Неожиданно мы вышли к скоплению чумов. Всадник спрыгнул с оленя и шлепнул его по крупу. Зверь немедленно скрылся в снежной кутерьме, а всадник взял меня за руку, быстро втолкнул между занавесок чума, и вошел сам. Несколько бесцеремонно, конечно, но будешь мешкать — напустишь в жилье холод и снег. В чуме оказалось полно народу. В середине горел костер, согревающий котелок и чайник, а вокруг в полутьме виднелись лица женщин самых разных возрастов — от старух до младенцев. Мне показалось, их тут собралась целая толпа. Все разом уставились на нас. Я поклонился с просительной улыбкой, и оглянулся на своего провожатого. Капюшон был откинут, и я потрясенно уставился на румяное черноглазое девичье личико под черными блестящими волосами. Снег таял на разрумянившихся щеках, подчеркивая юную свежесть. — Вот, в тундре нашла! — звонко воскликнула она, подтолкнув меня вперед. — Покажи руку. Я выставил вперед кровавое доказательство своей человеческой природы. Женщины стали негромко переговариваться, несколько пальцев протянулось взять образец крови и попробовать на язык. Наконец я был признан годным. Мне показали, куда повесить уже начавшую обтаивать куртку, куда сесть, вручили кружку с горячим, очень крепким и сладким чаем, сдобренным какой-то приятной травкой. Я лихорадочно пытался придумать «легенду» — вот дурак, что не позаботился заранее, пока ждал в фальшивом «чуме»! Но мысли носились в беспорядке, как метель, завывавшая снаружи. Моя спасительница сидела по другую сторону костра и пила из такой же кружки, блестя озорными узкими глазками. — Что ты за человек? Почему в метель по тундре ходишь? — спросила меня из полумрака старая женщина с коричневым лицом, сплетенным, казалось, из одних морщин. Она безостановочно шила большой иглой. Весь женский круг в чуме занимался шитьем. Вышивала даже девочка лет шести, сидевшая наискосок от меня у самого огня. И я решил рассказать, все как есть. — Пропала моя невеста. Я ищу ее. Женщины согласно закивали и закачали головами, стали тихо переговариваться, не отрываясь от шитья. Видимо, тема их заинтересовала. — Как она пропала? — неторопливо спросила старуха. — Я не помню. Я забыл даже, как она выглядит, — сказал я, заглянув в сумятицу мыслей, и вернувшись ни с чем. Облик моей невесты снова растворился во вьюжном кружении. — Но если я не найду ее, она может погибнуть. Зовут ее Ириной. Женщины снова зашептались, переглядываясь и покачивая головами. — Тяжело тебе будет найти свою Ириной, раз ты даже забыл ее лицо, — сочувственно сказала старуха, орудуя иглой. — Как буря стихнет, однако надо к старой Хадне идти. Женский хор поддержал. Мне положительно нравилась сговорчивость этих сказочных жителей. — Ешь, пей, сил набирайся. Ноляке, дай ему юколы. Маленькая девочка, что сидела у костра, отложила свою работу, ушла к периферии жилища и вернулась с чем-то вроде сушеного балыка, который и вручила мне. Я попробовал надкусить угощение. Тут надо было иметь сказочные зубы. Попробовал использовать коренные и тут увидел, что все швеи смотрят на меня с большим интересом, хихикают и подталкивают друг друга. — О, да ты совсем ничего не знаешь! Даже есть не умеешь! Как свою невесту спасать будешь? Маяне, покажи ему, как надо. Девчушка лет двенадцати, прыская от хохота и еле удерживаясь, чтоб не расхохотаться окончательно, взяла у меня юколу, закусила ее кончик зубами, и вынув откуда-то ножик, вмиг отрезала кусочек у самых своих губ. Только лезвие сверкнуло. — Вот так едят юколу. Я порылся в карманах, вынул мультитул, думая, что тоже не лыком шит — есть у меня, чем отрезать угощение. Женщины смотрели на меня с огромным интересом, даже шить перестали. В общем, лезвие завязло в этой самой юколе. Мои хозяйки аж повалились друг на друга от хохота. Ну, что же, хорошо — я смог порадовать их в этот вечер не только любовной мелодрамой, но и комедией. Как они тут обходятся без телевизора! Моя спасительница ловко перебросила мне через костер уже знакомый ножик в ножнах, и я, несколько раз перевернув его, все же поймал. Женщины смотрели на меня, как на бродячий цирк, раскрыв рты, и только что не хлопали. Первую половину юколы я съел под выжидательными блестящими взглядами, но потом дамы увидели, что я справляюсь, и вряд ли покажу им что-нибудь забавное, вроде отрезанного носа, и вернулись к шитью. Я с удовольствием отказался бы от этой жесткой и вполне безвкусной штуки, но дожевал ее до конца, опасаясь нарушить законы гостеприимства и выказать неуважение хозяйкам. Кроме того, я читал, что гость, вкусивший пищу под кровом хозяина, становится другом и получает защиту и неприкосновенность. — Из каких краев ты приехал? — возобновила свой доброжелательный неторопливый допрос главная старуха, когда я домучал угощение. — Позволь мне прежде спросить, о уважаемая (простите, не знаю, как обращаться к вам по имени), — отвечал я с восточной пышной учтивостью, потому что старался быть очень вежливым, — любит ли ваш народ играть? — На праздниках мы всегда играем. Мужчины в свои игры, женщины — в свои, а потом все вместе, — степенно ответила старуха, сопровождаемая сдержанным хихиканьем хора, явно предвкушавшим новое развлечение. — Я прибыл из краев, где живут могущественные шаманы, позволяющие нам играть в жизнь разных людей. Например, мы с Ириной приехали к вам поиграть в историю «Девушка и Месяц». Тут женский хор зазвучал оживленно и по-новому. — Многие говорят, что видели ложный месяц! Так это ваши шаманы его сделали? — Скорее всего, они, но пока мы с невестой играли, настоящий Месяц украл ее. Женщины пришли в страшное волнение, несколько рук ободряюще коснулись меня, несколько раз прозвучало слово «Катгыргын». Я уж забеспокоился, не сморозил ли какую-нибудь глупость. — Катгыргын совсем недавно поймала месяц и отпустила его на небо. Теперь он целый год будет отмерять для нас время, а когда начнет лениться, Катгыргын снова обманет его и заставит работать. Так происходит испокон веков, каждый годовой круг. — Но причем здесь моя невеста? — Ты думаешь, Месяц подойдет близко к Катгыргын, если она будет в своем виде? Нет, чтоб поймать месяц, Катгыргын обращается в красивую девушку, а Месяц любит красивых девушек и бросается на Катгыргын, но та хитрая и сама ловит его, и связывает. После чего отпускает на небо, как только тот пообещает отмерять время целый год. Оттого на земле существует порядок. Видно, месяц в этом году схватил твою невесту вместо Катгыргын. Но Катгыргын очень умная и ловкая, она сумела как-то разобраться и справиться с Месяцем — он опять показывает время. Мы все видели это. — А куда подевалась моя невеста? — Этого мы тебе не скажем, потому что сами не знаем. Старая Хадне может это знать, но может и не знать. Она живет далеко, и в метель тебе до нее не добраться. А метель, действительно разбушевалась не на шутку, она выла снаружи и даже слегка сотрясала чум, позванивая развешанной по стенам домашней утварью. Я мысленно поблагодарил Илью, за то, что он догадался десантировать меня вблизи поселка. Может быть, сидя на дежурстве, или уже болтаясь в вагоне метро по дороге домой, он почувствует мою благодарность. — Хоть Месяца сегодня и не видно, моя старая голова чувствует, что пора спать, — сказала главная старуха и зевнула во весь беззубый рот. И как только она ест юколу? Женщины повскакали, некоторые стали обнимать мою спасительницу, а та закрывала лицо рукавом. — Красивый, красивый, — говорили они. — Высокий, глаза, как небо летом. Глаза как облака перед дождем. Волосы, словно шерсть на брюхе у оленя. Длинные, как стебли черемши. «Интересно, это они про меня говорят? А если про меня, то хвалят или как? И зачем они это говорят?» — подумал я. — Как звать тебя, путник? — спросила старуха, когда многие женщины натянули на себя теплую одежду и столпились у выхода — видимо, они собирались в чуме на посиделки, что бы шить в компании, а теперь намеревались разойтись по своим жилищам. — Иваном, — ответил я. Совершенно не ожидал, что мой простой ответ вызовет целую бурю хохота. Женщины буквально повалились друг на друга от смеха. — Что случилось? — спросил я. — Еване — женское имя, — объяснила, утирая выступившие слезы, одна из хохотушек. — Волосы длинные, имя женское. — Ступайте прочь, — сказала старуха, — время спать, а не смеяться. Раз у него есть невеста, значит, он — мужчина. Кажется, однополая любовь еще не проникла в этот суровый сказочный край. Оставшиеся женщины быстро переделали интерьер чума из гостиной в спальню. Вдоль стен опустили пологи, чайник с котелком унесли, а поперек костра положили две толстые лесины. «Что бы ночью не вставать и не подкидывать дров», — понял я. — Эй, Еване, — сдерживая смех, показала на приоткрытый полог хлопотавшая у костра женщина, наверное, дежурная по чуму, — скорее туда ныряй! Я заполз в отверстие в шкуре, как кенгуренок в сумку, и оказался в подобии палатки. Пошарил обеими руками в темноте. По стенам — шкуры, на полу — очень много шкур, снаружи вьюга свищет, завывает, а внутри — жарко и уютно. Вдруг рука наткнулась на что-то кожаное, теплое и гладкое, и оно тут же захихикало. — Ой, извините, я не знал, что здесь занято! Я видимо не туда попал! И я попытался выползти, путаясь в шкурах, обратно, но гибкие горячие руки обхватили мою шею, и круглый теплый нос потерся о щеку. — Туда, туда! Ты как раз правильно попал! — Слушай, — сказал я, запихивая между собой и горячим невидимым телом прослойку из подвернувшейся под руку шкуры, — это ты меня спасла? Я, кажется, узнал голос. — Я! Поэтому первая с тобой сплю! Конечно, это неизмеримо лучше, чем вампиры, но все-таки немного неожиданно. Что значит «первая»? Так у них очередь и до главной старухи дойдет! Потом я вспомнил, что где-то читал об обычае северных женщин спать с чужеземцами, чтобы обновлять генетический материал, поскольку жизнь в замкнутых общинах грозит вырождением. Но я-то явился сюда спасать невесту, а не улучшать местный генофонд! — Слушай, как тебя зовут? — Еля. — Слушай, Еля, у меня ведь есть девушка! Я хожу, ее ищу. Не могу я спать с тобой, — горячо зашептал я.