, я думаю, что он нуждается в нас больше, чем мы в нем. У нас есть реальное преимущество: я работал в ООН. – Как вы собираетесь убедить одного из глав этих государств сыграть Гитлера в вашем фильме? – спросил Бейкер. – Вдруг они вспомнят, что Германия проиграла, а Гитлер умер в бункере? Мне кажется, что вы предлагаете им безвыигрышную ситуацию, и они, ей-богу, это поймут. – Мы воспринимаем Гитлера как злодея, – сказал Бигл. – А на Ближнем Востоке многие видят в нем героя. Они восхищаются силой. Они верят в мучеников. А тут еще и еврейский фактор. Во-вторых, это шанс заполучить большой куш, сыграть важную роль на мировой арене. В-третьих, выступление против Соединенных Штатов, даже проигрышное, в арабском мире сделает кого-то героем. Так что, хотя отсюда это выглядит как безвыигрышный вариант, оттуда это кажется беспроигрышным предложением. Или его можно подать именно с выгодной стороны. – Вот тут вам повезло с президентом, – сказал президент. – У скольких президентов хватило бы опыта, контактов и суждений, чтобы справиться с этим делом, с этой запутанной штукой, которую вы задумали? Я думаю, воевать всегда сложно. Но в этой войне есть союзники и враг, и вам, вероятно, придется подключить ЦРУ и даже ООН. В Америке нет ни одного президента, ни одного, кто мог бы сказать, что он был в ООН, что он знает ООН. Или Китай, если уж на то пошло. Вы понимаете, о чем я. Чем больше Буш слышал, тем больше ему нравилось то, что придумали эти голливудские парни. Они давали ему возможность принимать участие. А Джордж был человеком дела. Ему нравилось творить. Удивительно, но, будучи президентом, он невероятно много бегал, но не так уж много делал. Отчасти ему диктовала это его же политика. По сути, он выполнял наставление Рейгана, которое заключалось в бездействии. Но для него это было не то же самое, что для предшественника, по нескольким причинам: бездействие во многих случаях оказалось чрезмерным, и наступившие последствия продемонстрировали, что бездействовать больше не стоит и на самом деле, вероятно, стоит что-то делать. Но он не мог пойти на это. На самом деле он не верил в бездействие. И вообще, он не был склонен дремать так же много, как Рейган, поэтому отсутствие конструктивной или даже деструктивной деятельности довольно сильно его тяготило. – Я всегда нахожу единомышленников. У меня везде есть хорошие друзья, потому что люди прекрасны, даже иностранцы. Я действительно люблю людей. Многие этого не понимают, поэтому я скажу прямо: мне нравится Рон. Он отличный парень. Никто не умеет рассказывать истории лучше, чем он. Многие люди думали, что с ним трудно общаться, но это не так, просто с ним нужно шутить. Он любит шутки. А Барб любит Нэнси. По-настоящему любит. До сих пор. Мы пригласили бы их на ужин, если бы у нас была возможность, и я уверен, что однажды мы это сделаем. В друзьях и есть весь смысл. Мы обсуждаем войну на Ближнем Востоке, а у меня там есть друзья, и с ними будет проще сотрудничать. Я могу позвонить прямо сейчас, и Хосни Мубарак – ему там, в Египте, сейчас нелегко – возьмет трубку, хотя в Каире Бог знает который час. У кого-нибудь есть такие часы, которые показывают время в шести разных зонах? Поймите, Дэвид, это не потому, что я президент Соединенных Штатов, а потому, что он знает, что Джордж Буш – его друг. Барб включила его в список получателей наших рождественских открыток. Я знаю, что он не христианин, но суть Рождества и не в этом. Рождество нужно учесть – было бы хорошо, если бы мы смогли провести войну в Рождество. В праздничный сезон всегда складываются отличные истории. Военнослужащие, в том числе женщины – не будем забывать о наших женщинах на службе, они делают прекрасную работу, – находятся вдали от дома и получают письма. Дети сидят за столом, а на месте папы – или мамы, если уж на то пошло, – стоит пустой стул. Кто-то объясняет, что папа обеспечивает безопасность в мире, чтобы это не пришлось делать детям. – В этом что-то есть, – сказал Кравиц. – Вы оставите свой след в истории. Господи, а ведь все говорят, что американский век закончился. Мы покажем недоброжелателям, да и всему миру, что американскому веку еще очень долго до конца. Клянусь Богом, мне кажется, это только начало. Джеймс Бейкер наблюдал за тем, как Буш принимает решение о видеовойне. Если президент пойдет на это, его госсекретарь должен будет принять решение: оказаться на передовой или спрятаться подальше. Его главный приоритет – убедиться, что мир знает, что он имеет к этому такое же малое отношение, как и к выбору Дэна Куэйла. – Что, если СМИ сделают с нами то же самое, что они сделали во Вьетнаме? – спросил он. – Надо, чтобы война была короткой, – сказал Кравиц. – У меня есть несколько теорий о власти прессы и обращении с ней. Суть в том, что пресса пишет только то, что ей говорят[112][Более подробная версия взгляда Кравица на прессу заключается в том, что многие неверные представления о прессе возникают из-за неправильного определения ее работы. Работа прессы заключается не в том, чтобы сообщать новости, а в том, чтобы в указанный срок заполнять пространство (печатные издания) или время (электронные издания) каждый чертов день. В сутках есть только ограниченное количество времени, когда можно получить материал. Материал, на поиск которого уходит слишком много времени, не является экономически эффективным. По большей части. Поэтому новостные