О боже! Почему от его слов у меня подкашиваются ноги? Я знаю, что мне должно быть страшно разговаривать о поцелуях в безлюдном месте с парнем из банды. Но я не боюсь. Глубоко в душе я знаю, что он не хочет причинить мне боль или заставить меня что-то сделать. — Зачем ты похитил меня? — спрашиваю я. Он берет мою руку и ведет меня к водительскому креслу. — Садись. — Зачем? — Буду учить тебя, как правильно водить эту машину, пока от жестокого обращения у нее не отказал двигатель. — Я думала, ты злишься на меня. Почему ты помогаешь мне? — Потому что я так хочу. Я не ожидала это услышать. Мое сердце начинает оттаивать, ведь обо мне так долго никто не заботился, не хотел просто помочь мне. Хотя… — Ты же делаешь это не потому, чтобы я отплатила с процентами? Он качает головой. — Правда? — Правда. — И ты не злишься на меня за мои слова и поведение? — Я расстроен, Бриттани. Из-за тебя. Из-за брата. Из-за кучи всего. — Тогда почему я здесь? — Не задавай вопросов, на которые ты не готова услышать ответ. Хорошо? — Хорошо. Я сажусь на место водителя и жду Алекса. — Ты готова? — спрашивает он, когда устраивается в пассажирском кресле. — Да. Он наклоняется и вставляет ключ зажигания. Когда я отпускаю ручник, машина не заводится. — Ты не поставила его в нейтральное положение. Если ты не выжала сцепление, машина не заведется, когда ты стоишь на первой передаче. — Я знаю. — Я чувствую себя очень глупо. — Просто из-за тебя я нервничаю. Он устанавливает рычаг на нейтралку. — Левую ногу на сцепление, а правую ногу на тормоз, и переходи на первую передачу, — дает он указания. Я ставлю ногу на газ и выжимаю сцепление, и машина дергается вперед. Он опирается на приборную панель. — Тормози. Я останавливаю машину и ставлю ее на нейтралку. — Ты должна найти яблочко. Я смотрю на него в недоумении. — Яблочко? — Да. Тот момент, когда нужно отпустить сцепление. — Он показывает, будто его руки находятся на педалях. — Ты отпускаешь его слишком быстро. Поймай баланс и остановись… почувствуй этот момент. Попробуй еще раз. Я включаю первую передачу, отпускаю сцепление и параллельно нажимаю на газ. — Держи его… — командует он. — Почувствуй этот момент. Задержись там. Я отпускаю сцепление и удерживаю педаль газа, не выжимая ее полностью. — Думаю, я поняла. — Отпусти сцепление, но не газуй. Я пытаюсь это повторить, но машина дергается и глохнет. — Ты сорвала сцепление. Не отпускай сцепление слишком быстро. Пробуй снова, — говорит он совершенно невозмутимо. Он не расстроен, не огорчен и не собирается все бросать. — Поддай газу. Не выжимай педаль полностью, просто начни движение. Я делаю то же самое, но на этот раз машина трогается без рывков. Мы едем по взлетной полосе со скоростью десять миль в час. — Выжми сцепление, — инструктирует он, кладет руку поверх моей и помогает переключиться на вторую скорость. Я стараюсь не замечать нежное прикосновение его теплой руки, которое не подходит его характеру, и пытаюсь сосредоточиться на задаче. Он очень терпеливо и подробно рассказывает, как тормозить, пока мы доезжаем до конца взлетно-посадочной полосы. Наши пальцы до сих пор переплетены. — Урок окончен? — спрашиваю я. Алекс откашливается. — Хм, да. — Он высвобождает руку и откидывает черные пряди, свободно падающие на лоб. — Спасибо, — говорю я. — Да, а то у меня из ушей кровь шла каждый раз, когда я слышал, сколько оборотов делает твой двигатель на школьной стоянке. Я сделал это не для того, чтобы показаться тебе хорошим парнем. Я склоняю голову набок и пытаюсь заглянуть ему в глаза. Он не смотрит. — Почему для тебя так важно, чтобы все считали тебя плохим? Расскажи мне. 24. Алекс Впервые мы говорили как цивилизованные люди. Теперь мне нужно придумать, как сломать окружающие ее стены. Мне нужно показать свое слабое место. Я смогу как-нибудь ей помочь, если она увидит, что я тоже уязвим. И почему-то я уверен, что, если буду нести чушь, она скажет мне об этом. Я не знаю, зачем это делаю: ради спора, ради проекта по химии, ради самого себя. Но на самом деле я рад, что не углубляюсь в мысли об этом. — Моего отца убили у меня на глазах, когда мне было шесть лет, — произношу я. Ее глаза расширяются. — Правда? Я киваю. Я не люблю говорить об этом и не уверен, что смогу, даже если захочу. Она закрывает рот ухоженными руками. — Я не знала, что… О боже, мне так жаль. Наверное, это было ужасно. — Да. Хорошо, что я смог расслабиться и произнести это. Нервная улыбка моего отца стала потрясенной, когда в него выстрелили. Не могу поверить, что я вспомнил выражение его лица! Почему его улыбка сменилась шоком? Эту деталь я совершенно забыл. У меня в голове все перепуталось, и я обращаюсь к Бриттани: — Если я буду переживать из-за всякого дерьма, то, когда этого не станет, я буду чувствовать себя как в день смерти моего отца. Я не хочу, чтобы это повторилось, поэтому больше меня ничего не волнует. На ее лице сожаление, печаль и сочувствие. И могу сказать точно — она не притворяется. Ее брови по-прежнему нахмурены: — Спасибо, что рассказал. Но я не могу представить, что на самом деле тебя ничего не волнует. Ты не можешь запрограммировать себя. — Давай поспорим? — Я отчаянно пытаюсь сменить тему. — Теперь твоя очередь рассказывать. Она смотрит в сторону. Я не тороплю ее из страха, что она передумает и захочет уйти. Ей так сложно поделиться даже маленьким рассказиком о своем мире? Моя жизнь настолько запутана, и чертовски трудно поверить, что ее жизнь может быть в чем-то хуже. Я вижу, как она быстро вытирает скупую слезу. — У моей сестры… — начинает рассказывать она. — У моей сестры ДЦП. И задержка в развитии. Большинство людей используют термин «отсталая». Она не может ходить, не может говорить, а может только общаться междометиями и жестами… — Из глаза сбегает еще одна слеза. На этот раз Бриттани дает ей скатиться. Я хочу вытереть ее слезы, но чувствую, что это лишнее. Она делает глубокий вдох. — И она злится, но я не знаю на что. Вчера она вырвала у меня прядь волос. У меня пошла кровь, а мама сорвалась на меня из-за этого.