Железняк в изнеможении откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. — А куда мне было деваться? Не подставлять же эту дурёху, с такой мамашей ей можно только посочувствовать. Зато пришлось выслушать уйму “комплиментов” — и тиран я, и рабовладелец, и чурбан бесчувственный, который заставляет бедных девочек вкалывать в новогоднюю ночь… Женя выдохнул и расслабленно улыбнулся: — Спасибо вам, Сергей Львович! — “Спасибо”, — ворчливо передразнил тот, снова нечаянно зевнув — спать рубило просто адски. — Ты давай там… чтобы ни один волос с её головы не упал, понял? Башкой своей за девчонку отвечаешь. — Понял, — очень серьёзно кивнул Женя. — Всё будет в порядке, обещаю. Я о ней позабочусь. — Эх, молодёжь… — продюсер покачал головой, но тон его был уже куда более добродушным, чем прежде. — Предохраняться только не забудьте, — невинно добавил он после очередного продолжительного зевка, наконец заводя машину. — Презервативы-то покупать научился, или пока стесняешься? — Сергей Львович!!! — Да ладно-ладно, шучу, — совсем по-мальчишески заржал Железняк. — Знаю я тебя… ты ещё долго вокруг неё хороводы водить будешь. Эх, не мог выбрать кого-нибудь постарше и поопытнее!.. ___________________________ * “Шерше ля фам” (от франц. “Cherchez la femme”) — выражение, ставшее крылатой фразой и буквально означающее “Ищите женщину”; подразумевается, что только женщина может быть причиной странных поступков и подозрительного поведения мужчины, вплоть до преступления. 16:00 Дома, всё так же отчаянно зевая, он кое-как сбросил верхнюю одежду с носками и рухнул на кровать прямо поверх покрывала. Господи, какое же это счастье — наконец-то вдоволь выспаться, никакой секс с этим не сравнится, подумал Железняк в полудрёме, уже неумолимо проваливаясь в мягкую тёплую яму сна. Он спал сладко и крепко, без сновидений, как будто его просто вырубили на шесть часов. Проснулся резко, словно от толчка, и не сразу понял, что его разбудило. Потом сообразил — банальный голод. Весь день у него во рту не было даже маковой росинки, если не считать чашки кофе перед утренним эфиром в “Останкино”, и сейчас желудок натурально скручивался в бараний рог и заливисто выводил оперные арии. Сев на смятом покрывале, Железняк слегка похлопал себя ладонями по щекам, чтобы окончательно проснуться, и пригладил спутавшиеся волосы. Шторы на окнах в спальне были плотно задёрнуты, но даже так было заметно, что снаружи уже сгущаются ранние зимние сумерки. Прошлёпав босиком на кухню, Железняк напился воды прямо из-под крана (дурацкая, ещё студенческая привычка, от которой он так и не смог избавиться и за которую Юлька частенько его ругала), а затем распахнул дверцу холодильника и на некоторое время завис, решая сложнейшую головоломку: чего бы сожрать, если жрать нечего? А жрать было нечего в буквальном смысле слова, поскольку он практически не жил и поэтому не готовил дома, приезжая сюда только спать. Была бы хоть пара яиц и немного молока — вполне хватило бы на омлет, но… увы, в холодильнике не наблюдалось ни того, ни другого. И вообще ничего не наблюдалось, кроме скукоженного полупустого дой-пака с кетчупом “для гриля и шашлыка”. Ни гриля, ни шашлыка у него, естественно, тоже не было. В какой-то глупой надежде Железняк выдвинул поочерёдно все ящики морозильной камеры, словно надеясь обнаружить там забытую пачку пельменей или хотя бы небольшой кусок мяса. В морозилке сиротливо перекатывался вафельный стаканчик с мороженым, совершенно окаменевший в этой вечной мерзлоте. Железняк понятия не имел, откуда вообще у него взялось мороженое и сколько лет оно здесь валяется, но всё-таки достал его и попытался откусить кусочек, предсказуемо чуть не сломав зубы. Чертыхнувшись про себя, он поставил стаканчик на