– Ты можешь попробовать быть милым? – пробормотала она. – Ради тебя, – сухо произнес Хэл. Он начал снимать изодранную рубашку. Рен отвела глаза, пытаясь не обращать внимания на щелканье пуговиц и шорох сбрасываемой ткани. Наконец он произнес: – Я готов. Когда он повернулся, она прикусила губу, чтобы сдержать восхищенный вздох. Пусть он не всегда хотел быть солдатом, форма была ему невероятно к лицу. Пока она любовалась четкими линиями его плеч и плетеным серебряным жилетом, накинутым на грудь, жар разливался щекам. – Ты выглядишь… – Пожалуйста, не продолжай, – перебила ее Уна. – Я хотела сказать «готовым», – усмехнулась Рен. – Мы готовы. В затененном углу комнаты глаза Уны были такими же темными и холодными, как камень. – Прежде чем мы уйдем, Кавендиш, запомни одно. Я согласна служить твоим телохранителем, пока ты не окажешься дома, в безопасности, но как только это закончится, ты заплатишь за свои преступления. Я позабочусь об этом, и не важно, произойдет это через две недели или через два десятилетия. – Ты говоришь с невероятной уверенностью, но я видел подобных тебе офицеров, – холодно отозвался Хэл. – Ты считаешь себя беспристрастным и холодным человеком, но тобой управляют обиды. Я сомневаюсь, что ты продержишься достаточно долго, чтобы выполнить свое обещание. Уна обнажила меч, висевший у нее на бедре. – Снова оскорбляешь меня? Предупреждаю тебя… – Хватит! – прорычала Рен. – Вы оба, прекратите! – Да, продолжай! – прорычала Уна. – Прячься за ее спиной. Прячься за всеми своими проклятыми Богиней щитами, как трус, которым ты и являешься. – Я сказала… – Капитан Драйден права. – Уна опустила меч, когда Хэл склонил голову. – Я не ожидаю и не заслуживаю твоего признания. Прошу, прости меня за грубость. – Ах! – Уна вздохнула. Она приставила рукоять клинка к его подбородку, заставляя его посмотреть на нее. В ее глазах горел хищный блеск, как будто она намеревалась рассмотреть подробнее проблеск уязвимости, который он продемонстрировал. Чтобы изучить. Чтобы уничтожить. – Вот оно. Слаб из-за девушки, как худший из нас. Однако язвительность в ее голосе не могла скрыть страха. Конечно, она боялась – Уна рисковала всем, находясь здесь. Она могла закрыть глаза на улики и добиться повышения, о котором всегда мечтала. Она могла убить Хэла на месте, еще в Керносе. Но Уна всегда поступала правильно, даже если это было тяжело. И после всего, что Уна видела на войне, после всего, что она потеряла, возможно, спасти Хэла было самым трудным делом. – Ты думаешь, я поверю, что такой человек, как ты, способен заботиться о ней – да вообще о ком-либо? Ты в одиночку уничтожил целые данийские подразделения. Ты убивал детей. Целителей. Собственных товарищей. То, что ты сделал, непростительно. – Да. Я знаю. – Ты знаешь… – Уна горько вздохнула. – Значит, ты знаешь, что не заслуживаешь ее. – Я знаю это лучше, чем что-либо другое. Но я попытаюсь. Я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы восстановить мир между нашими народами и исправить тот вред, который причинил. – Как ты можешь исправить то, что сделано? – Одним движением она перевернула клинок так, что острие оказалось всего в дюйме от его горла. – Для таких людей, как ты, нет справедливости, кроме смерти. – Когда Весрия и Дану заключат мирный договор и докажут, что могут ему следовать, я с радостью предстану перед трибуналом за свои поступки. – Хэл уверенно встретился с ней взглядом. – Но пока давай согласимся, что новая война не должна начаться. Не из-за меня. Никто из них не шелохнулся. Страдальчески скривив рот, Уна опустила клинок. Она яростно вложила его в ножны. – Ладно. В этом мы можем согласиться. Рен с облегчением вздохнула. Хэл