– За что старик Гё вышвырнул его из дома? Лоттар снова на него посмотрела. Казалось, она раздумывала над ответом. – За то, – ответила она неспешно, – что Ганс поднял руку на старшего сына господина Гё, Колмана. – Даже так? Кристиан оглянулся на телохранителя. С таким видом, будто разговор его вообще не касался, он разглядывал портрет Берты на стене. – Ганс очень предан мне, – пояснила Лоттар, – он с трудом переносит, когда меня обижают. – В таком случае вам повезло. Преданность в наше время дорого стоит, – нейтрально проговорил Кристиан, а Лоттар воскликнула: – О, вот оно! Госпожа Саттон обвинила Леманнов в том, что их пряности ненадлежащего качества. Якобы это испортило ее прием. Лоттар проворно и без всякого смущения выдрала нужную ей страницу, сграбастала кипу газет в охапку и встала. – Если я вам больше не нужна сегодня… – начала она, и тут в приемную вбежал какой-то мальчик в наряде театрального служащего. – Господин Эрре, – воскликнул он, – скандал! Госпожа Адель отказывается выходить на сцену. Кристиан взглянул на часы – шесть с четвертью. До начала спектакля оставалось меньше часа. – С чего бы вдруг ей отказываться? – Мы ставим «Фабиану», – выпалил мальчик, – в последнем акте героиня появляется простоволосой, босой и в ночной рубашке. Но госпожа Адель не желает представать перед зрителями без прически, платья и туфель. – Никто не ходит топиться в туфлях и прическе, – вдруг заявил Ганс. Это было впервые, когда он заговорил. Кристиан смерил телохранителя внимательным взглядом – ничто не выдавало в нем завзятого театрала. – Госпожа Лоттар, за мной, – велел Кристиан. Та снова уронила газеты на столик и с явной неохотой подчинилась. – Я ничего не смыслю в театре, – пояснила Лоттар в экипаже, – никогда в жизни там не была. – Понятное дело. Корбл однажды мне сказал, что вы для дела, а не веселья. По мне, так довольно безжалостно. – Но это правда, – в ее голосе звучали едва не жалобные нотки. – Отчего вы так взволнованы, госпожа Лоттар? – Оттого, что в области искусства я не являюсь компетентной, это лишает меня опоры. Кристиан, скрестив руки на груди, откинулся на сиденье. Во взволнованной Лоттар проступало что-то трогательное. – Не нужно разбираться в искусстве, чтобы образумить одну капризную особу, – пожал он плечами. – Адель пытается меня разозлить ровно в той степени, чтобы я вернулся к Берте, но не оставил ее без содержания. – Если вы знаете, чего она добивается, то почему не идете навстречу? – Потому что я никогда не делаю того, чего от меня ждут. Лоттар улыбнулась ему с пониманием. – Откуда вы знакомы с этим Гансом? – спросил Кристиан. – Он был воспитанником приюта, которому господин Гё оказывал помощь. – Никогда бы не подумал, что старикан способен к благотворительности, – удивился Кристиан. – Да, – рассеянно согласилась Лоттар, – это не в его стиле. Я долго размышляла об этом – возможно, здесь было что-то личное. Возможно, он сам рос в подобном приюте. – Значит, Ганс – сирота, – сказал Кристиан. – Люди, не знающие собственных корней, не способны к глубокой привязанности и не отличаются особой порядочностью, имейте это в виду. У них нет чувства долга и ответственности. Посмотрите на старика Гё – ему было безразлично, что станет с Торговым предприятием после его смерти. Он не подготовил сыновей и не приучил их к делу. Лоттар, склонив голову набок, непроницаемо смотрела на Кристиан. – Спасибо за предупреждение, – ровно сказала она. – Я учту ваше мнение. В театре стоял переполох. Кристиан уверенно провел Лоттар узким коридором, миновав толпящихся актеров, и вошел в гримерку Адель. Хозяин театра, Монморанс, встретил его едва не со слезами. – Господин Эрре, – вскричал он пылко, – это невозможно, невозможно! Фабиана в туфлях – это преступление против драматургии. – Ступайте, выпейте чаю, – посоветовал Кристиан и приблизился к Адели. Она сидела перед трюмо – вызывающая, упрямая, злая. – И чего ты добиваешься? – спросил Кристиан. – Хочешь вернуться в варьете? – Если бы ты ценил меня, – зло ответила Адель, – и давал Монморансу достаточно денег, то Фабиана могла бы топиться хоть в монашеской рясе, хоть в бальном платье. Тогда бы все видели, что я имею значение. Это бы производило впечатление. А ты же… И ее лицо скривилось от такого отвращения, что Кристиан понял: с него довольно. Он слишком затянул эту докучливую связь, желая избежать новых скандалов. Но Адель не умела без скандалов. – То есть, – сухо проговорил Кристиан, – я должен платить Монморансу больше, лишь бы ты не покинула меня? Дорогая, ты столько не стоишь. – Вот ты и показал свое истинное лицо! – с гневом вскричала Адель. – Я надоела тебе много лет назад, Кристиан, ты холоден, будто рыба. Ни пыла, ни огня, ни страсти! Адель была столь нелепа в этой пафосной трагичности, что Кристиан не удержался от смеха. – Я холодный делец, моя дорогая, и ты об этом прекрасно осведомлена. Если тебе нужны пылкие любвеобильные донжуаны, сошедшие со страниц пошлых женских романов, то ты напрасно потратила на меня столько лет… Госпожа Лоттар! – Да, господин Эрре? – спокойно отозвалась она. – Найдите Монморанса, предложите ему столько, сколько потребуется. – Да, господин Эрре. Адель удовлетворенно улыбнулась, однако хищной ярости в ее глазах не убавилось. И тогда Кристиан окончательно все для себя решил. – После этого проследите, чтобы Адель покинула мой дом. – Ты не посмеешь… – побледнев, прошипела Адель. Вероятно, она думала, что ей все сойдет с рук. – Госпожа Лоттар! – закричал Кристиан, взбешенный сверх всякой меры. – Решите это дело сегодня же. – Я прослежу за всем, – заверила его Лоттар и вышла из гримерки. Кристиан прошелся туда-сюда, восстанавливая душевное равновесие. – Неужели нельзя было обойтись без ненужной театральщины? – спросил он утомленно. Адель дрожала от бешенства, но ее гордость не давала ей пойти на попятный. – Ты заслужил все это, – с презрением бросила она. – Я ненавижу сцены. Как ты посмела такое устроить! – Кристиан, я актриса. Мне необходимо… Он не стал ее слушать дальше – молча ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. В клубе, где Кристиан методично напивался, играя в карты, Лоттар появилась после полуночи. В невзрачном сером платье она не выглядела здесь неуместно – ничего дерзкого, ничего яркого. Сливалась со строгой обстановкой и костюмами членов клуба. Ганс, очевидно, остался у входа.