стол, чтобы тот немного оттаял, и пошёл за телефоном — заказывать доставку. К сожалению, здесь его ждал глубокий облом. Приложения с доставкой еды и продуктов не желали загружаться и безбожно висли, а то и вовсе не работали, выдавая ошибку. В тех ресторанах, куда ему удалось дозвониться напрямую, с самыми искренними извинениями сообщали, что свободных курьеров у них на данный момент нет и в ближайшее время не предвидится — “сами понимаете, новый год, поэтому…” Поэтому подыхайте от голода, господин продюсер. Желудок продолжал распевать голодные песни, как пьяный забулдыга. Вздохнув, Железняк покосился на всё более сгущающуюся темноту за кухонным окном, задумчиво лизнул чуть подтаявшее мороженое и понял, что похода в магазин не избежать. Ехать куда-то далеко не хотелось, но, кажется, здесь поблизости был какой-то сетевой супермаркет. Добежать до него, схватить хлеба, колбасы, сыра, каких-нибудь овощей и… возможно, пива и креветок — этого джентльменского набора вполне хватит, чтобы протянуть до завтра. Но не успел он вдеть руки в рукава пальто, как зазвонил мобильный. Покосившись на экран, Железняк тихо застонал: это была чокнутая мамаша Насти Мареевой, которую он сохранил у себя в контактах как “Стаськину мать”. Не отвечать?.. Так ведь возьмёт измором, проверено. По-хорошему надо было сунуть её в блок, но он не мог так поступить — как ни крути, а с родителями своих подопечных (особенно несовершеннолетних) надо было сохранять хорошие отношения. С отвращением поморщившись, он ответил на звонок. — Сергей Львович!.. — зазвенело ему прямо в ухо. Господи, какой же у этой бабёнки противный визгливый голос, в который раз подумалось ему. Сразу ясно — истеричная скандальная тётка. Он никогда не виделся вживую с мадам Мареевой, но почему-то представлял её этакой карикатурной особой из девяностых: в свитере из ангорки с накладными плечами, фиолетовыми тенями на веках и химической завивкой. А ещё она наверняка жирная, мстительно подумал он, чтобы хоть как-то компенсировать моральные страдания от предстоящего разговора. — Слушаю вас, — суховато откликнулся Железняк, демонстрируя этим холодным тоном, что она отрывает его от очень важных дел. — Сергей Львович, подскажите мне адрес, где проходит корпоратив! — требовательно выпалила Стаськина мать. — Какой ещё корпоратив? — на миг потеряв бдительность, растерялся он, а затем спохватился: Стася же наплела мамаше, что выступает сегодня ночью на новогоднем корпоративе. — Ах, да!.. — сделав вид, что вспомнил, добавил он понятливо. — А зачем вам адрес? — Ну как зачем? — возмущённо запыхтела она в трубку. — Мало ли, что там за заказчик… А вдруг бандит какой-нибудь? Там всё-таки моя дочь поёт! — Господи, ну какой ещё бандит, — устало выдохнул он. — Мы работаем с проверенными и уважаемыми клиентами. Эта идиотка сериалов о лихих девяностых, что ли, пересмотрела? — Знаю я их — проверенных и уважаемых, — недоверчиво протянула Мареева. — С виду такие приличные, а потом окажутся ворами, насильниками или убийцами. — Простите, как вас зовут, я запамятовал? — мягко произнёс Железняк, мысленно посылая несколько крепких ругательств в адрес Стаськиной матери, а также её дочери и Жени заодно — ну и втянули его в историю! — Лиза… ой, Елизавета Борисовна, — поправилась она. — Елизавета Борисовна, — призвав на помощь всё своё самообладание, выговорил он. — Поверьте, на том корпоративе, где сегодня выступают наши девочки, нет ни насильников, ни убийц. Это раз. Два — за артистками присматривает надёжная охрана. И три — даже если я дам вам адрес, вы всё равно не сможете попасть внутрь ресторана. Это… закрытая вечеринка для избранных. Вас туда просто не пустят! — Не пустят? — Мареева как-то сразу сникла. — Ну, я не знаю… может, я бы на улице