поправил запонки на своем пиджаке. – Куда мы направимся? Уна скрестила руки на груди. – В аббатство. Орден Девы часто был тихой гаванью для нуждающихся и обездоленных, но Рен не была уверена, распространяется ли благочестивая щедрость ее сестер на опасных беглецов. Не говоря уже о том, что им предстоит прыгнуть на поезд или сесть на пароход, где наверняка хватает людей, ищущих славы и денег. Но какой у них был выбор? – Мы останемся там до завтрашней ночи. Затем отвезем тебя к весрианской границе, – добавила Рен. – Все знают нас, поэтому не думаю, что будет хорошей идеей ехать ночью. Хэл, казалось, обдумывал ее слова, а затем кивнул. – Что мне нужно сделать? – Как только вернешься домой, отзови своих псов, – ответила Уна. – Если сможешь, убеди магистериум не открывать огонь, пока мы с Рен разбираемся с Лоури. Нам надо избежать ненужного кровопролития. Тонкая, почти растерянная складка появилась между бровями Хэла. – Спасибо за это. – Не благодари меня. Это ради Дану. – Пусть так, я благодарен тебе за помощь. – Ты благодарен… Ты что, святой? – Уна, пожалуйста, – застонала Рен и закрыла лицо руками. – Мы можем сосредоточиться? – Просто следуйте моим приказам. – Уна нахмурилась. – Оба. И держитесь рядом. – Капитан, – послушно произнес Хэл. Снаружи камеры тиканье часов усилилось, отсчитывая слишком длинные промежутки между тревожными вдохами Рен. Они шли друг за другом. Уна возглавляла их процессию, слегка пошатываясь и покачивая фонарем. Хэл следовал за ней по пятам, опустив глаза и низко надвинув фуражку на лоб. Через магические узы Рен чувствовала, как бешено колотится его сердце. Когда они проходили мимо окна, она мельком увидела полумесяц и почувствовала, как кровь застыла в жилах. Он походил на зловещий изгиб улыбки Лоури, воспоминание о которой не покидало ее. Но его здесь не было, а она достаточно скоро будет в безопасности. Однако мысли приняли игривый тон его акцента: «Как ты можешь быть уверена в этом?» 34 Исчезнуть в Нокейне было удивительно легко. Зима скребла когтями по реке Мури, поднимая густые завесы пронизанного углем тумана. Вдоль берегов он сгустился настолько, что извозчики слезали с экипажей и вели лошадей при свете факелов. Движение замедлилось из-за столкновений; жуткие бестелесные голоса эхом отдавались в переулках. Рен не сводила глаз с покрытых коркой сажи улиц. – Здесь так много грязи, – отметил Хэл. – Это не грязь, – в унисон пробормотали Рен и Уна. Он закашлялся и натянул воротник шинели до носа. Местный холод не шел ни в какое сравнение с резким разреженным воздухом Керноса. Это был влажный холод, который наполнил легкие Рен, как мокрота. Она тосковала по дому, по коллекции чая, по цветочному запаху своей аптеки, по знакомому звуку скрипучих старых половиц. Однако она понимала: Гвардия первым делом проверит ее квартиру и квартиру Уны. Поэтому Рен вместе с остальными шла к единственному убежищу, которое у них осталось. Через несколько миль, где здания становились ниже и постепенно переходили в пустые поля, они оказались у ворот аббатства. Свет, струившийся из круглого окна, делал его похожим на полную луну. Рен позвонила в колокол и сделала осторожный шаг назад. Через несколько минут ворота со скрипом отворились, и мать Элоиза вышла из тени. Она рассматривала их одного за другим. Разглядев Уну, она сдержанно удивилась. Вид Рен вызвал у нее беспокойство и страх. Но когда она узнала Хэла, ее лицо исказилось до неузнаваемости. – Ты! – Исцеляющее Прикосновение засветилось в ее ладонях, словно бритва или скальпель. Рен бросилась перед ним, раскинув руки. – Стойте! Я могу все объяснить. – Как ты посмела привести его в мой дом? Ты хочешь умереть?