— Ну, я хотела, чтобы был сюрприз, — надула она мило губки. — У тебя получилось, Кать. Мне нравится, — провел по браслету пальцем. — Хорошо. Будет тебе самокат к весне. — Йес! — подпрыгнула дочка на месте. — Спасибо, папа! — Еще пока не за что. — Ну, пока, — выставила она руки вперед, намекая на объятия. Подался к дочери и зажмурился, когда тонкие руки обвили мою шеи и крепко обняли. Погладил дочь по узкой спине и вдохнул сладкий запах ее волос. — Ну, всё пап. Ты воняешь. — А вот сейчас было обидно, — моя очередь дуть губы. — И чем воняю? — Будто тебя кошечки описали, — отстранилась Катя, морща носик, и одернула край толстовки. — Спасибо, дочка. Утешила. Просто, я боюсь и не знаю, как войти в эту гребанную душевую кабинку. — Придумай что-нибудь. Ты же взрослый. — По-моему, мы уже выяснили, кто из нас двоих самый умный и взрослый, — намекнул я на гипс на моей ноге и причины его там нахождения. — Ну, ты же на неделю дома один остаешься, так что будешь за главного. А значит самым умным и взрослым. — Язва, — бросила дочери шутя. — Ладно, пап. Пойду я, а то там бабушка уже заждалась, — прихватив рюкзак, дочка выбежала из комнаты и через секунду вновь в нее заглянула. — Забыла сказать: вечером придет Соня, чтобы погулять с Мультиком. И завтра утром тоже придет. — Но… — Я ей дала свои ключи, так что тебе не нужно будет бегать к двери, чтобы открыть. — И всё-то она продумала. — Ну, я же взрослая, — заявила Катя деловито и махнула мне рукой. — Всё, пап. Пока. — Пока-пока, — пробубнил я уже закрывшейся входной двери. Прислушался, не вернется ли дочка, снова что-то забыв. Но нет. Либо она ничего не забыла, либо бабуля пообещала ей, что купит всё, что она захочет, только бы не возвращаться больше в квартиру, где у входной двери уже тоскливо выл пёс. Покрутил на запястье браслет, думая, что делать дальше и чем себя занять ближайшую неделю. Тёща набила мне холодильник полуфабрикатами и забрала дочку к себе и подружкам-соседкам на всю новогоднюю неделю. Мне остался только пёс, но и того уже завтра тоже заберут, чтобы он познал все прелести и раздолье тайги. Может, повезет, и он в ней потеряется. Я воняю… Поднял руку, вдохнул запах и резко опустил руку обратно. Воняю — слабо сказано. За четыре дня лежания в постели я, кажется, успел прокиснуть. Нужно помыться. Хоть перед новогодней ночью нужно помыться, чтобы встретить Новый год хорошим мальчиком. Ну, да. Компании из телефона и ноутбука очень важно, чтобы я был чистым. Пришлось встать и на костылях дойти до ванной комнаты, чтобы в очередной раз оценить возможность принятия мной душа. Чисто теоретически я могу войти в кабинку, если закину в нее сначала здоровую ногу, а затем, приподнимаясь на костылях, как прыгун на шесте, закину и все остальное тело. Выйти должно быть гораздо проще. Нужно только придумать что-то для гипса, чтобы его не намочило водой. Какой-то чехол для ноги. Доковылял до кухни. Достал из ящика скотч и, прикинув, что одним скотчем ногу обматывать — не вариант и долго, взял ещё и мусорные пакеты. Сложив скотч и ножницы в один из мусорных пакетов, зажал его в зубах и вернулся со всем этим набором в комнату, где соорудил нехитрую защиту для гипса. Почти из говна и палок, но только из мешка и скотча. Пришлось немного полежать, чтобы дать здоровой ноге отдохнуть и набраться сил перед большим забегом на дистанцию метр на метр в пределах душевой кабинки. Снова костыли, и снова я иду в ванную комнату, стараясь при это мне наступить на пса, которому из развлечений остался только я. Дверь закрывать не стал. Все равно дома один. Только убедился в том, что полотенце и гигиенические принадлежности находятся на расстоянии вытянутой руки. Для начала решил просто умыться и почистить зубы. Опираясь подмышками о костыли, нанес на зубную щетку немного пасты и, закрывая тюбик, зажал щетку между зубами за щекой. Чистить пришлось быстро, чтобы не устала здоровая нога. Хоть и с упором на костыли, но удерживать вертикальное положение было все равно тяжело. В качестве точки, на которую хотелось бы смотреть, взгляд выбрал щетку жены. Я то и дело возвращался к ней, гоняя мысли о том, что мы с Катей постоянно отталкиваем ее в сторону, чтобы взять каждый свою щетку. Сплюнул, прополоскал рот, неуклюже умыл лицо одной рукой и помыл свою щетку. Вернул ее в стаканчик, для чего снова пришлось сдвинуть щетку жены. Наверное, это неправильно, и ее нужно убрать. Выбросить. Оперся ладонями о раковину. Задумался. И пока не передумал, взял щетку и замахнулся ею над мусорным ведром. Завис и опустил руку, не в силах это сделать. Но и в стаканчик ее теперь возвращать показалось неправильным. Не нужна она ей. Посмотрев на свое отражение, прямо в темные глаза, нашел решение. Щетка оказалась убрана в ящик за зеркалом. Осталось только отдышаться и принять факт того, что это верное решение. И плевать, что, возможно, к еще более верному решению я был близок на шаг. У меня сломана нога. Не до шагов мне. По крайней мере, не до таких