Третья машина беспокойно курсировала сорок миль между ними. Отчасти для проверки. Отчасти потому, что Мэл Тейлор был уверен, что Броз будет действовать, и не хотел этого пропустить. Он знал о Ястребе, Стиве Вестоне и его сыне, а также о белом парне. Он пока не знал, как зовут белого парня. Но скоро узнает. Скоро. Он не знал, что именно они задумали, но полагал, что скоро узнает и это. Если Броз что-то и предпримет, у Тейлора были кое-какие ответные меры. Глава пятьдесят первая Краеугольный камень Белого дома был заложен 13 октября 1792 года. Его строительство было завершено в 1800 году, и он стал первым общественным зданием в новой столице новой страны. Он был построен, чтобы отразить дух великого эксперимента, в который вступила страна. Лидеры этого нового творения старались избежать любых атрибутов монархии, поэтому им определенно нельзя было сооружать дворец. Тем не менее им хотелось иметь что-то прекрасное, благородное и подчеркивающее их идеалы. Белый дом прошел испытание временем и погодой, огнем и дымом, перестройкой и реконструкций, моральной природой и человеческими слабостями его обитателей. Несмотря на все это, он остается элегантным выражением стремлений, которые двигали эпохой революции и рационализма. Такси, которое незаметно привезло Дэвида Кравица из международного аэропорта Даллеса, показало пассажиру несколько сторон Белого дома, прежде чем доставить его к входным воротам. Он, как и все мы, видел их все, бесчисленное количество раз – в кино и на телевидении, в новостях, в газетах, в журналах, в карикатурах и комиксах. И все же здание произвело на него впечатление. Кравиц не знал, почему: то ли из-за эстетики, которой было пронизано все вокруг, то ли из-за его намерения сыграть важную роль в судьбе государства. Это был один из тех дней, когда у президента намечалось много встреч – но ничего шокирующего или заслуживающего особенного внимания. Дэвида впустили чуть раньше 9:00. В календаре встреч президента значились министр торговли и Д. Кравиц. В примечаниях говорилось, что обсуждается вопрос о важности развлекательного программного обеспечения как одного из важнейших предметов экспорта, сразу после авиации. Ничто не указывало на то, что министр почти сразу же ушел, а Кравиц задержался. Оставшись наедине с президентом, Кравиц рассказал об условиях Саддама Хусейна. Тот хотел получить доступ к западному оружию и оружейным технологиям. Он хотел денег. Деньги вперед. Ни то, ни другое, по мнению Кравица, не станет причиной разрыва сделки. Это не были большие деньги. По крайней мере, пока. Несколько миллиардов долларов. И их можно было не включать в бюджет. Буш почувствовал облегчение. Вся эта фантазия с бюджетом вышла из-под контроля. Это была фикция, утка в десять раз больше воздушного шара на параде в День благодарения. Ни одно слово о нем не имело отношения к реальности, но каждый раз, когда он поднимался в воздух, все поднимали шум. Деньги пойдут Саддаму в качестве займа. – Нам даже не придется брать кредит, – сказал Кравиц. Он уже нашел несколько швейцарских и итальянских банкиров, готовых помочь. – Нужно просто поручиться за него. Дэвид собирался получить несколько очков с обеих сторон. Банковское дело приносило новые и интересные перспективы. – Я бы предложил Министерство сельского хозяйства, – сказал Кравиц. Он практически цитировал сценарий Пандара. – Гарантировать займы на сельскохозяйственные кредиты. Это выглядит так, будто деньги идут нашим фермерам – что вполне вероятно, ведь им приходится покупать масло в довесок к оружию. Это одновременно расплывчато и здраво. Затем он перешел к основным пунктам. Не важно, чем закончится война – победой, поражением или ничьей. Саддам хотел в любом случае получить гарантию того, что он сам выживет, что его страна останется в целости и по крайней мире в ее нынешних границах, что ему обеспечат достаточную военную силу для поддержания этих границ, а также для подавления любой попытки переворота или восстания диссидентских меньшинств. Саддам вообще сравнил свою потребность в вооруженных силах для удержания курдов в узде с тем, как Америка сдерживает своих чернокожих. Он сказал это по-приятельски, как бы