— Я аккуратно, — кончиками пальцев дочка коснулась гипса в районе колена. Слегка нажала. — Твердый. — Постучи. Он как камень и примерно так же тяжелый. Маленький кулак робко постучал по поверхности гипса. — Прикольно, — улыбнулась Катя. — Ага. Тот ещё прикол. — Соня, кстати, оставила твои новые зимние ботинки в тумбочке в прихожей. — Мм, — протянул я, поджав губы. — А Сёмка моего старого хомяка починил. Помнишь, который тебя передразнивает? Ты ему говоришь что-то и он сразу за тобой повторяет. — Помню, конечно. А как он его починили? — Не знаю. Сёмка взял этого хомяка с полка, я ему сказала, что он сломан, а он его потряс, достал из его кармашка какую-то белую маленькую коробочку и вернул обратно. Потом что-то сказал хомяку, а тот повторил. — Молодец малой. — Угу, — выдохнула дочка и опустила взгляд на моё плечо. Поджав губы, о чем-то крепко задумалась. Я знаю это её поведение: она хочет что-то сказать, но не знает, какие слова подобрать. — Говори, — произнес я мягко и ласково заправил прядь светлых волос дочери за ушко. — Пап, а ты же не выгонишь Соню и Сёму? С ними хорошо, — неожиданный вопрос прилетел пушечным ядром под дых. — Почему я должен их выгнать? — Сёма сказал, что его мама сказала, что если он будет плохо себя вести, то ты их выгонишь. Тихо хохотнул. — Думаю, Сёма неверно оценил посыл, который вложила в свои слова его мама. Ну, либо понял их на свой более устрашающий лад. Скорее всего Соня сказала ему, чтобы он не прыгал хотя бы по мне. Ты же сама видела, как много он прыгает. Он, вообще, хоть иногда сидит? — Только когда ест, — хохотнула Катя и взгляд ее растаял. Кажется, острота недавнего вопроса сошла на нет. — Тебе что-нибудь принести? — Нет, Кать, спасибо. Всё есть. Завтра можно ноутбук мне принести, чтобы хоть какую-то работу делал, а не бревном лежал. — Ладно. Завтра принесу. — Спасибо. — Ладно, пап. Пойду я спать. С Мультиком погуляла, — поднялась она с постели и устало поплелась к выходу из комнаты. — Покормила его… — Умница. — Спокойной ночи, пап, — махнула она вяло рукой и почти скрылась в темном коридоре. — Кать, — окликнул её. — Да, пап? — Я тебя люблю. Смущенная улыбка коснулась губ дочери. — И я тебя, папа, — проговорила она тихо. — Очень. Глава 23 — Эту мазь обязательно втирай рядом в место перелома, — перед носом мелькнул очередной тюбик в руках тёщи и упал рядом со мной в кучу других принесенных ею лекарств. — Там, где перелом, у меня находится гипс, — повторил ей уже в сотый раз. — И что? — искреннее недоумение в светлых глазах. — Подбирайся пальцами под гипс максимально близко к перелому и мажь, чтобы не было отеков. Не стал комментировать невозможность подобной процедуры. В какой-то момент, еще коробки четыре с таблетками назад, я понял, что спорить с тёщей бессмысленно. Она уже всё решила и ей глубоко наплевать на моё согласие или несогласия. Она вылечит меня во что бы то ни стало. — Ну, а это просто обезболивающее, но ты сказал, что боли у тебя уже нет, так что это я оставлю себе. У меня голова частенько болит. Особенно, когда снег идет. — Хорошо, — подтянул одеяло повыше к горлу. За четыре дня я отвык от того, что на мне из одежды есть еще что-то кроме трусов, шортов и гипса. Если, его, конечно, можно считать одеждой. — Кать, ну ты скоро там? — крикнула тёща в потолок. — Иду уже, ба. Иду, — недовольно пыхтела Катя. В коридоре послышались шаги, в комнате появилась дочка и поставила на пороге полный рюкзак своей одежды. — Папа, может я останусь с тобой? Тебе же скучно будет тут одному. — Не надо, Катя. У меня есть телефон и ноутбук, указал на арсенал, который был сейчас завален лекарствами. — И Мультик, — дополнила дочка список моих «развлечений» на ближайшую неделю. — Ну, и Мультик тоже. Правда его уже завтра заберет к себе на дачу дядя Гена. — Он же вернет мне его после каникул? — с надеждой в голосе вопросила дочка. — Конечно, вернет. Кому еще этот чудик шерстяной кроме нас нужен? — фыркнул я. — Ладно, Катюш, нам пора ехать, — вздыхала тёща, активно вытирая уголки глаз платком. — Эта аллергия на шерсть меня убьёт. А мне ещё праздничный ужин готовить. Молчаливо, почти даже с любовью подумал о том, что тёщенька моя переживет, пожалуй, всех собравшихся в этой комнате. Для человека, для которого отдыхом считается вскопать огород, других прогнозов я бы не делал. — Иди пока, ба, а я папу и Мультика обниму. — Я жду в подъезде, — заткнула теща нос платком и выскочила из комнаты. Катя дождалась, когда откроется дверь в подъезд и после этого нырнула в свой забитый до отказа рюкзак. Покопавшись, вынула из него небольшую серую коробочку, обвязанную голубой ленточкой. — Вот, пап. Это тебе. С Новым годом, — вложила она мне коробочку в ладонь. — Что это? — застыл, глядя на ленту, застрявшую между пальцами. — Подарок, — горели нетерпением детские глаза. — Катюш… Дочка… Но я тебе никакого подарка не приготовил. — Потом подаришь. Самокат хочу. — Зимой? — Летом. Не тупи, пап. Открывай мой подарок. — Ну… — присел удобнее в постели и потянул за один конец ленты, которую отложил на тумбочку. Открыл коробочку и обнаружил в ней черно-белый браслет, плетенный из бисера или бусин. — Это точно мне? — спросил я. — Да. У меня такой же, — задрала дочка рукав толстовки. — Только у меня больше белых бусин, а у тебя черных. — Красиво, — сказал я честно и достал узкий браслет. Примерил его к запястью. — А как он застегивается? — Его нужно завязывать, — маленькие пальчики шустро завязали черную нить на моем запястье. — Видишь, а у меня белая нитка. — Ты сама их сделала? — Да. Я же два вечера вместе с Мультиком ходила в гости к Соне… — проговорила Катя и резко умолкла, поняв, что проговорилась. Голубые глаза смотрели на меня с неловкостью и стыдом. — А мне говорила, что Мультик очень долго делает свои дела, — сощурился я, сделав вид, что подозреваю её ещё в каких-то грехах.