организации выбирают те новости, которые легче всего получить. Какие именно? Во-первых, это новости, которые приходят к ним сами: пресс-релиз, пресс-конференция, фотосъемки и неофициальные версии вышеперечисленного, иногда называемые «утечками». Во-вторых, это новости, которые пришли в другие новостные организации. Загляните в студию новостей, и это станет для вас очевидным. Режиссер новостей, или организатор, или диспетчер – как бы его ни звали – в основном читает газеты, одновременно и постоянно отслеживая как можно больше теле– и радиостанций. Голливуд живет на одном конце спектра. Там есть только один источник новостей – олигархия звезд и студий. Поэтому пресса кажется легко контролируемой. Вашингтон живет на другом конце спектра – там есть множество источников, которые используют СМИ, чтобы достать друг друга. Обычно информацию, противоречащую позиции правительства, выкапывают не репортеры. Это делает другая партия или враждующие члены их собственной группы. Наблюдение за пресс-корпусом Белого дома – или чтение об их работе, книга Сэма Дональдсона является прекрасным примером – показывает, что реальный пресс-корпус так же зависит от доступности, так же падок на звезд, так же поверхностен и так же часто бездумен, как и репортеры развлекательной сферы. Если президент делает заявление, средства массовой информации повторяют его практически по номиналу. Заголовок «Президент сегодня солгал!» никогда не сможет появиться. Если человек с определенным авторитетом не согласен с политиком и делает все возможное, чтобы заявить об этом в СМИ, СМИ повторят его несогласие. Заголовок «Кандидат утверждает, что президент лжет!» вполне может появиться. Это заставляет политиков чувствовать, что СМИ враждебно к ним настроены. Но на войне нет оппозиционного «источника», потому что оппозиция – это враг. Враг является врагом наших СМИ, а также правительства – иначе наши СМИ совершают государственную измену – и поэтому все, что говорит враг, является пропагандой, опровержимой ложью, попыткой подорвать авторитет и т. д. Национальная безопасность – которую в мирное время циники считают просто инструментом для прикрытия некомпетентности и авантюризма – приобретает более ощутимую и бесконечно более благодетельную силу. Возникает реальный физический контроль над информацией. Короче говоря, на войне правительство получает возможность играть по голливудским правилам. Фокус в том, чтобы использовать это преимущество для манипулирования прессой, а не для того, чтобы мстить.]. Если говорить ей в основном то, что вы хотите, чтобы она услышала, то именно это она и будет транслировать. Это не вопрос цензуры или недопущения их к источникам. Если вы будете двигаться быстро, то вы и будете единственным источником. – Болезненная правда, – продолжал Кравиц, – заключается в том, что если бы война во Вьетнаме продлилась месяц, власть получила бы полную поддержку СМИ. Я не хочу приводить абсурдный пример, но представьте себе Супербоул. Теперь представьте, что у него нет четвертой четверти. И вообще нет никакого конца. Никто не знает, когда закончится игра и закончится ли вообще. Они играют весь день. Потом всю ночь. Следующий день, следующий вечер, всю неделю. Все больше и больше игроков с обеих сторон получают травмы. Вперед выходит одна команда. Потом другая. Ограничения по времени нет. Нет максимального результата. Они просто продолжают продираться сквозь грязь. Весь первоначальный состав выбыл, покалечившись. Теперь калечатся запасные. И запасные запасных. Тренеры хватают с улицы парней, которые не хотят играть, и заставляют их выходить на поле. Они тоже становятся калеками. Там много грязи. Очень скоро Америка устанет от такого Супербоула. Даже спортивные репортеры, которым платят за то, чтобы они были болельщиками, заскучают наблюдать за такой долгой игрой. От скуки они придумают вопросы: правильно ли, что страдает столько людей? Не пора ли прекратить игру? Зачем мы играем? Может быть, это игру следует запретить? У них нет никакого злого умысла. Им просто нечем больше заняться. – Критики не убивали Вьетнам. Просто это был паршивый фильм, который слишком затянулся. Люди стали уходить с сеанса. А вот Вторая мировая война была отличным фильмом, идеальной историей, хорошо сыгранной, с хорошим темпом. Все хотели досмотреть ее до конца. Президент что-то задумал. Он встал и принялся расхаживать, жестикулируя на ходу. – Парни, я собираюсь раскрыть вам один секрет. В обычной ситуации я бы этого не сделал. Я бы унес тайну с собой в могилу. Но я думаю, что мы вчетвером зашли достаточно далеко, и я не думаю, что нас повесят по отдельности. Нас повесят всех вместе. Хотя нас вообще вряд ли будут вешать, ведь никто не понимает наших мотивов. Возможность стать лидерами. Шанс наконец-то вывести Америку из вьетнамского маразма. И показать миру, что мы – не покалеченный или связанный гигант, как бы это ни называли. Мы – не бумажный тигр. – Вы только выслушайте меня. Гитлера должен сыграть Саддам Хусейн. Он мой друг. Я знаю, что это решение принимает директор по кастингу, – сострил президент, – и надеюсь, что ты не почувствуешь, что я наступаю тебе на пятки, Джон. Друзья ведь называют тебя Джоном? Так? Или Линком? – Я согласен на Джона, господин президент. – Можешь называть меня Джорджем, я не против. Если мы когда-нибудь пойдем с тобой по телочкам, сможешь называть меня Буши. Так, Джимми?