отпустил замечание, призванное вызвать чувство товарищества у одного поставленного главы государства к другому. Сопоставление было неудачное, но понятное, поскольку иракец воспринимал полицию, армию, службу национальной безопасности и национальную гвардию как отдельные части одной силы, а не отдельные подразделения, как это делают американцы. Тем не менее Кравиц решил не делиться этой догадкой, поскольку не счел ее важной. Наконец, было несколько более мелких моментов. Первое: мировая цена на нефть должна была не резко, но уверенно вырасти. Второе: Саддам хотел иметь прямой доступ к средствам массовой информации – мировым, то есть американским – на протяжении всей войны. Он хотел иметь возможность попасть на телевидение в прайм-тайм и передать свое послание американцам, арабам и всему миру. Кравиц уже проконсультировался с Биглом по второму пункту по зашифрованному каналу из представительства США в Риме. Бигл влюбился в эту идею. «Чисто как у Капры», – заявил он. Фрэнк Капра отвечал за создание американских пропагандистских фильмов во время Второй мировой войны. Монструозные образы японцев и немцев он создавал по мотивам их собственных фильмов. Оба народа гордились своими блицкригами и стремительными завоеваниями, чувством расовой гордости и чистоты. Они, особенно немцы, блестяще запечатлевали эти чувства на пленке. Капра был в восторге от этого[125][Самым значительным проектом Капры был семисерийный фильм «Почему мы сражаемся». Он обсуждает получение материалов, снятых в странах «Оси», в интервью в сегменте «Пропаганда» книги Билла Мойера «Прогулка по XX веку».]. – Соглашайтесь, – посоветовал Кравиц президенту. – Этот человек разбирается в телевидении хуже Майкла Дукакиса. Он из другого века. Поверьте мне. Чем больше он будет пользоваться телевизором, тем больше себе навредит. Бигл в восторге. Он уже представляет себе, как Саддам с напыщенным видом расхаживает вместе со своими штурмовиками по горящим руинам покоренной страны. Перед рассветом, на холмах Калифорнии, проснулась Магдалена Лазло. Небо только-только начало светлеть. Рядом с ней было пусто. Она потянулась, зная, что его там нет, и положила руку на подушку, где до этого покоилась его голова. Это был сентиментальный жест. Хорошо, когда рядом есть мужчина, по которому можно скучать. Пытаясь сохранить это настроение, держа руки так, чтобы буквально прижимать его к груди, она облачилась в халат и спустилась на кухню. По пути вниз она услышала шум. Она похолодела, и ощущение того, что она прижимает к себе грезу о защитнике-любовнике, покинуло ее стремительно, как призрак при свете дня. Но через мгновение она почувствовала аромат варящегося кофе. И другие запахи. Бекон на сковороде, хлеб в тостере. Затем послышался голос чернокожего мужчины, который тихо говорил и смеялся. Она двигалась бесшумно, чтобы незаметно смотреть и слушать. Сначала она не знала, что побудило ее к этому. Потом она поняла, что хотела увидеть отца с сыном. Она задумалась о себе и потрогала свой живот. С самого начала своей активной половой жизни, она то и дело пользовалась противозачаточными средствами. Но не всегда. Забеременеть ей было нелегко. Если бы не они, то произошел бы уже не один несчастный случай. Но нет. Не вышло даже с мужем. Поэтому ей было так легко сказать «да, кончи в меня», поэтому она не боялась, по крайней мере, беременности и ее последствий: прерванной карьеры, растяжек, обвисшей груди и живота, расширения бедер, дряблых ягодиц и груза ответственности. И конечно, самого ребенка, который потом будет цепляться за тебя двадцать или тридцать лет. Ей следовало бояться – она откинула волосы назад – ведь это безумие – не бояться другого. Болезни. Может быть, она просто отрицала ее существование? Или же в ней была сильна та жилка, которая искренне уповала на рождение или смерть, и ей это нравилось, потому что зачем тогда этим вообще заниматься. У нее было имя для этой части себя. Так же, как некоторые мужчины дают клички своим пенисам – потому что часть обычно ведет за собой целое, а человек гордится тем, куда эта часть его приводит, включая глупые и опасные места. Мария Магдалина было очевидным, но секретным именем для этой стороны себя, и Мэгги нравилось выпускать Марию на камеру – святую блудницу, дерзкую, порочную, уязвимую, опасную. Опасную прежде всего для самой себя. Именно это качество, это ощущение работы без страховки, заряжало магией ее актерскую игру. Не ремесло, не скулы, не сиськи, а смелость. Смелость быть уродливой, грубой, жалкой, глупой, испуганной, властной, порочной, сукой, дрянью, недотрогой, святой. Смелость найти в воздухе леску, на которой невозможно устоять, и устоять на ней. Мартин Джозеф Уэстон, 18 лет, оглянулся и увидел ее в дверях: халат затянут на талии, примятые после сна волосы только что расчесаны пальцами, босые ноги. Он еле удержался, чтобы не присвистнуть и не произнести слова, которые прекрасно прозвучали бы на улице Лос-Анджелеса, но были неуместны в этом сверхновом другом мире. А потом она улыбнулась ему. Улыбка была застенчивой, как будто это она вторглась в их дом и боялась того, что о ней могут подумать. И он влюбился в нее, его сердце по-настоящему сжалось. Его отец хотел громко рассмеяться, увидев выражения лица своего сына. Но он знал, как глупа и нежна гордость юнца, особенно в присутствии отца и богини. Поэтому Стив просто сказал: – Доброе утро, мисс Лазло. Как вам приготовить яичницу? Она пожелала доброго утра Стиву и Мартину, попросила называть ее Мэгги. Она не хотела ни яичницу, ни бекон, но, если на нее хватит кофе, она будет его и кусочек тоста из ржаного хлеба на закваске. Стив налил ей кофе. Она пила черный, как большинство женщин, которые зарабатывают фигурой. Он положил в тостер два ломтика хлеба, себе и ей. Мэгги села за стол рядом с Мартином. Перед ним уже стояла тарелка с яичницей всмятку, толстым куском канадского бекона и тостами. Но когда она оказалось так близко, у Стива возникло неприятное ощущение, что он совсем не знает, как правильно есть, и жует как собака. – Так вот как ты выглядел, когда пошел в морскую пехоту, – сказала Мэгги Стиву. – Как две капли. – Ты был симпатичным парнем. – Еще каким. Девчонки бегали за мной по всему Мейкону. Все было по-другому в те дни. Если девушка забеременела, на ней полагалось жениться. Поэтому все осторожничали. Немного. И никакого СПИДа не было. – Ну хватит, папа. Стив вытряхнул яичницу из сковороды на тарелку рядом с ветчиной. Он достал готовые тосты, намазал оба кусочка маслом и положил тост Мэгги на тарелку. В холодильнике стояла нарядная банка имбирного мармелада, которая привлекла его внимание. Он достал ее, две тарелки и приборы, тоже налил себе чашку кофе и сел за стол. – Ты служил с Джо во Вьетнаме. – Угу. – Расскажешь мне об этом? – Что ты хочешь знать? – Есть один человек, Тейлор. Он ненавидит Джо. Ты знаешь, почему? – Джо не рассказывал? – Я не спрашивала. – Ну, если он не стал говорить… – Я просто не спрашивала. Стив… – она бросила на него взгляд, который особым образом молил о помощи, – …я люблю Джо. Пожалуйста. Ранним утром двое мужчин из офиса «Юниверсал Секьюрити» в Сакраменто сидели в фургоне. Один наливал себе кофе из термоса. Другой вылез наружу, чтобы отлить в кустах. За всю ночь ничего не произошло. На пустоту смотреть тяжело. Но это легче, чем рыть канавы. На рассвете Джо, Деннис и Ястреб наблюдали за домом с трех разных позиций. Джо на востоке и Деннис на севере спрятались в рядах виноградника. Ястреб притаился в тени абрикосовых деревьев на юге. Дилан, который обычно просыпался с первыми лучами солнца, встал в своей кроватке и заплакал, требуя внимания. Пришла няня и взяла его на руки. Со своего места Джо видел, как в окне включился свет и промелькнул силуэт с мальчиком на руках. Они поднялись первыми. Няня принесла Дилану его бутылочку. Затем выпустила собак. – Когда Джо стал сержантом, он смог управлять, – сказал Стив. – А когда он руководил, все начало налаживаться. Люди перестали умирать. Мы перестали терять парней из-за мин-ловушек, нападений из засады и всего такого. Никто не покушался на сержанта Джо Броза. Как будто у него есть шестое чувство или мистические способности. Но это не так. Он объяснял, как это делал. Мне и Джоуи. Джоуи был другом его соседей, из места, откуда он родом. Они такие… Джо и Джоуи. У него был целый свод правил для засад: местность, ожидания противника и тому подобное. И они работали. Надо было просто упорно работать. Идти длинным путем, прорубать дорогу через кустарник и держаться подальше от тропы. Носить каску и бронежилет, даже в жару. Если копаешь – копать глубоко. Носить камуфляж. Засунуть в шлем чертовы листья и раскрасить лицо, особенно белым парням[126][Джо Броз не был каким-то супергероем. О точно таком же опыте рассказывают и другие, включая Г. Нормана Шварцкопфа. В своей автобиографии «Необязательно быть героем» Шварцкопф рассказывает о том, что произошло, когда он наконец получил «свой» батальон во Вьетнаме. Солдаты были в ужасной форме, не могли нанести урон противнику и постоянно несли потери от значительно уступающих сил. Шварцкопф привел свой батальон «в форму», заставив его действовать «по учебнику»: правильно патрулировать, носить каски, рыть траншеи и т. д. Он изменил ситуацию, и вьетконговцы стали избегать его сектора. Он пишет: «Наши разведчики прислали нам захваченный вражеский рапорт, в котором вьетконговцев предупреждали держаться подальше от ЛЗ Байонет. В донесении говорилось, что туда выдвинулся новый сильный американский батальон [под командованием Шварцкопфа]». В то время, когда он давал интервью для «Американцев во Вьетнаме», Уолтер Мак был прокурором США, Южный округ, Нью-Йорк. Он прошел курс подготовки офицеров запаса в Гарварде, затем стал командиром стрелковой роты в I корпусе в районе демилитаризованной зоны: «Постепенно учишься вести войну. Испытание проходят командиры небольших подразделений – сержанты, капралы, лейтенанты, капитаны. Смогут ли они усвоить уроки и обучить свои войска так, чтобы те выжили? Потому что это не самое популярное занятие. Американцы ленивы, если только им никто не надирает задницу… Им не нравится мазать себя жирной краской в жаркий душный день. Им не нравится носить бронежилеты. Им не нравится носить каски. Они не любят заботиться о своих винтовках… Они не любят огневую дисциплину, без которой никуда. Они не любят заботиться о своих ногах». «…большой процент людей, которые были ранены и убиты во Вьетнаме, пострадали из-за ошибок, допущенных командирами мелких подразделений…» «Я говорю о профессионализме, готовности не спать лишний час в ночь перед патрулированием, чтобы сделать домашнее задание. Это был тот самый отряд, который сделал мне самый большой комплимент в устной истории: они назвали меня главой отдела по борьбе с организованной преступностью, который может попасть в засаду. Надо быть дисциплинированным, чтобы не идти вдоль линии деревьев, тропы или дороги в то время, когда вас наверняка ждет засада. Сверять данные со своим офицером разведки… Проконсультироваться с человеком, который завтра будет отвечать за воздушные операции…» «Через некоторое время у роты появилась репутация, и мы перестали попадать в засады. Другие роты попадали, но на нашу северовьетнамское подразделение нападало крайне редко. Они не могли застать нас в выгодной для них ситуации, поэтому держались подальше. По радиоперехвату нашу роту назвали той, с которой не стоит связываться. У нас было так много огневой мощи, и мы стреляли так быстро… что мы казались более эффективными… Моральный дух был сильным, а потери – низкими. …Никогда не попадайте в засаду… это всегда результат непродуманных действий или спешки. А опытный человек понимает, что северовьетнамцы устраивали засады именно поэтому».]. Вы когда-нибудь видели фильм «Псы войны»? У Криса Уокена там есть такой девиз: «Все должны вернуться домой». Ну, мы были не настолько хороши. Но хороши. И после всего этого Джо Броз стал звездой. Почти что. Он был горд. По-настоящему гордился. Заботился о своих парнях, знаете, как это бывает. Заставлял тебя ухаживать за ногами, доставал тебе одежду, в общем, требовал делать все, что нужно, кроме как писать домой маме. У нас появился новый лейтенант. Гелб. Еврей из Атланты. Я запомнил, потому что сам из Джорджии. В общем, он был нормальным парнем. Он видел, что Джо все держит под контролем и ему лучше в это не лезть. Мы служим в I корпусе, это на севере, рядом с демилитаризованной зоной, горная местность, ну, понимаете. И тут приходят, значит, те