– Мисс Тидер пришла поговорить о Полли Друс, мистер Уикс? Хозяйка так резко втянула воздух, что раздался хлюпающий звук, будто она жадно пила. Уикс, казалось, вот-вот рухнет без чувств. – Я понимаю, это крайне неприятно, но мы обязательно выясним правду. Лучше рассказать мне все сейчас в частной беседе, иначе потом вам придется сделать это публично. Итак, я жду. – Мне нечего вам сказать, – отрезала миссис Уикс. Она взяла Библию и очки, поднялась и выразительно посмотрела на мужа. – Лживые измышления мисс Тидер касались Уикса. Если у него есть желание рассказать вам, а я вижу, что он готов, – пусть рассказывает. Я иду в кладовую. У меня дела. Она чопорно, широким твердым шагом прошествовала к выходу и закрыла за собой дверь. Литтлджон повернулся к хозяину. – Ну, мистер Уикс? – произнес он. Охваченный паникой фермер попробовал вывернуться, хотя понимал, что его попытка обречена на провал. – Сегодня я неважно себя чувствую, инспектор. Лучше завтра зайду в полицейский участок и все вам расскажу. Богом клянусь, я приду. – Ну же, ну же, мистер Уикс. Никто не собирается обвинять вас в преступлении. Я лишь хочу выяснить, из-за чего вспыхнула ссора, когда мисс Тидер приходила сюда. Речь шла о Полли Друс, это мне известно, но нужны подробности. Теперь вы можете говорить свободно. Завтра эта девушка выходит замуж, так что оставьте прошлое позади. С Уиксом произошла поразительная перемена. Он поднялся, оперся ладонями о стол, наклонился к Литтлджону и выставил вперед вялый подбородок. – Ну-ка повторите. Выходит замуж? Это вранье! Чертово вранье! Она моя… – Он осекся, сообразив, что выдал себя. В его мутных глазах впервые мелькнуло просветление. Уикс огляделся, будто не понимал, где находится. – Выходит замуж, говорите? Кто вам сказал? Выкладывайте, потому что это неправда. Она сообщила бы мне сама. Да, да, да. У нас с ней связь. Из-за этого Тидер и подняла бучу. Пыталась призвать меня к покаянию, а когда я велел ей не лезть в чужие дела, рассказала все жене. Вот ведь какое бесстыдство. Будто жена ничего не знала. Она достаточно наказала меня за это, о да… Когда-то я был славным честным парнем. А теперь грешник и пропойца. Но можно ли меня винить за то, что я искал себе женщину ради любви? Из года в год мы сидим тут каждый вечер и молчим, слова не пророним, только читаем, глядим злобно да мотаем друг другу нервы. Она всегда смотрела на меня свысока, ведь я из крестьянской семьи и образования не получил. А потом я встретил Полли… Она единственная, кому есть дело до старого Уикса… – Что ж, о свадьбе мне сказал священник, мистер Уикс. Она выходит замуж завтра за молодого Эллимана по специальному разрешению. – Выходит, я не больно-то много для нее значил… Она встречалась со мной ради красивых вещиц, которые я ей покупал… ладно, ладно. Тогда я могу вам сказать, теперь уже все равно. Это из-за нее я убил Этель Тидер. – Вы? – воскликнул Литтлджон. Признание Уикса произвело эффект разорвавшейся бомбы. Размышляя над делом, инспектор перебирал одного за другим участников событий и видел подозреваемого в каждом, включая самого пастора, но никогда не принимал всерьез пропитанного виски пьяницу. – Да. Я убил Этель Тидер. Теперь можете послушать всю историю целиком. Пока Полли была моей, или пока я думал, будто она моя, мне было ради чего жить. А теперь лучше бы мне умереть… пусть меня повесят, нужно с этим покончить. Каждому детективу из Скотленд-Ярда доводилось слышать, как невиновный человек срывается и признается в преступлении, то ли от отчаяния, то ли в помрачении рассудка. К заявлению Уикса инспектор отнесся с осторожностью, принимать его на веру не спешил. – Лучше объясните мне, в чем дело, мистер Уикс, но должен вас предупредить: все, что скажете, впоследствии может быть использовано против вас в суде. Вероятно, вы предпочли бы пойти вместе со мной в полицейский участок и там подписать заявление? – Сначала позвольте мне облегчить совесть, а после я подпишу. Да простит меня Бог. Знаю, я был и остаюсь грешником. Но я молился, боролся против сил тьмы, хотя так и не получил ответа на свои молитвы, не увидел даже лучика света. Только ненависть да осуждение миссис Уикс. Я человек пропащий, да смилуется Господь над моей душой. Если подумать, так мне особо нечего сказать. Тидер зашла сюда поговорить со мной. Мол, я должен порвать с Полли Друс или ответить за последствия. Иными словами, она расскажет все не только моей жене, но и сквайру, и его леди, опозорит Полли. Я так возмутился, что послал Тидер ко всем чертям. Она оставила мне какие-то брошюры, но я не стал их читать, просто сунул в карман. Так вот, она доложила моей жене и сквайру тоже. В понедельник Полли сказала мне, что миледи объявила ей об увольнении. Я обещал позаботиться о ней. И еще добавил, что пойду к Тидер и выскажу ей все. Наверное, потеря работы заставила Полли выйти за молодого Эллимана. Он всегда вздыхал по ней, еще до того как его призвали. Но тогда она предпочла меня. Думаю, из-за моих денег. Что ж… Уикс тяжело сглотнул, повернулся к угловому буфету, подергал дверцу, убедился, что она заперта, и в приступе внезапного гнева рванул ее, выворотив замок. Он достал бутылку с виски, наполнил стакан до половины и опрокинул в себя. – Так-то лучше. Хотите выпить, инспектор? – Нет, спасибо. – Так вот, я принялся высматривать мисс Тидер, чтобы устроить ей разнос. Взял одну из ее листовок и написал на ней самое грубое слово, какое только знал, – хотел показать ей, что мне все теперь нипочем. Я увидел ее в среду утром около одиннадцати часов: заметил, как она переходит Эвингдон-роуд, чтобы пройти коротким путем через поле возле дома пастора. Я тоже находился на Эвингдон-роуд, вот и поспешил следом. Перехватил ее как раз посреди поля. Спросил, что она затевает, а потом говорю: «Что до ваших трактатов, возьмите-ка это». И сую ей листок с бранной надписью. Тидер даже не взглянула на него. Зажала в руке и напустилась на меня, начала оскорблять. Это я бы еще стерпел: ведь тоже в долгу не остался, отвел душу, разделал ее на все корки, да-да, – но когда она завела речь о Полли, рассвирепел. «Скажете еще хоть слово о ней, и я вам дам по губам, чтоб не врали». А она еще пуще разошлась. Тогда я совсем потерял голову. У меня в руке мотыга была – я выпалывал чертополох на своей лужайке. Я даже опомниться не успел, как взмахнул мотыгой и ударил Тидер тяжелой ручкой. В бешенстве стукнул сильнее, чем хотел. Она упала и затихла. – Кто-нибудь находился поблизости в это время? – Нет. Я не мог оставить Тидер там, посреди поля. Я посмотрел на нее. Она не шевелилась. Потрогал – она была как мертвая. Я убил ее. Тут я словно обезумел. Поднял Тидер, отнес к изгороди и оставил там, под кустами. – В какой части изгороди? – Возле прохода между деревьями, что ведет к пасторскому дому. Я оставил ее там, потому как не знал, что теперь делать. Оставалось лишь надеяться, что никто меня не видел. Может, люди решат, будто ее лягнула лошадь, или нечто подобное, подумал я. А вскоре припустил как можно быстрее и принялся полоть чертополох на лужайке, чтобы состряпать себе хоть какое-то алиби. Но ничего не получилось, инспектор. Убийство не скроешь, вот правда и выплыла наружу. Кровь убитых взывает из могилы. Со мной покончено. Да простит меня Господь. – Вы хотите сказать, что оставили тело возле изгороди и не бросали его в отстойник при доме священника? – В отстойник? А он-то тут при чем? – Вы не читаете газет? Не слышали, как люди судачат о дознании? – Нет. Я не желал ничего слушать об убийстве. Понимал: Тидер найдут, – но не хотел знать, что говорят в деревне. Я и без того день и ночь слышу голос собственной совести. – Так вы не знаете, что мисс Тидер нашли в отстойнике мистера Клапледи? У нее на голове остались следы от вашего удара, но не он ее убил. Она захлебнулась водой в сливной яме, куда ее сбросил тот, кто нашел мисс Тидер там, где вы ее оставили. Глаза Уикса едва не вылезли из орбит. – Так я не убийца? Я не убил ее? – Нет. Но вам лучше пойти со мной в участок. Мы должны записать ваши показания, а вы – подтвердить их в присутствии свидетелей. Идемте прямо сейчас. Собирайтесь. Уикс поднялся. С плеч его словно груз свалился. Он вышел в ту дверь, за которой скрылась его жена, но оставил ее открытой. Литтлджон слышал, как он гремел в кладовке – наверное, обувался. Детектив застегнул пуговицы плаща. Ему не терпелось уйти, вырваться из этого ужасного места, где, казалось, сам воздух пропитан ненавистью. Неожиданно раздался оглушительный грохот. Литтлджон бросился на звук, но опоздал. Уикс лежал на красных плитках пола тесной комнаты, рядом валялся дробовик. Зрелище было не из приятных – очевидно, он приставил стволы к виску. Сверху донесся шум, и инспектор поднял голову. Из темного угла кладовой тянулась лестница на второй этаж. Наверху стояла миссис Уикс со свечой в руке, в длинной ночной рубашке и поспешно наброшенном сверху пальто. Даже полуодетая, она оставалась такой же чопорной и суровой, а лицо ее в отблеске свечи напоминало уродливую, гротескную маску. – Это еще что? – спросила она, глядя вниз, в темноту, где тускло мерцала лишь маленькая кухонная лампа. – Ваш муж застрелился, миссис Уикс. Вам следует одеться и немедленно спуститься. Позднее Литтлджон сообразил, что не выразил никакого сочувствия хозяйке. Похоже, в этом доме, полном ненависти, в сочувствии не нуждались. Миссис Уикс застыла на мгновение на верху лестницы. Затем ее тело вдруг обмякло, ноги подогнулись. С диким криком она повалилась вперед, кубарем скатилась вниз по ступеням и осталась лежать без движения на полу кладовой. Глава 12. Роупуокер-стрит Сержант уголовной полиции Кромвель удовлетворенно разглядывал проплывавшие мимо улицы со второго этажа автобуса номер одиннадцать: цель его путешествия была уже близка. Потом он вдруг вскочил, легко сбежал по лестнице вниз, ухватился за поручень, выпрыгнул из автобуса, благополучно приземлился на ноги и спокойно зашагал по тротуару, не обращая внимания на крики возмущенного кондуктора. Роупуокер-стрит терялась в лабиринте довольно широких улиц, параллельных Ливерпуль-стрит, где располагались в основном конторские здания, занятые представителями самых разнообразных сфер деятельности, от изготовителей вешалок для одежды или меховых изделий до бухгалтеров, страховых консультантов и даже дантистов. Детектив остановился перед непримечательным домом примерно в середине улицы, прочитал названия на табличке у двери и вошел. К его досаде, лифта в здании не было, пришлось преодолеть три пролета мрачной лестницы, прежде чем он добрался до конторы, которую искал. Кромвель приблизился к стеклянной двери в конце короткого коридора в задней части строения. Помещение было дешевым – наверное, самым дешевым во всем здании. На стекле значилась надпись: «Евангелический союз». Кромвель постарался придать лицу важное, торжественное выражение и постучал. Он как нельзя лучше подходил для этого задания: полный невинной гордости за знаменитое имя, которое носил, сержант придерживался пуритански строгих взглядов и старался при любых обстоятельствах действовать так, как, по его мнению, поступил бы его великий однофамилец, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии. За дверью послышалась возня, будто кто-то поспешно что-то прятал или разбрасывал по столу груды бумаг и книг, желая создать видимость занятости. – Войдите, – наконец раздался мужской голос. Кромвель оказался в маленькой пыльной комнатке. На полу лежал дырявый ковер, окна прикрывали сломанные жалюзи, на подоконниках громоздились пожелтевшие, выгоревшие на солнце сборники церковных гимнов и томики Библии. На столике под окном притулилась разбитая пишущая машинка. Середину комнаты занимал знававший лучшие дни письменный стол, заваленный машинописными листами и гроссбухами, там же помещались бутылка с желтоватой водой и пыльный стакан, ящик для хранения денег, чемоданчик-«дипломат», шляпа-котелок и яблоко. На каминной полке грудой лежали религиозные брошюры и листовки, над ними на стене висел какой-то документ в рамке – должно быть, свод правил обращения грешников к покаянию. За столом сидел грузный мужчина с обрюзгшим лицом, большим крючковатым носом, маленькими темными глазками и взъерошенной густой седой шевелюрой. Он поднялся, чтобы приветствовать посетителя, и Кромвеля поразила огромная массивная фигура этого человека, в чьих вкрадчивых манерах чувствовалась скрытая фальшь. – Доброе утро, сэр, чем могу служить? – произнес мужчина, и Кромвель с его странным пристрастием давать подходящие, как ему казалось, прозвища людям, с которыми сталкивался, немедленно мысленно назвал его мистер «Грозовой Перевал». – Мистер Мортимор, полагаю? – Да. – Меня зовут Роберт Кромвель, – представился детектив, не желавший ни при каких обстоятельствах отказываться от своей фамилии. – Меня заинтересовало ваше общество, сэр. Ежегодно я жертвую десятую часть своих доходов на праведные дела, и не хотел бы обойти вниманием ни одну благую цель. Вероятно, вы расскажете мне подробнее о своей деятельности? Грозовой Перевал засуетился с живостью, поразительной для человека подобной комплекции. Он с поклоном проводил Кромвеля к единственному креслу для посетителей, порылся в ящиках и шкафах. Потом принялся расхаживать по комнате, пространно разглагольствуя о трудах и целях своего общества, и, наконец, вручил посетителю пачку бумаг с подробными сведениями и цифрами – числом падших женщин, пьяниц, воров, мошенников и бродяг, спасенных от вечной погибели за годы существования союза, а также не менее дюжины платежных квитанций, которые предлагалось заполнить благотворителям, и объемный бланк для желающих завещать Евангелическому союзу свое имущество. – Конечно, – продолжил мистер Мортимор после того, как описал труды своего воинства миссионеров в злачных местах, где гнездится порок, – этот маленький кабинет лишь центр… своего рода пост управления огромной организацией. Сюда приходят отчеты о деятельности союза, здесь организуют, проверяют и финансируют его работу. Можно сказать, это сердце, да, сердце, снабжающее кровью организм. Наша сеть охватывает все уголки страны. Например, прямо в эту минуту наш глава, доктор Скэрздейл, несет служение в трущобах Шотландии, куда его призвало неотложное дело. Я и сам был когда-то на передовой линии фронта, и поверьте мне, мой друг, это волнующая, прекрасная работа! К несчастью, слабое здоровье привязывает меня к письменному столу, однако я делаю что могу. – Но если я включу ваше общество в список пожертвований, – произнес Кромвель с тем же ханжески-благочестивым видом, что и Грозовой Перевал, – мне потребуются доказательства, что мои средства расходуются должным образом, на благие дела. – Ценю вашу щепетильность, мистер Кромвель. В наши дни следует проявлять осмотрительность. Я могу предоставлять вам ежегодно наш сводный финансовый отчет с аудиторским заключением, составленным уважаемой бухгалтерской фирмой. В этом документе будет представлен перечень разнообразных сфер нашей деятельности. Полагаю, подобное подтверждение вас удовлетворит? – Да, этого будет достаточно. Но объясните мне, как получилось, что ваше общество не слишком-то широко известно. Я никогда не слышал о нем, пока на днях один мой друг, который предпочел остаться анонимным доброжелателем, не рассказал мне о вашей замечательной работе. – Мистер Кромвель, мы частная организация. Работа, подобная нашей, требует особой осторожности и такта. Это не государственная больница и не общество защиты детей или животных. Мы имеем дело с падшими созданиями, у которых, однако, сохранились остатки гордости и достоинства, и широкая огласка может стать серьезной помехой в нашей работе. По этой причине нас поддерживает финансово узкий круг благотворителей, и, хотя наш союз мог бы добиться большего, будь наши фонды крупнее, мы предпочитаем придерживаться нынешней политики. Вы понимаете? – Да. А теперь насчет той бухгалтерской фирмы. Простите, но если я решусь пожертвовать… скажем так, значительную сумму, мне потребуется самая полная информация. Эта фирма, «Читти, Маллинер и Пасси»… Я никогда о ней раньше не слышал… – Ай-ай-ай, сэр. Фирма одна из лучших в городе. Все ее партнеры – лицензированные бухгалтеры. Это не подлежит сомнению. Их контора в нашем же здании, на нижнем этаже. У них безупречная репутация. – Я очень признателен вам, мистер Мортимор, и склоняюсь к тому, чтобы поддержать ваше благое дело. Надеюсь, вы и дальше будете сеять семена добра и собирать обильную жатву. Кромвель поднялся и позволил Грозовому Перевалу проводить его до двери с воркованием и поклонами, хотя этот мошенник уже начал раздражать его. Сержант спустился на второй этаж, и здесь с ним произошло легкое превращение. Он изящно сложил зонтик, лихо сдвинул шляпу набекрень, расстегнул пуговицу пиджака и небрежно сунул руку в карман брюк. Другой рукой он вытянул из нагрудного кармана визитную карточку с надписью: «Справочники Кромвеля. Представитель Р. Кромвель, директор». Вооруженный подобным образом, он спустился на нижний этаж, вошел во вращающуюся дверь конторы «Читти, Маллинер и Пасси» и нажал кнопку звонка. Казалось, контора пуста, но за перегородкой с закрытым стеклянным окошком послышались торопливые шаги, и вскоре в окошке возникла голова женщины лет сорока. Судя по раздраженному лицу дамы, ей явно не понравилось, что ее побеспокоили. – Доброе утро, – произнес Кромвель, протягивая свою карточку. – Нам не нужны никакие справочники, – ответила она с кислым лицом и захлопнула окошко. – Одну минутку, мадам! Я не пытаюсь вам что-то продать. Я пришел за информацией. Окошко отворилось, снова высунулось лицо недовольной особы с длинными зубами. – Почему же вы сразу не сказали? – Я провожу ежегодную проверку нашего справочника, мадам. Вы ведь не хотели бы, чтобы вашу фирму не упомянули или дали о ней неверные сведения, правда?