– Что, опять рука того самого бога, который помогает исключительно тебе? – В общих чертах – да. – Какая такая, вашу ногу, рука бога? – взглядом психиатра, оценивающего удручающее состояние душевнобольного, смотрел на них Кузьма. – Обычная дворняга. – Да не такая уж и обычная, – зачем-то улыбнувшись шавке, словно доброму знакомому, сказал Денис. – И что ж в ней такого? – Сейчас увидишь, – присела Ярина над завертевшей хвостом собачонкой и, погладив ее, промурлыкала псине: – Давай, спасительница, веди к хозяйке. Кузьма насмешливо фыркнул: – Ах, вот, оказывается, как надо было… Но скептический его настрой мгновенно улетучился, когда коротконогий кабысдох с готовностью тявкнул, подорвался, с «прокрутами» процокав по половице когтями, собрал гармошкой пеструю тряпичную дорожку и прыснул куда-то вглубь женской половины воеводина терема. Что такое правильная планировка? Это когда абсолютно идентичные этажи соединены друг с другом в одном и том же месте переходами: лестницами или лифтами. Все подчинено строгим линиям и пропорциям. Чем думали архитекторы цифровых уровней, когда рисовали в этом виртуальном вертепе такие вот дворцы, совсем не понятно. Но уж точно не привычными законами современного строительства. Переход с одного этажа на другой мог оказаться как в конце темного коридора, увешанного по стенам коврами и шкурами, так и в маленькой каморке, лишний раз зайти в которую догадались бы разве что тараканы. И, судя по всему, одна очень назойливая псина. Когда она, поскуливая, поскреблась в очередную дверь, Денис решил поделиться со спутниками назойливо роящимися в голове сомнениями: – Как этот Прошка смог разыскать нас в долбаном лабиринте? И уж тем более – добраться до нас? – То у тебя токмо нюх на баб натаскан, – тут же хмыкнул Кузьма. – А собачатина, почитай, и так-то умнее некоторых, да еще и нос у ней чует будь здоров всяких воней. Вот и распознала твою. – Да? А двери перед ней тоже, видимо, моя вонь открывала? – Не шибко удивлюся. Несет от тебя изрядно. – Двери. – Отворив перед носом дворняги требуемый проход, Ярина насмешливо глянула на своих спутников. – Да я вижу, что не зад коровий, – проворчал одноглазый. – И что с того, что двери? – Открываются все на нашу сторону. Не заметил? И не заперты. – Собака сама все двери открыла? – с недоверием глянул Денис на поскуливающую от нетерпения псину. И как только Ярина потянула на себя ручку, коротконогая дворняга мигом юркнула в отворившуюся щель, не ожидая, пока дверь откроется полностью. – Это что ж за Куклачев ее вырастил? – Кто? – Забудь. Пусть будет игровая условность. – Ты мне кончай загадками баять. А то эта условность у тебя вместо башки появится. – Для убедительности безухий тряхнул в руке клевцом, видимо, искренне полагая, что непонятное слово «условность» идеально подходит именно для его описания. Проследовав за четвероногим проводником, они оказались в очень просторном помещении. Потолок его выгибался сводчатыми полукружьями, а держали все это вычурное благолепие массивные, но при том лоснящиеся изяществом резьбы и завитков колонны. Меж двумя из них, образовавших широкую арку, и проскочила собака, мелкой дробью стуча когтями по половицам. Далеко, впрочем, вырваться вперед псина снова не смогла. Пройдя под аркой и завернув за угол, Денис со своими явно навязанными сценарием соратниками по квесту нашли ее поскуливающей под очередной низкой дверью. Собака снова скребла доски двери. Лай нерешительно вздрагивал где-то в глубине ее глотки, словно не осмеливаясь вырваться наружу. И в тот миг, когда Кузьма, опередив своих нерасторопных спутников, уже потянул было руку к тускло поблескивающему медью кольцу, что служило тут дверной ручкой, изнутри надтреснул раскат недовольного голоса: – Да уймет кто-нибудь эту псину? Услышать мужской голос на женской половине, судя по тому, как он отдернул руку от медного кольца, не ожидал и Кузьма. И уж тем более никто не чаял столкнуться здесь с хозяином этих хором – воеводой Сологубом. Тем не менее ровный и сильный голос мог принадлежать только ему. С той стороны двери пробухали тяжелые приближающиеся шаги. Массивные дубовые доски низенькой входной группы дрогнули, подались вперед. Натужно вздохнули петли. Но на сей раз собаке просочиться в образовавшуюся щель не позволили. Она с готовностью стартанула с места, но вдруг уткнулась мордой в сапог, обиженно взвизгнула и прянула назад. Как и три ее двуногих спутника. Одноглазый, явив чудеса гибкости, свойственной разве что балеринам, изящным пируэтом упорхнул за массивное тело квадратной колонны-столба, где и затаился. А Денис вдруг понял, что, прячась за открывающуюся дверь, снова непроизвольно отодвинул себе за спину Ярину, придавив рукой к стене. Но сейчас было, пожалуй, не до извинений в бестактности. Человек, вышедший отгонять назойливого представителя учебника зоологии, миновав низкую притолоку, выглядел внушительно. Высок, широкоплеч и массивен. Выйдя, он разогнул свой баскетбольный хребет и сразу же гулко захлопнул дверь за спиной. Чему Денис, конечно, не особенно обрадовался – именно за ней на пару со своей спутницей он и попытался спрятаться. Теперь же эта позиция не выглядела идеальным местом для укрытия. Степь без единой кочки была бы предпочтительнее. Само собой, оглядываясь в поисках тявкающей мочалки, гигантский стражник тут же встретился глазами с Денисом. И по взгляду здоровяка стало понятно, что он ожидал увидеть потрепанных персонажей, максимально инородно выглядящих в роскоши хором, ничуть не больше, чем они – его. Распахнувшиеся шире озерных гладей глаза и заученно цапнувшая рукоять сабли на боку ладонь яснее ясного свидетельствовали в пользу этой версии. Стражник набрал в грудь воздуха для предостерегающего крика. Но потревожить чей-нибудь слух тревожными децибелами не успел. Гнусный чавкнувший стук заставил его замереть на месте, закатить глаза и рухнуть лицом вниз. Затылок его был разлохмачен кровавыми сгустками. Правая рука слабо подергивалась, будто все еще не теряла надежды выполнить последний импульс головного мозга и выхватить клинок. Над телом же с окровавленным клювом топора стоял Кузьма. – Ох и замаялся я уже спасать ваши сраки, – с устало-триумфальным видом вздохнул он. И дернул за ручку-кольцо. Дверь нехотя скрипнула. Первой, метнувшись между ног одноглазого, в отворившийся проем проскочила собака. – Да что это?! – недовольно загудел голос Сологуба. – Вы уж и с псом справиться не можете?! И тут же замолк. Видимо, увидев, что за фрукт закатился к нему на вечерний огонек. Два других незамедлительно проскользнули в будуар следом. На широкой кровати под расшитым балдахином мирно посапывала маленькая княжна. Собака, едва слышно поскуливая, встала на задние лапы, упершись передними в свесившееся почти до пола цветастое одеяло. У стола, мрачно меряя только что прибывшую делегацию недовольным взглядом, стоял воевода Сологуб. Взор его достиг крайней степени недовольства, едва порог переступил Денис. Он глянул на зажатый в кулаке свиток, словно увидел его только что и очень сильно этому факту расстроился. – Вряд ли город взят, – хмуро проговорил начальник местного гарнизона. – Иначе в эту дверь вломились бы сейчас не какие-нибудь жалкие тати. Денису, откровенно говоря, на его умозаключения было плевать. Кузьме – так тем более. Он деловито прошел к ложу, мягонько подопнул скулящую собаку, чтоб не мешалась под ногами, и взял на руки ребенка. Княжна Елена, которую толпа нянек уже успела вымыть, расчесать да нарядить в чистую одежду, спокойно посапывала. Умаялась, видать, так, что даже не подумала проснуться, очутившись в медвежьих лапах разбойника. И, надо было признаться, слава богу. Увидев спросонья над собой такую образину, крик бы она наверняка подняла такой, что и осадившая город армия услышала бы. – Пусть даже сюда вам как-то посчастливилось прорваться, – угрюмо насупив карниз бровей, возразил воевода, – но обратной дороги точно не будет. И уж тем более – со двора, полного моими оружными людьми. – Для них там нашли занятие, – постарался как можно более паскудно усмехнуться Кузьма. – Так, значит, князья Глинские решили дать делу такой ход? Выкрасть ребенка. Сделки, стало быть, не будет… – Выкрасть ребенка?! Того, что Кузьма так взбеленится, никто, конечно, не ожидал. Вскрикнул он так, что посапывающая в его медвежьих объятиях княжна вздрогнула, съежилась осенним листочком и так, скукоженная, и замерла. Ладно хоть не проснулась. – Выкрасть ребенка?! – уже тише повторил «сиделец», без тени страха и сомнения надвигаясь на знатного мужа. – Это вы, гнидья требуха, выкрали ребенка! А мы его, промежду прочим, обратно родителю вертаем! На взрыв негативных эмоций попорченного рожей холопа боярин и бровью не повел. Спокойно перевел взгляд на Дениса. – Никуда вы отсюда не уйдете. Раз не хотят князья по добру договариваться, значит, будем по-худому спор решать. Закончить мысль ему не дали. Денис невольно вздрогнул, когда из-за занавески, служившей, по всей видимости, местным вариантом декора, визуально делящим помещение на две части, величаво выплыл еще один, доселе никем не замеченный персонаж. Судя по длиннополой хламиде, разложенной на груди метле бороды и торчащему из-под нее массивному кресту, род его общественной занятости не оставлял вариантов. Священник. – Правильно ли я понял, сын мой, что эти разбойного вида тати пришли сюда за малолетней княжной Еленой? – Голосом он обладал глубоким, мерным и ровным, словно говорил морской прибой. Волосы едва тронула седина, а светлые, почти прозрачные глаза обвели собравшихся томным масляным взглядом. Кончики пальцев, едва торчащие из длинных и широченных рукавов, он изящно сомкнул в замок, водрузив на едва начинающее проглядывать под рясой пузцо. – Будто ты того не ведаешь, – проворчал Сологуб. Хотя совсем непонятно было, что там мог ведать поп о заговорах, интригах, предательствах и прочих прелестях светской жизни. – Ведаю, – вздохнул священник, приблизившись к столу. – Увы мне, ведаю. Но ты ведь и сам, должно быть, уже уразумел, что миром нам нынче с Москвой не разойтись. Хоть мы и попытались. А потому господь с ними, пускай идут. Ступай же, дочь моя. Скажешь, кто остановит, что по слову епископа смоленского деешь, – размашисто перекрестил он то ли Кузьму с девчонкой на руках, то ли стоявшую рядом с ним Ярину. Как бы то ни было, одноглазый пират в ответ на это лишь раздраженно хмыкнул, а набравшаяся вдруг откуда ни возьмись смирения нянька, наоборот, кротко склонила голову. Чего Денис от нее вообще-то никак не ожидал. – И что ж, все это – зря? – Воевода бросил скомканный в руке свиток на стол. Где, как только что заметил Денис, лежало еще много таких же свернутых и развернутых, больших и маленьких грамот в разной степени потрепанности. – Выходит, зря, – развел руками священник. – По чести сказать, вся эта затея с похищением княжны с самого начала была сомнительным предприятием. – Так ты же… – Просто признай это – и все, – перебил воеводу поп. – Все ошибаются. Что говорить о нас, смиренных слугах божиих, ежели и сам господарь Жикгимонт наделал, прости меня Господи, – снова перекрестился бородатый пастырь, – столько ошибок, что все Великое княжество Литовское по швам трещать принялось. Вдова его величества Александра всего-то и хотела домой отбыть, к брату. Стоило ее за косы из храма божия вытаскивать, срам чинить да в застенки упекать? И уж тем более – травить? – Отец Варсонофий, мне ли тебе рассказывать, что брат ее – великий князь московский Василий, – угрюмо глянул исподлобья Сологуб, – который через сестру свою на трон литовский претендовать хотел. – Это он тебе сам сказал? – Нет, не сам. Но отравил сестру свою, может быть, и сам. Не удивлюсь. Чтобы повод для войны получить. – То есть, имея ее живой, мог мирным путем претендовать на трон Вильно, но решил отравить, чтобы пойти на нас войной? – Тонкие бескровные губы священнослужителя сложились в досадливую гармошку. – Много ты, воевода, видать, грамот читаешь, что при дворе его милости Жикгимонта составляют. Это, кстати, не одна из оных? Епископ проплыл через горницу и мягким, но в то же время строго преподавательским, не терпящим возражений жестом взял у него из руки скомканный листок. – Как я и думал. «Новые известия о