офицеры. Так я не знаю, кто эти люди и зачем они там были. Один из них – он капитан морской пехоты. Капитан Тартабулл. А этот – капитан армии. Капитан Тейлор, он там в качестве наблюдателя. Морпехи показывают армии, как надо воевать. Какая-то херня вроде этого. Мы не знаем, кто такой этот Тартабулл. Никто его раньше не видел. Но он ведет себя так, будто он капитан и командует нами весь день и ночь, туда-сюда. Этот капитан, он ублюдок. Из-за него мы в полной заднице. Нас двадцать семь человек, включая трех офицеров. Мы приземляемся в посадочную зону на двух CH-46. Ну ладно. Все в порядке. В посадочной зоне холодно. Мы выходим из вертолета. Как требует Джо, мы бежим к линии деревьев. Формируем периметр. Раз, два, три – парни на флангах. Капитаны, Тартабулл и Тейлор, выходят из вертолетов, такие, блин, рисуются друг перед другом. Типа смотрите на меня, не боюсь я никаких вьетконговцев. И тут этот Тартабулл говорит, что мы пойдем в эту долину, которая прямо перед нами. Надо найти Чарли, потому что сегодня мы добудем себе трупов. Так точно, наделаем трупов и заберем себе их уши на сувениры. Вы сами, думаю, догадываетесь, к чему все идет. Мы все это понимаем. Джо Броз, сержант, говорит: «Извините, капитан. Там засада. Не ходите туда». Капитан говорит: «Мы идем туда. Таков приказ». «Сэр, это ошибка, сэр. Может быть, если бы мы пошли налево… на левый фланг…» «Сержант! Ты боишься идти туда, в долину?» «Да, сэр. Потому что Чарли хочет, чтобы мы это сделали. Они ждут, что найдутся дураки, которые это сделают». «Вольно, сержант». Затем он подзывает лейтенанта: «Ведите своих людей, лейтенант». Лейтенант отводит капитана в сторону, говорит с ним о личном, но все видят, что он пытается сказать что-то о Джо, его опыте и прочем. Тартабулл весь разгорячен и взбешен, потому что они ставят под сомнение его суждения перед этим армейским капитаном. То, что он не прав и из-за него нас убьют, его не остановит. Джо ожидал собак. За городом всегда так. Он распространил запахи, которые должны были отвести шавок от людей. Сука в течке – это лучше всего для самцов, или лиса – если там самки. Люди не могли унюхать запахи – а если бы и могли, то, вероятно, не оценили бы их так, как собаки, – и потому не верили в это. Поэтому они испугались, когда появились собаки. Собаки – два бигля по кличке Форд и Никсон – выскочили из дома, явно очарованные новыми захватывающими запахами. Они бегали по кругу, пытаясь выбрать след, по которому идти. Сами по себе они казались безобидными, но чуйка была несомненной. Трое вооруженных мужчин находились на территории очень богатой знаменитости. Каждый из них мог представить себе прибытие местной полиции и полиции штата, машин, ищейки и вертолетов. Все это превратилось бы в какой-то безумный фильм Джона Лэндиса, вроде «Братьев Блюз», когда полицейские машины в рекордном количестве проносятся через всю Калифорнию и съезжаются на декоративном винограднике Бигла. Или все это превратится в «Первую кровь»: обезумевшие свиньи против обезумевших ветеринаров, прямой эфир в пять, повтор в одиннадцать. Внезапно Форд и Никсон опустили свои черные носы близко к земле. Склонив головы и подняв хвосты, они побежали по невидимой линии как маленькие безумцы. Она провела их прямо между Джо и Ястребом и далеко от них обоих. Оба запаха, лисы и суки, вели к куче костей, на которых еще оставалось мясо, чтобы занять собак, когда они устанут безуспешно гоняться за запахами. В мясе было немного успокоительного – такого, какое дают собакам, чтобы они спали в переносках во время авиаперелетов. Джо ждал, пока проснутся остальные члены семьи. Тейлор пообщался с парой, наблюдавшей за домом Бигла со своего наблюдательного пункта на дороге. Он спросил, не видели ли они чего-нибудь. Те ответили, что нет. – Конечно, там была засада. Мы потеряли пятерых парней в первую минуту, даже меньше. Они окопались. Нас приперли к стенке. Они в бункерах, с пулеметами и минометами, эти бункеры замаскированы. Из норы их не выбьет даже удар Б-52. Нас серьезно прижали. Они долго готовились к этому, каждую ночь молились: «Господи, пошли нам каких-нибудь морпехов, да поглупее, чтобы решились пройти долиной смерти».