подождала, постояла у входа… Сердце не на месте, понимаете? — Да вы что, бомжиха какая-нибудь, чтобы под дверями ресторана ошиваться? — непритворно возмутился Железняк. — Перестаньте себя накручивать и истерить понапрасну! В конце концов, праздник… новый год! Расслабьтесь и получайте удовольствие. И тут случилось то, чего Железняк никак не ожидал. На секунду в трубке воцарилась подозрительная тишина, а затем он услышал сдержанные всхлипывания. Стаськина мать ревела прямо ему в ухо! 17:00 Он оторопел. Женские слёзы всегда действовали на него подобно удару по яйцам: запрещённый приём, который моментально выводил из строя, практически нокаутировал. Его корёжило буквально физически. — Вы что, плачете? — глупо переспросил Железняк, чувствуя себя дурак дураком — Нет, — гундосо отозвалась Стаськина мать и зарыдала уже в голос. — Вы плачете потому, что не можете попасть на корпоратив? — ещё более глупо уточнил он. — Да отстаньте, в конце концов, чего вы ко мне прицепились! — вспылила эта рёвушка-коровушка, продолжая вдохновенно хлюпать носом и подвывать. — Простите, это я к вам прицепился? — ядовито переспросил Железняк. — Так-то вы сами мне позвонили. — Да господи!.. — воскликнула она страдальческим тоном. — Уже и поплакать нельзя! Оставьте меня в покое! — и отключилась. Несколько секунд Железняк тупо смотрел на свой телефон, пытаясь сообразить, что это в принципе было. — Еб…нашка, — наконец негромко прокомментировал он, пожал плечами и вернулся к своему пальто, которое так и не успел надеть. Оказавшись во дворе, он заозирался по сторонам и прищурился, пытаясь вспомнить, где видел супермаркет. Оказалось, что память его подвела — супермаркетом это можно было назвать с большой натяжкой, так… крошечный продуктовый магазинчик с пафосным названием “Продуктовый мир”. Поскальзываясь на обледеневших ступенях крыльца и чертыхаясь себе под нос, он поднялся к двери и потянул её на себя. Призывно тренькнул колокольчик, и сразу же вслед за этим из глубины магазинчика раздался гневный вопль: — Через пятнадцать минут закрываемся! Невольно вздрогнув, Железняк поднял глаза и увидел за прилавком продавщицу. Она была удивительно похожа на тот образ, который сложился у него в голове по отношению к Стаськиной матери — типичная хабалка из девяностых. Но, конечно же, это была не Стаськина мать. Хотя смотрела на него так же недовольно и враждебно, как могла бы смотреть эта… как бишь её… Елизавета Борисовна. Господи, почему он вообще это помнит?! На кой ляд ему эта информация? — Ну? — не дождавшись от него реакции, мрачно осведомилась продавщица. — Чего надо? — И вам добрый вечер, мадам, — иронично отозвался Железняк. Сервис? Клиентоориентированность? Не, не слышали. — Какая я тебе мадам? — моментально ощетинилась та. — Зенки залил уже, не дожидаясь праздника? Водки нет! — отрезала она, и ему показалось, что он перенёсся на машине времени в не слишком давнее прошлое, когда хамство за прилавком было в порядке вещей. Даже забавно… — Девушка, милая, — взмолился Железняк, безбожно польстив ей лет этак на тридцать, — ну при чём здесь водка? Я что, похож на алкоголика? Вообще-то я за продуктами пришёл. Окинув его недоверчивым взглядом, продавщица сбавила обороты, но всё-таки повторно предупредила: — Учтите, мы закрываемся через пятнадцать минут. — А почему так рано? — удивился он. — Ещё даже шести нет. — Скажите спасибо, что в принципе работаю! — снисходительно фыркнула та. — Вон, в этих ваших Европах и Америках по воскресеньям магазины вообще закрыты. — А вы откуда знаете? — заинтересовался Железняк, уж слишком не вязался облик хамоватой продавщицы с её продвинутостью относительно западных реалий. — Сестра у меня в Северной Каролине живёт, — буркнула продавщица, а затем ещё тише добавила: