– Нет-нет, разговор о другом. Куда «Свияга» направляется и когда? – В Североморск. Мы там рядышком на АПИСе выгрузимся. Насчет сроков думаю, что в течение суток: уже доложили о полной готовности к переходу. – Вот видишь, как здорово: а мне в Ханту надо. Это по пути. Чтобы незаметно наш «карандашик» отгрузить. – А, ну конечно, – Милецкий заговорил, подражая стилю и звучанию вокзальных объявлений: – «Фирменный скорый поезд «Свияга» в город Североморск следует со всеми остановками. Первая остановка – Ханта-губа!» Сергей все-таки раскурил наконец сигарету, затянулся пару раз и неторопливо сказал: – Насчет поезда это ты здорово придумал. Даже в экспрессах стоп-кран есть. Если кому-то позарез нужно, как мне. – Ага. Ты и самолет стоп-краном решишь остановить? – Миля! Главное – этот стоп-кран найти! В самолете, в ракете, на нашей «Свияге». Я вот что думаю… Редин еще ближе наклонился к Милецкому, понизил и без того негромкий голос и несколько минут излагал ему свою идею. Тот слушал, не перебивая, затем слегка отстранился и окинул товарища оценивающим взглядом: – У тебя с головой все в порядке? – Миля, ты же в курсе, что я не больной. Я – натуральный покойник, мертвяк. – И на этом основании думаешь, что тебе уже все можно? Меня решил приобщить к своему сонму небожителей?! – Милецкий грохотал. – Я уже говорил, что по флоту о тебе просто легенды гуляют. Весьма фантастические, надо сказать, как всякое изустное народное творчество. Так вот, они и на сотую долю не отражают, оказывается, больной изощренности твоего дьявольского ума. – Миля, Миля! Я прост и прям, как правда. – Господи! И в этом реальном воплощении правды в повседневную жизнь ты предлагаешь мне участвовать?! – Мне будет очень трудно это осуществить без твоего опыта, знания местной техники и холодного рассудка. – Вот только без комплиментов! Ну, Редин, ну сукин сын!! Ничего себе, отыскал стоп-кран. А если… – Да, возможно. А еще могут в тюрьму посадить. – Лучше уж сразу в тюрьму. – Нет, Миля, они этого от нас не дождутся. Значит, по рукам? Да в общем-то у тебя и выбора нет: после того, что я предложил, мне придется убить тебя в случае отказа. – А твой журналист в курсе? – Он человек государственный, вдруг что не так поймет. Зачем его травмировать? Только ты и я. – Значит, он нормальный, «государственный», а тут двое: один труп и один псих. – Чудная компания! – Знаешь, я тоже так думаю. Глава 5 Переход в Североморск завершался. Вот уже совсем рядом береговая линия, изрезанная заливчиками, бухтами и фьордами. Среди которых находится вход в узкую Кольскую губу. Последний поворот… Именно в этот момент в ходовой рубке «Свияги» зазвонил телефон внутренней связи, и взволнованный голос затараторил: – Это старший матрос Бердин. Я нахожусь в кормовой щитовой, обход делаю. Здесь какой-то запах и видно плохо. – Какой запах? Говори нормально! – Ну, это… вроде дыма. Как будто горит что-то. – Пожар?! – Да нет вроде… Я огня не вижу. – Так найди, что там воняет! И доложи как положено! – Слушаюсь! Через несколько минут снова раздался звонок: – Это старший матрос Бердин. Тут за щитами такой дым, что ничего разглядеть невозможно. А пахнет горелой резиной… – Так что ж ты сразу… мать… Аварийная тревога!!! Пожар в кормовой щитовой выгородке!!! Частая дробь звонковой сигнализации оповестила весь корабль об аварии. Дальнейшие события наиболее точно, последовательно и без эмоций, хотя и не всегда грамотно, были изложены в рапортах, докладных записках и итоговом приказе: «…ввиду грубого нарушения личным составом противопожарной инструкции: рабочая одежда была развешена для сушки на кожухе главного трансформатора. Попадание влаги на обмотки вызвало межвитковое замыкание, что и привело к возгоранию сначала ветоши, а затем палубного покрытия. Короткое замыкание вызвало автоматический перевод нагрузки на другие сети, что привело, в свою очередь, к воспламенению электрических цепей и отдельных элементов распределительных щитов по всему отсеку. Попадание огня в трюм спровоцировало появление там дополнительных очагов пожара из-за потеков мазута, промасленной ветоши и неубранного мусора. Это вызвало значительное задымление всего помещения и возрастание угрозы для жизни находящихся там людей. На момент аварии в отсеке находились: капитан третьего ранга Казаков – представитель Инспекции по ядерной безопасности и вахтенные – матросы Бердин и Руктаев. Из смежного с аварийным кормового отсека прибыл капитан второго ранга Милецкий – командир АПИСа – и возглавил проведение первичных мероприятий по борьбе за живучесть. Об аварии на борту плавбазы «Свияга» было немедленно доложено на ближайшую базу Северного флота. Оттуда высланы два пожарных судна и буксиры для возможной транспортировки плавбазы. После изучения обстановки и конструктивных особенностей корабля командование базы приняло решение о транспортировке «Свияги» к стационарному причалу в губе Ханта». …К моменту швартовки у стацпричала в Ханта-губе пожар в отсеке был полностью потушен. – Красавец! – Талеев закончил пристально разглядывать Сергея, лежащего на койке в своей каюте с закрытыми глазами. Поверх одеяла покоилась забинтованная до локтя правая рука, несколько царапин и незначительных ожогов на лице Редина были обработаны йодом и какой-то мазью грязно-белого цвета, вдоль щеки наклеен пластырь, прикрывающий, похоже, более значительный порез. – Наверное, медаль дадут «За отвагу на пожаре». – Не-а, – глаза Сергей так и не открывал, – не медаль, а орден, и не мне, а Мильке. Обидно, да? – А уж мне-то как обидно! Не пригласили в шоу, – это он прошептал, наклонившись к уху Редина. Большим пальцем левой руки журналист приподнял бровь Сергея, а перед открывшимся глазом медленно покачал увесистым кулаком. – Спасибо за заботу. – А на свежий воздух нашему герою не хочется прогуляться? – Вообще-то доктор советовал отдохнуть, поспать. А если боли в руке начнут тревожить, сразу же микстуру принимать. Как же я без нее на свежем воздухе обойдусь? Гера взял со стола медицинскую бутылку с делениями и резиновой пробкой. Прозрачная жидкость плескалась рядом с четырехсотмиллиметровой отметкой. Открыв склянку, он поднес ее к носу. – Серж, а доктор ничего не перепутал? – Да ну что ты! Чудодейственное средство! Как предписано, по 40 граммов за один прием. А вот количество приемов не уточнил. Ой, что-то опять рука заныла. – Сергей сел на койке. – Трудно быть больным! Тут недавно Милецкий приползал, совсем плохой был. А вот подлечились, и счастливый ускакал. – Ты мне зубы не заговаривай! Собирайся! Редин накинул на плечи ветровку и вместе с журналистом неторопливо прошествовал к уже облюбованному месту на палубе. – Гера, не приставай с подробностями. Это наша маленькая победа. Какой расчет, а?! То, что Миля сделал по технической части, в учебники надо записывать. – Пособие для юных пироманов! – Ни один агрегат, ни один крупный механизм, влияющий на ход и живучесть корабля, не пострадал. И при этом пожар был на самом деле крупный. Подумаешь, повыгорали трансформаторы да десяток щитов. С них все главные потребители были заранее переключены на резерв. А ветошь, мазут, мусор – это же обычное состояние корабельных трюмов. Была, правда, пара моментов, когда события чуть из-под контроля не вышли, – Сергей показал на свою забинтованную руку, – это вот и смех и грех: рванул огнетушитель. Матросы в нем, оказывается, брагу настаивали. Висит себе аккуратно на штатном месте весь такой покрашенный и опломбированный, а внутри – сахар, дрожжи, крупа. Бродят себе в герметичной емкости. Таланты! Кулибины! Ну, всего не предвидишь. Настоящее мучение было с двумя вахтенными матросами. Ведь ни хрена не знают и не умеют! Даже в ИПы мы их сами с Володькой включали да с места на место перетаскивали, когда огонь всерьез разошелся. А чуть отвлеклись по делу – так этот чурка в трюм зачем-то полез, в угол забился и ИП стянул: «Дышать трудно!» Потом его еле в дыму отыскали. Наглотался, мерзавец, СО, сознание потерял и поджарился слегка с одного бока. Ну, точно чебурек! Он сейчас один и остался в лазарете, доктор его со всем старанием пользует. Оклемался полностью и лопочет все время по-своему. – Да это просто… милость божия, что вы живы остались! – Вот уж хрен! Ювелирный расчет был, подготовка соответствующая, вплоть до мокрой робы на трансформаторе, средств защиты, взрывающихся лампочек, мазута, промасленных проводов. Всю ночь провозились! Наконец, наше умение, опыт, героизм! А ты – «милость божия». Талеев хмыкнул, а Сергей продолжал: – Гораздо труднее было время точно рассчитать и место: чтобы ненароком в какую другую дыру «Свиягу» не отволокли. А все остальные действия начальства – они в инструкциях точно прописаны, а там, где не соблюдаются, тоже уже правилом стало. Например, «Свиягу» положено было на рейде тушить. Да где ж столько техники взять? Вот и не делается так никогда. Скорее в любой базе освободят причал. А тут и освобождать ничего не надо, и место пустынное, а сам причал всем необходимым оборудован: подвод воды, краны… – Ну прямо знаток психологии! Фрейд доморощенный. – Герочка, ты еще про Герострата вспомни… – Пироман, твою мать, – в голосе Талеева было скорее восхищение, а не расстройство и гнев. – Продолжайте-продолжайте, господин журналист. При вашей высочайшей образованности, интеллигентности и воспитанности подобные выражения просто целительным бальзамом проливаются на мое обгоревшее тело и лечат исстрадавшуюся душу. – Как там командир АПИСа? – В нору уполз, раны зализывать. – Серьезное что-нибудь? – Да не очень. Предположительно, ребро сломано или два, ушиб ноги, осколком чего-то взорвавшегося глаз поцарапали внутри. Он сейчас прямо как Кутузов после московского пожара: одноглазый и обожженный.