сложных и тяжелых. К слову, убрать Машину щетку для меня оказалось гораздо проще, чем собрать в сумки ее вещи. Снова пришлось дать ноге время для того, чтобы отдохнуть. Унитаз с опущенной крышкой на время превратился в стул. Минут через десять переглядок со скучающим псом, наконец, собрался с силами и для начала стянул с себя трусы. Со здоровой ноги спустить их оказалось не проблемой, а вот со сломанной все вышло гораздо сложнее. Трусы отлично упали ниже колена, но вытащить из них ногу или смахнуть их с нее я не мог. Переломом трясти — равносильно смерти от болевого шока. Можно попробовать снять их костылем, но для этого мне нужно как-то умудриться удержать сломанную ногу, которую утяжеляет гипс, на весу. Даже пытаться не стану. — Эй, — позвал пса и в порядке бреда предложил ему сотрудничество. — Если стянешь с меня трусы, то я дам тебе тещиных котлет. Пес не сразу понял, что от него требуется. Он вообще ничего не понял, продолжая смотреть на меня тупыми, но любопытными глазами. Пришлось приманить его к ноге и, поддевая костылем трусы, дразнить ими пса, пока он, наконец, не догадался в них вцепиться зубами и потянуть на себя. Дальше дело оставалось за малым — поднять ногу обеими руками, чтобы освободить ткань. — Хоть какой-то от тебя толк, — усмехнулся я, когда пёс с моими трусами в зубах вышел в коридор. Снова костыля, я и душевая кабинка. Идея с тем, чтобы закинуть туда здоровую ногу, а затем и все тело сразу провалилась, когда стало понятно, что такой маневр для меня был невыполнимым, даже будь я здоров. Пришлось снова импровизировать. Не уходить же мне отсюда, имея в результате только обмотанную мусорным пакетом ногу, голую жопу и пожеванные псом трусы? Сначала в кабинку вошли костыли. Десять раз убедился в том, что они никуда не соскользнут, и их резинки надежно сцепились с металлическим поддоном. Только после этого всей массой оперся на своих помощников и вошёл в кабинку. Настроил воду и выставил костыли за пределы кабинки. Голова и тело. На то, чтобы помыться мне должно хватить пяти минут, а то и меньше. Приходилось то и дело опираться спиной или руками о стенки кабинки. Каждый раз захватывало дух, стоило телу хоть на чуть-чуть отклониться в сторону. Держать равновесие на одной ноге очень сложно, особенно тогда, когда под этой ногой не самая надежная скользкая поверхность. Закончил, выключил воду. Прижавшись спиной к стене, подождал, когда с меня хоть немного стечет вода. Для того, чтобы добраться до полотенца, пришлось вытянуть руку из кабинки и дотянуться до крючка, на котором оно висело. И это стало моей фатальной ошибкой. Нога, которая уже основательно устала и тряслась, подкосилась на скользкой поверхности. Потерял равновесие, и тяжестью торса меня потянуло вниз. Несмотря на то, что руки выставить я успел, удар душевого поддона пришелся мне на ребра. Сломанная нога, которую я перестал контролировать в процессе падения, извернулась в кабинке под неестественным углом. — Сука! Блядь! А! — завопил я. Горячей лавиной боли затопило всё тело. Было неясно, где больнее всего: в ребрах или в сломанной ноге. Болело всё. Нестерпимо настолько, что из глаз брызнули неконтролируемые слёзы. Где-то в коридоре залаял пёс. Скользким червяком я выполз из поддона и завалился на спину. Словно в насмешку, стоящие у кабинки костыли упали в нескольких сантиметрах от меня. — Паша? — тихий женский голос, прорвавшийся в моё сознание через бурлящую кровь, заполнил ванную комнату. Поднял взгляд и увидел нависающую надо мной Софию в ярко-красной шапке, под которой были абсолютно недоумевающие глаза цвета охры. Возможно, она предположила, что я тут брился, порезался и потому кричу. Но вряд ли она ждала, что я окажусь здесь совершенно голым, мокрым и распростертым на кафельном полу. — Твою мать! — простонал я и накрыл лицо сгибом локтя. О том, чтобы прятать яйца не было и мысли, как и смысла. София уже все прекрасно увидела. — Только не говори, что ты упал и сломал себе что-то еще, — встала рядом со мной на колени девушка. Замешкалась и сдернула с крючка блядское полотенце, до которого я так и не дотянулся. Расправила его края и накрыла мои яйца сама. Похоже, момент её смущения и неловкости я в расчет не брал. — Не упал. Быстро лёг, — иронизировал я совсем ни к месту. — Встать сможешь? Или я вызову скорую? Головой ударялся? — спросила она и в эту же секунду подложила под мою голову свою шапку. — Головой — нет, — отнял локоть от лица и положил руку ладонью на ребра с той стороны, на которую пришелся удар. — Только ребрами и, кажется, как-то заломил сломанную ногу. — Боже, — выдохнула София сокрушенно. — Ты что тут делал? Танцевал? — еще немного и я решу, что меня пытаются отчитать. — Ага. Брейк. Нижний. Собрал волю в кулак и сел. София тут же начала суетить рядом, зачем-то щупая мне лоб, лицо, спину и торс. Многочисленные браслеты звенели на тонких запястьях, пока ее пальцы порхали по моей коже. — Дышать не больно? Глубокий вдох можешь сделать? — Не больно. Могу.