– Инспектор хотел бы задать пару вопросов тебе и Элис. Пришли ее сюда, когда он с тобой закончит. – Я лишь хочу, чтобы вы подтвердили, что слышали, как ваш хозяин играл на фортепиано в прошлую среду с десяти тридцати до полудня. Вы помните? – Ну, он почти всегда играет утром, сэр. Погодите-ка, в среду… – Девушка застыла в позе глубокой задумчивости. – Ах да, вы ведь в среду сказали, чтобы вам подали кофе на полчаса раньше. Правда, сэр? А когда я принесла его, просили вас не беспокоить, потому что будете заняты чем-то важным. Лорример улыбнулся девушке, снова обнажив зубы. – Все верно, Грейс. – Вы играли без остановки почти час, а потом продолжали до двенадцати. – Откуда вам известно время, Грейс? – спросил Литтлджон. – Ну, я знаю, когда хозяин начал играть, потому что подала ему кофе в половине одиннадцатого вместо одиннадцати. И помню, что он закончил игру вскоре после того, как я посмотрела на кухонные часы, не пора ли накрывать стол к обеду. Казалось, девушка готова и дальше болтать без умолку, но Литтлджон уже получил ответ на свой вопрос. Он поблагодарил Грейс и отпустил ее, попросив прислать Элис, но не говорить ей, о чем пойдет речь. Элис была пухлой и застенчивой, настоящей деревенской девушкой в отличие от старшей служанки, Грейс, чья манера держаться выдавала городское воспитание. Элис краснела и заикалась от смущения. Да, она слышала, как играют на фортепиано. Игра прервалась на минуту-другую, а потом возобновилась. Насколько она помнит, рояль зазвучал сразу после того, как она приготовила кофе для хозяина, а Грейс забрала его. Было рано. Да, около половины одиннадцатого. Играть перестали примерно в двенадцать. Она помнит, потому что Грейс указала ей на часы и велела поторапливаться с картофелем. Вскоре после этого мистер Лорример вызвал ее звонком, прервал игру и что-то сказал ей насчет чернил, которые он пролил на ковер. Она вытерла пятно, но слабый след возле рояля все же остался, он и сейчас виден. Литтлджон поблагодарил девушку. Она с явным облегчением едва ли не бегом бросилась к двери и, взволнованная, поспешила в кухню обменяться впечатлениями с Грейс. – После той утренней встречи вы еще видели мисс Тидер, мистер Лорример? – Как ни странно, да. Вечером мне было нечем себя занять, и я снова отправился в церковь. Для меня это довольно необычно. Я возвращался домой, когда мисс Тидер догнала меня и сообщила, что написала своему кузену, попросив встретиться с ней в среду. Она решила дать ему возможность опровергнуть обвинения. Меня это огорошило. Я и подумать не мог, что случайно оброненные слова приведут к серьезным последствиям. Так я ей и сказал. – Что она ответила? – Мисс Тидер горячо поблагодарила меня, объяснив, что если моя история окажется правдой, то я помог ей избежать страшной ошибки. Если же нет, она очень разгневается на того, кто распустил этот слух, кем бы он ни был. То есть, как я понял, если Уиньярд сумеет оправдаться. В любом случае меня это не касалось, так что я не придал значения ее словам. Мы расстались в центре деревни, и я направился домой. Однако я рад, что открыл мисс Тидер глаза на проделки этого пустобреха, ее кузена, который морочил ей голову. – Пустобреха? Сегодня я уже слышал это словцо. – Наверное, от старого Хаксли. Это его выражение. Я встретил его утром: похоже, та же новость поступила к нему из другого источника. Странно: мы оба живем в одной деревне, а история из далеких краев добралась до нас разными путями. Мистер Лорример имел привычку резко обрывать фразы: казалось, он стискивает зубы, чтобы решительно остановить бурный словесный поток, – а пересказывая сплетню, известную ему и Хаксли, причмокивал губами, будто пережевывал и смаковал каждое слово. Литтлджон поблагодарил Лорримера и попрощался. Он помнил о похоронах мисс Тидер, назначенных на два часа, и спешил добраться до гостиницы, где его ждал обед. Решил, что будет держаться чуть в стороне и издали наблюдать за траурной церемонией. Возможно, удастся составить представление о тех, кто будет присутствовать на похоронах, и сделать какие-то выводы. Вдобавок ожидалось, что на кладбище прибудет адвокат из Эвингдона. Позднее по договоренности с Олдфилдом он собирался огласить завещание и в присутствии полиции просмотреть личные документы мисс Тидер. Литтлджон переходил улицу, когда услышал частую дробь шагов за спиной. Это был мистер Клапледи. Он семенил ногами, путаясь в сутане, – торопился домой к обеду. Пастор помахал рукой Литтлджону и догнал его. – Здравствуйте, инспектор. Надеюсь, вы придете на похороны сегодня днем. Это было бы символично. Своего рода знак, что закон не дремлет, но добивается справедливости для несчастной женщины. Тогда увидимся позднее. До свидания, до свидания. – Полы сутаны снова захлопали, потом пастор вдруг резко обернулся и доверительно сообщил Литтлджону: – События никогда не случаются поодиночке, верно, инспектор? Знаете, ко мне только что заходила Полли Друс. Она и молодой Эллиман – раньше он служил конюхом в Хилари-Холле, а теперь его призвали в армию, – собираются завтра пожениться по специальному разрешению и хотят, чтобы я их обвенчал. Совершенно неожиданно! Я бы даже сказал, удивительно! Парня отпустили в увольнение всего на сутки, а они с Полли надумали сыграть свадьбу. Я понятия не имел, что между ними что-то есть… Что ж, до встречи… – Преподобный Клапледи пустился рысью дальше и повернул за угол, бормоча что-то себе под нос. – Ну-ну, – улыбнулся Литтлджон, потянул носом воздух и пошел на запах ростбифа и йоркширского пудинга. Глава 10. Завещание К обеду начал накрапывать дождь, а когда настало время похорон мисс Тидер, уже лило как из ведра. Литтлджон стоял перед входом в «Колокол» рядом с хозяином, его женой и группой завсегдатаев и наблюдал, как две дымящиеся паром лошади тащат за собой траурный катафалк, сочетая предельную торопливость с почтительностью. За катафалком следовали три машины, невидимые пассажиры скрывались за запотевшими стеклами. Литтлджон накинул плащ и направился к кладбищу, держась поодаль от процессии. Дождливая погода не удержала дома тех, кого похороны манят как развлечение: пестрая толпа любопытных и сочувствующих нестройной вереницей потянулась за кортежем. Покачивались зонтики, над дорогой разносился гулкий топот ног. Голоса не звучали, только шум шагов, негромкий рокот машин, ползущих за катафалком, цокот лошадиных копыт да шорох и стук дождя. В церкви уже дожидалась другая партия незваных зрителей и скорбящих, они прятались от дождя на крыльце и под сводом покойничьих ворот. Самые стойкие нашли себе убежище под мокрыми деревьями. Они приветствовали друг друга сдержанными кивками, молчаливо или шепотом, потом сурово затихали в ожидании церемонии погребения. Литтлджон вошел на кладбище через боковые ворота и встал под каштаном, но дождевые капли стекали с ветвей и падали ему за шиворот. Инспектору пришлось застегнуть макинтош на все пуговицы и надвинуть шляпу на глаза. Вскоре из церкви появился мистер Клапледи, мальчик-певчий нес над его головой большой зонт. За ними следовали мистер Брасси (поверенный), Уиньярд и две ветхого вида старушки в выцветших черных одеждах – вероятно, дальние родственницы пришли занять место у могилы и получить причитающуюся им долю соболезнований. Была здесь и Сара Расселл в сопровождении Торнбуша. Оба в новых траурных костюмах и с зонтами, которые не спасали от ливня, медленно превращавшего ткань их одежды в атлас. На лице Торнбуша застыло неприступное набожное выражение, его так и распирало от сознания собственного величия, будто он знал все о смерти и геенне огненной, знал, как вырвать у них жало и обратить их победу в поражение. Казалось, он вот-вот оттолкнет пастора в сторону, разразится потоком псалмов и сам предаст земле покойную. Монотонное бормотание мистера Клапледи напоминало жужжание пчел в его улье. Пахло землей, плесенью, прелыми листьями и дымом. Шаркая и оскальзываясь на бугорке вырытой земли, могильщик с подручным подняли гроб и занесли его над могилой. Мистер Клапледи пробубнил последние слова, гроб опустили. Глина и камешки загрохотали по крышке, скорбящие в последний раз заглянули в глубину, затем горсточка официальных участников церемонии распалась, все побежали к машинам. Могильщик установил промокшие цветочные венки в стороне от дорожки и вместе с помощником замер в ожидании. Это был знак для публики, что можно подойти к могиле. Женщины устремились вперед по траве. Они читали надписи на венках, оживленно переговаривались, смотрели вниз на гроб, с напускной почтительностью бросали на крышку пригоршни грязи и камней, а затем спешили прочь, жалуясь соседкам, что насмерть продрогли. Когда измазанная грязью толпа рассосалась, к могиле поспешила сухая, с прямой спиной женщина в старомодном плаще с пышными у плеча и сужающимися к запястьям рукавами. Свой зонт она держала высоко, словно знамя, и шла твердым, решительным шагом, со сжатыми в тонкую полоску губами. Женщина не задержалась у могилы, а приблизилась к самому краю, набрала пригоршню грязной земли с камнями и швырнула ее на гроб жестом, полным злобной непреклонности и мстительной радости. Потом она зашагала прочь. Двое рабочих принялись торопливо засыпать могилу землей. Литтлджон подошел к ним. – Кто это был? – поинтересовался он. – Что? – переспросил могильщик, на кончике носа у него висела дождевая капля, а с мокрых усов, словно с сосулек, капала вода. – Женщина, что только сейчас ушла. Кто она? – А-а, это миссис Уикс с фермы «Аппер-Хилари». Она со странностями… Слушай, Ишмаэл, ты не можешь работать лопатой побыстрее? Я уже продрог до костей. Появился Олдфилд в клеенчатом плаще и зюйдвестке. После сцены похорон Литтлджон рад был увидеть его веселое румяное лицо. В зубах у него дымилась большая трубка из горлянки. Детективы дружески поздоровались. – Как дела, Литтлджон? – Да так себе. Пока ничего определенного. Я расскажу вам, когда мы найдем место посуше и выпьем чего-нибудь горячего. – Я виделся с Брасси. Примерно через час все посторонние разойдутся. Мы договорились встретиться в пять в коттедже «Брайар». Он не будет трогать письма и бумаги до нашего прихода. – Хорошо. Тогда предлагаю взглянуть, чем нас угостят и согреют в «Колоколе». Там я и расскажу вам, как дела. Они направились в паб, оставив главную героиню этого странного дела покоиться с миром под мокрыми деревьями. В коттедже «Брайар» им в ответ на стук открыла дверь заплаканная Сара Расселл. Лицо ее опухло от слез, глаза покраснели. Когда инспекторы вошли в гостиную, они застали мистера Брасси в сильном волнении. Уиньярд сидел в кресле у камина в позе человека, сломленного отчаянием. Адвокат обратил сердитое лицо к новоприбывшим. – Не хватало только прихода полиции, чтобы довести до конца чертову клоунаду, которую я наблюдаю вот уже много дней. Как бы мне хотелось, джентльмены, чтобы вы пришли арестовать эту глупую Сару Расселл и этого балабола-псалмопевца Торнбуша! Удивленные таким приемом детективы вопросительно уставились на мистера Брасси. Лицо его побледнело от гнева, худые руки яростно жестикулировали, а похожие на парик волосы торчали во все стороны. Сейчас он, как никогда, походил на драчливого воробья после жестокой драки с соперниками за хлебные крошки. – Добрый день, джентльмены, – простонал Уиньярд, подняв багровое лицо. Губы у него пересохли, он буквально обливался по́том. – Мало нам других забот, так еще эти осложнения, – рокотал Брасси, клацая фальшивыми зубами. – Мы только что обнаружили, что завещание, суть которого я пересказал вам на днях у себя в конторе, вовсе не последняя воля моей покойной клиентки. Его лишает силы более поздний документ, написанный мисс Тидер собственноручно в прошлый понедельник и заверенный подписями Сары Расселл и этого мерзкого Торнбуша. Мы узнали о нем час назад! Олдфилд в замешательстве пригладил волосы, а Литтлджон тихо присвистнул. – Да уж, тут только и остается, что свистеть. В жизни не слышал подобного вздора. В порыве досады на мистера Уиньярда, что присутствует здесь… – При этих словах сокрушенный миссионер испустил стон. – …мисс Тидер решила изменить завещание. Вместо того чтобы посоветоваться со мной, а именно так ей и следовало поступить, она тщательно переписала свою копию документа, что хранился у меня, однако внесла в него изменения. Новое завещание повторяет предыдущее за тем лишь исключением, что Уиньярд лишается наследства, а его доля отходит Евангелическому союзу. Вы только представьте! – Но чем я провинился, что такого сделал, чтобы со мной обращались подобным образом, презирали меня и унижали? – горестно взвыл Уиньярд, обращаясь к присутствующим. – Разумеется, мистер Брасси, – вмешался Литтлджон, – вас должны были уведомить об этих изменениях если не до, то сразу после смерти мисс Тидер. Расселл знала о новом завещании, и ей следовало предупредить вас. – Это меня больше всего и возмущает. Будь моя воля, эта девица и ее приятель святоша не получили бы ни пенни. Однако, похоже, мисс Тидер составила новый и, заметьте, совершенно законный документ, подписала его и заверила подписями двух свидетелей, после чего заперла в ящике своего бюро. Она сказала Расселл в присутствии Торнбуша, что это завещание – мера предосторожности. Мисс Тидер кое-что узнала об Уиньярде и пожелала обезопасить себя на случай, если история окажется правдой. Она собиралась уничтожить доморощенный документ, если слух не подтвердится, и оставить его в силе при другом исходе. Если же ее вдруг «настигнет внезапная смерть» (так выразился этот лицемерный мошенник!), Расселл должна была передать новое завещание мне. – Так почему она не сделала этого сразу? – спросил Олдфилд. – Из-за Торнбуша! У него хватило наглости сказать девице, чтобы она подождала до похорон. Тогда самое время оглашать завещание, заявил он, черт бы его побрал! Эта парочка помалкивала, пока я не представил старый документ, тогда-то они и взорвали свою мину. – Разве обстоятельства, при которых составлялось новое завещание, не дают достаточных оснований опротестовать его? – спросил Литтлджон. – Я буду бороться! Я буду бороться! – вскричал Уиньярд, воспрянув духом. – Вы ничего этим не добьетесь. Новое завещание законный документ, и найдется не меньше полудюжины людей, готовых засвидетельствовать, что мисс Тидер была в здравом уме на момент его составления. Я сочувствую вам, Уиньярд, очень сочувствую, но меня приводит в бешенство манера, в которой это было проделано, и поведение пары болванов, что сидят теперь здесь. Я уже высказал Саре все, что о ней думаю, и взгрел Торнбуша как следует. Он не приблизится к этому дому, пока завещание не будет официально утверждено, или я прогоню его взашей. А теперь, джентльмены, предлагаю всем успокоиться и изучить личные бумаги покойной. Простите, Уиньярд, мне жаль, но вам нельзя тут оставаться. Вам лучше удалиться к себе в комнату и немного отдохнуть, оправиться от потрясения. Вы это преодолеете. Адвокат проявил человечность: продел руку под локоть расстроенного миссионера и проводил его до двери. – Итак, джентльмены, давайте посмотрим, что у нас в этом столе. Хранилищем личных документов мисс Тидер служило большое старомодное бюро, стоявшее в углу комнаты. Брасси достал из кармана ключ и открыл верхний ящик. – Надеюсь, мы не найдем там других завещаний, черт возьми, – проворчал он. – Мне и без того хватило хлопот. Пришлось отправить домой на такси обеих мисс Голайтли, дальних родственниц покойной! Похоже, мисс Тидер забыла упомянуть о них в своем завещании. Не оставила им даже денег на дорогу, чтобы они смогли приехать на похороны! В верхнем ящике бюро хранилась куча бумажного хлама. Аккуратно перевязанная лентой пачка прошлогодних рождественских открыток с именами отправителей, написанными карандашом рукой мисс Тидер. Очевидно, подсказка, кому отправить поздравления в следующий раз. Почтовая бумага, конверты, сургуч, ярлыки, ручки, перья и бухгалтерские книги. Стопка старых расчетных книжек и корешки чеков. Трое мужчин перебрали всю эту пеструю свалку, полицейские отложили в сторону бухгалтерские книги и чековые корешки, чтобы позднее изучить их. Во втором ящике обнаружилась чековая книжка текущего счета и расчетная книжка, они отправились к старым банковским документам для более подробного исследования. В том же ящике лежали кипы старых счетов, рекламных буклетов и писем. Последние в основном от родственников, включая мистера Уиньярда. Мисс Тидер держала здесь и деловую переписку, сколотую в уголке большой скрепкой. Письма с просьбами о денежной помощи от благотворительных организаций и частных лиц, на каждом аккуратная пометка: «Нет» или «Поручить», – а то и: «Отправлено пять фунтов» – или другая сумма с непременной датой. Напоследок извлекли еще одну пачку писем, тоже зажатую скрепкой. Они оказались самой любопытной находкой. Адрес отправителя на всех письмах был указан один: Лондон, Восточно-Центральный округ, Роупуокер-стрит, 11, – а на официальном бланке значилось: «Евангелический союз за обращение грешников к покаянию». Сложенные в хронологическом порядке письма наглядно представляли краткую историю связей мисс Тидер с этой благотворительной организацией. Судя по всему, покойная патронировала ее в течение трех лет и время от времени жертвовала союзу весьма солидные суммы. Детективы добавили письма к расчетным документам, чтобы позднее сопоставить их. Наконец открыли нижний ящик. Здесь хранились разнообразные религиозные брошюры и листовки, однако «облагораживающая» литература оказалась в довольно странном соседстве. Рядом лежало не меньше двух дюжин дешевых, в бумажных обложках романов, купленных по почте или тайком в мелких лавках. Французские, немецкие, американские, британские книги – все на английском языке, разумеется. Некоторые хорошо известные, другие нет, но все одинаково непристойные. Трое мужчин переглянулись и криво усмехнулись. Мистер Брасси закрыл и запер ящик. – De mortuis…[94] – пробормотал он. – Нам нужно распорядиться, чтобы эти книги тихо сожгли. Возможно, мисс Тидер купила их, чтобы лучше понимать тех, чьи души, как ей казалось, пыталась спасти. Не спешите осуждать ее, давайте истолкуем сомнения в ее пользу. Их внимание обратилось к отложенным вещам. Не вызывало сомнений, что любимой благотворительной организацией мисс Тидер был Евангелический союз. Об этом красноречиво свидетельствовали переписка и расчетные книжки. Покойную искусно оплетали лестью и ловко убеждали поддерживать труды союза, в чем бы те ни заключались. Вначале была листовка с описанием работы общества среди опустившихся жителей трущоб и даже в Уэст-Энде. Мисс Тидер явно заинтересовалась и отправила союзу пять фунтов, на что последовал немедленный и пространный ответ вместе с солидной порцией литературы. На время наступило затишье, потом пришло новое письмо с просьбой о пожертвовании. Мисс Тидер расщедрилась на десять фунтов. Деньги эти употребляли (возможно, только на словах), чтобы наставить на путь истинный заблудшую сестру, чье имя упомянули особо. Через неделю на адрес союза поступило письмо от раскаявшейся грешницы со словами горячей благодарности и признательности к неведомой благодетельнице, открывавшей ей всю глубину ее греховности. С того дня мисс Тидер стала легкой добычей для ловких вымогателей. Письма приходили одно за другим. Выписывались чеки на пятьдесят фунтов, дальше изливался поток благодарностей, отсылались копии писем от обращенных к их щедрой покровительнице. Наконец, примерно за год до смерти, мисс Тидер оказали высокую честь: сделали почетным вице-президентом общества, – а ее фамилия появилось на официальном бланке! Брасси просматривал письма одно за другим и передавал детективам. Литтлджон и Олдфилд выписывали суммы пожертвований на отдельном листке и в заключение подвели приблизительный итог, подсчитав, сколько средств перевела мисс Тидер Евангелическому союзу за время своего участия в его работе. За три года она выплатила обществу две с половиной тысячи фунтов! А теперь завещала ему бо́льшую часть своего имущества! Адвокат и полицейские пришли в замешательство. – Это не первый случай, мне уже приходилось сталкиваться с подобным, – произнес Брасси. – Лесть и угодничество часто толкают одиноких людей вроде мисс Тидер на безумства, ослепляют их. Она воображала, будто заменяет мать падшим женщинам Лондона, и тот, кто вытягивал у нее деньги, хорошо знал, как ее ублажить. – Кстати, вы когда-нибудь раньше слышали об этом благотворительном обществе? – спросил Литтлджон. – Странно, что мисс Тидер не стремилась изучить подробнее его деятельность. Брасси поворошил стопку машинописных листов: – Видите, они представили безупречный балансовый отчет, составленный по всем правилам. Ревизию проводила бухгалтерская фирма, наделенная подобным правом, доходы и расходы документально подтверждены. Похоже, спектакль умело срежиссирован. Все эти письма подписаны штатным секретарем Алсимасом Мортимором, но президентом значится некий преподобный Питер Скэрздейл, доктор богословия. Поверенный указал на два письма, которые успел внимательно просмотреть. – Вероятно, мисс Тидер пыталась договориться о личной беседе с доктором богословия. Вот его ответ.