– Я повидала достаточное количество смертей, чтобы понять, что люди раскрывают истинную сущность именно в конце. И вот ты здесь, бродишь без дела и читаешь книги по философии. Выглядишь несчастным каждый раз, когда я произношу слово «Жнец». Хотя на самом деле ты выглядишь несчастным все время. Так какой Хэл Кавендиш настоящий? Тот, кого я боялась с детства, или тот, кто сидит здесь? Плечи Хэла напряглись. Он повернулся к окну, скрыв половину лица в тени. – Ни один из них. Оба сразу. Мы должны обсуждать это? – О, брось. О чем ты вообще можешь переживать? – Она ткнула пальцем ему в грудь. – Там не может быть сердца. Ты убил слишком много людей. Хэл двигался слишком быстро, чтобы она успела среагировать. Одним движением он прижал ее руку к подлокотнику. Его хватка была достаточно крепкой, чтобы заставить ее сердце затрепетать, но она не испугалась. – Тебе что, нечем заняться? – Верно. У меня вся ночь впереди. Именно за это мне и платит Лоури. Чтобы я мучила тебя. Он встретился с ней взглядом – в нем читалось обвинение. – Все боятся меня. Кроме тебя. В его голосе была странная смесь надежды и разочарования. – Ты хочешь, чтобы я боялась? – Нет. – Он убрал от нее руку. Он говорил тихо, в голосе слышалась боль. – Не хочу. Ей стоило бояться его. Несмотря на то, как он вел себя с ней, она видела правду. Часть его, пусть и маленькая, была беспощадной. Она была способна на зверства без малейшего видимого сожаления. Никто не мог совершать такие вещи и оставаться безучастным. И все же Хэл раскрылся ей. Показал уязвимость. Хороший данийский солдат воспользовался бы этим. Но вот она здесь, безнадежно очарована им. Может, тоже немного одинока. – Если честно, ты не сильно страшный, – сказала Рен. – Ты просто печальный. Реальность вновь обрушилась на нее. Вскоре она больше не будет одинока – потому что предаст его доверие и сделает пленником. Она не может жалеть его – не может чувствовать к нему что-либо. Всегда ли ее сердце будет выбивать из колеи? Неужели она всегда будет проявлять жалость? Ей следовало убить в себе сострадание, прежде чем оно станет чем-то гораздо более проблематичным. – И ты бессилен. Ты ведешь себя так, только потому что нуждаешься во мне. Но я знаю, что видела на войне. Говорят, ты идеальный солдат. Что ты совершенно ничего не чувствуешь. Что ты даже не человек. – Она опустила глаза, чтобы не видеть, как его замешательство перерастает в боль. – Я знаю, что все это правда. – Ты права. – Его голос снова прозвучал безэмоционально. – Я бы хотел подняться наверх. Стыд горел на ее щеках, непрошеный и яростный. – Тогда вставай, Кавендиш. Он не сказал ей ни слова по пути в свою комнату и, как только она помогла ему лечь в кровать, закрыл глаза. Это было так же хорошо, как если бы дверь захлопнулась у нее перед носом. Как бы ни было больно, лучше всего сохранять дистанцию. Рен рассматривала книгу по философии на его прикроватной тумбочке. Даже если она разрушила последний шанс снова сделать его уязвимым, любопытство по отношению к нему все еще сильно росло. О чем думал Хэл Кавендиш в одинокие мучительные дни? Она сунула книгу в карман. В своей комнате Рен положила ноги на стол и открыла книгу там, где Хэл пометил ее лентой. Эссе называлось «О прощении». Она никогда в жизни не чувствовала себя такой несчастной. – Ничего! Рен кинула «Естественную историю Кернского нагорья» через комнату. Книга с глухим стуком упала на пол около кровати. Ханна вздрогнула и с легким беспокойством оглянулась через плечо. – Не думаю, что бросание книг поможет вам найти ответы, – отметила она и вернулась к работе. В руках, одетых в перчатки, она держала стакан, полный золотистой жидкости – еще одна доза лекарства для обогащения крови Хэла. Ее волосы были высоко собраны на макушке. Рен запустила руки в волосы. Ей нужно было терпение, стойкость, спокойствие. Но как она могла быть бесстрастной, если у нее не осталось никаких вариантов? – Я неудачница. – Вы не неудачница. – С этими словами Ханна вылила лекарство в стеклянную баночку поменьше. Когда свет свечей преломлялся в стекле, оно горело, как жидкий янтарь. – Неправда. Если я не могу сделать одну простую вещь… – Это не простая вещь, – серьезно сказала Ханна. – Вам кажется это простым, потому что вы занимались этим всю жизнь. Но это сложно. Мы просто еще не нашли правильного решения. – Возможно. – Рен прижала ладони к глазам. – Я не знаю, что еще попробовать. – У вас в сумке тысяча таких маленьких склянок. Вы использовали только половину из них для приготовления лекарств. В ее словах действительно был смысл. Если никто и ничто не могло дать ответы, которые она искала, возможно, она смогла бы найти их, используя то, что было у нее под рукой. Было бы пустой тратой времени и ресурсов комбинировать вещи случайным образом, но какой у нее был выбор? Рен открыла аптечку и высыпала содержимое на кровать. Оттуда вывалился кожаный футляр, в котором хранились ее хирургические инструменты, сумочка поменьше, полная шприцев, и целая коллекция стеклянных флаконов, наполненных настойками, лекарствами и травами. Один пузырек, до краев наполненный фиолетовыми цветами, покатился к ней. Кровь Богини, которую она взяла в гостинице «Путеводная звезда». Рен долгое время пристально смотрела на нее. Симптомы отравления кровью Богини включали сердечные приступы, повреждение почек и легких – симптомы, которые соответствовали симптомам Хэла. Шансы подобрать яд были смехотворно малы, но это все, что у нее было. – Ханна? – Да? – Ты не могла бы кое-что для меня сделать, когда закончишь? – Рен вытащила перчатки из кучи и надела их. – Принеси мне немного кипяченой воды. – Конечно. – Ханна работала так же тщательно, как и всегда, закупоривая настойку и заливая ее горячим воском, чтобы запечатать. После того как она поставила флакон рядом с остальными, которые использовала этим вечером, она выскользнула из комнаты, чтобы принести воды. Через несколько минут она вернулась с чайником, который все еще кипел. Рен высыпала кровь Богини в стопку, добавила туда немного воды, затем растерла лепестки, пока они не превратились в жидкость, темную, как кровь. Варить яд было столь же чуждо, сколь и приятно. Это были сплошная страсть и неточность, смешанные в равной степени с намерением и яростью. А ведь ее ученичество привило ей раболепие, педантичность. Рен могла закрыть глаза и почувствовать, как Элоиза стоит у ее локтя, постукивая по столу, пока она отмеряла травы по грамму. «Ты хочешь вылечить своего пациента или убить его? – зашипела однажды Элоиза, после того как Рен использовала слишком много зверобоя в лекарственной смеси. – Ты всегда должна учитывать противопоказания». Но эта чрезмерность ощущалась приятной. Почти естественной. Рен перелила яд во флакон. Жидкость кружилась за стеклом, поразительно красивая. Цвет зимней ночи, усыпанной звездами. Ханна наклонилась ближе. – Выглядит… красиво. – Не приближайся. – Рен вытянула руку. – Она опасна. Служанка округлила глаза. – Что это? – Это, э-э… очень экспериментальная настойка. Нестабильная. Рен капнула пипеткой одну смертельную каплю на предметное стекло и изучила ее под микроскопом. Она повернула ручку, чтобы снова проверить образец крови Хэла. Точное совпадение. Рен выругалась, в спешке чуть не опрокинув стул. – Что? – спросила Ханна. – Что случилось? Что-то не так? Рен начала ходить по комнате и покусывать кончик большого пальца. Из всех ядов им оказался именно этот. Тот, который не смог распознать ни один целитель. По логике вещей, Хэл должен был быть давно мертв – вероятно, в течение нескольких минут после первой дозы. – Ты сказала, что каждый заболевший прожил дольше, чем предыдущий, так? – Да, – медленно согласилась Ханна. – Именно так. Если учитывать этот факт, значит ли это, что отравитель вообще не собирался убивать Хэла? Что, если он экспериментировал с крошечными дозами и отслеживал эффект? Капля за каплей, день за днем. Это было все, что потребовалось, чтобы превратить Жнеца Весрии в жалкое подобие самого себя. – Это плохо, – прошептала Рен. – По-настоящему плохо. – Вы расскажете мне, что происходит? – голос Ханны был взволнованный. – Вы ведете себя очень странно. Рен понимала это. Она знала, но не могла объяснить. Как она вообще могла сказать Ханне, что ее друзей убили? Рен не собиралась раскрывать диверсанта до того, как заберет Хэла и убежит без оглядки. Она не смогла бы спокойно жить дальше, если бы бросила Ханну с таким бременем. – Ты доверяешь мне? – спросила Рен. Ханна раздраженно вздохнула, закатив глаза к небу. – Да. Я доверяю вам. – Тогда просто поверь, что прямо сейчас тебе не стоит знать. – Но это так загадочно! Когда именно мне «стоит знать»?