московитах». Это тот самый автор, что расписал, будто Смоленск обложило 80 тысяч московитов? Хотя не токмо нам с тобой прекрасно ведомо, но даже и этой вот бабе в непотребном виде, – кивнул он на Ярину. Воинствующая феминистка, в очередной раз не без удивления заметил Денис, чуть не покраснела от обращенного на нее высочайшего внимания, – что у великого князя Василия такой прорвы воинского люда в жизни не было. Разве что он всех смердов да холопов воевать нас отправил бы. А земли свои крымскому хану оставил опустевшими. Так ведь, девица? Последние слова вновь обращены были к босоногой беглянке из местных застенков. Та, кротко вздрогнув, чуть ли не присела в книксене. Хорошо, сдержалась и лишь скромно кивнула в знак согласия – а то заставила бы умереть от удивления. Сологуб, насупившись, молчал. Сути разговора не понимал, смутно представляя, что речь, скорее всего, идет об обычной тактике военной пропаганды. «Смотри-ка ты, ничего за 500 лет в байках о “несметных полчищах” “русских орков” не изменилось», – усмехнулся он про себя. Поп же с самым скорбным видом пробежал глазами по строчкам «Новых известий» и, сыскав, видимо, самое интересное место, сдержанно вздохнул. – «Моски обложили Полоцк и Смоленск с полутора тысячами орудий…» – процитировал священник вслух, подняв с мятой бумажки на воеводу укоризненный взгляд. – И ты тратишь время на прочтение вот этого? Мы ж с тобой в Смоленске заперлись, не в Вильно. Уж кому как не нам со стен тутошних виднее, что нет у Москвы столько огненного бою. Ну, какие полторы тысячи? Побойся Бога. У них там 300-то хоть есть? На все войско. – Да и две сотни хватит… – То-то и оно. Его милость король польский, великий князь литовский третий год уж не может армию собрать на выручку Смоленску. Только и делает, что небылицы про свои выдуманные победы по дворам Европы шлет да с Менгли-Гиреем договаривается, чтобы крымцы на Москву с юга ударили. А сам врага в глаза не видел. – Поп пожевал губами, досадливо крякнул. – И похоже на то, что глядеть-то и не собирается… – Нынче успели стены укрепить, – тусклым голосом заученно принялся ворчать Сологуб. При этом он безостановочно шарил по разбросанным по столу бумагам с таким видом, словно каждое слово хотел подкрепить документальным подтверждением, да все никак не мог найти нужного. – Да для огненного бою прислано селитры, серы, свинца, ядер… – …и сотня гаковниц, – перебил его Варсонофий. – Про обоз хорунжего Мишки Баси я ведаю не меньше твоего. Да что с того? Не они ж сами, пищали эти да рушницы, стены боронить будут. Люди будут. Смоляне. А они уже – во, – аккуратно ткнул ухоженным пальчиком себе в бороду, куда-то, видимо, в район горла, епископ, – до края дошли. В наших силах было бойни этой, что в третий раз граду уготована, избежать. И коль уж Глинский самолично пожаловал к Смоленску, как тем было не воспользоваться? Все правильно сделали. – Поп глянул на так и застывшего на пороге Кузьму, в грубых лапищах которого спящая его ноша казалась совсем беззащитной. – Но мы ж не изверги какие. Попытались сделать так, чтобы без крови великой нынче обошлось, – не получилось. Значит, не судьба. – Не судьба, говоришь? – упрямо насупился Юрий Сологуб, бросив искать поддержки в ворохе бумаг. – Ну, раз уж не судьба все мирно решить, значит, будем рубать по сему узлу саблей! И мне теперь нет дела до того, как разъярятся перебежчики Глинские. Не их одних война родни лишает. В конце концов, я на площади пред честным народом в чем клялся? А ты, коли запамятовал, ту клятву у меня торжественно принимал: «Замок держати и боронити и никому не подавати». – Все так, – осторожно коснулся креста на животе Варсонофий. – Но именно потому, что я сам принимал ту клятву, прекрасно помню, что об убиении детей в ней не было ни слова. Христос свидетель, мне никогда и не думалось, будто милостивый наш господарь Жикгимонт тебя сюда воеводою вместо наместника Юрия Глебовича зря поставил. Хотя тот и продержал град два года, выдержав столько же осад… – Ты меня сейчас тем попрекнуть хочешь? Думаешь, неведомо мне, что не сильно-то ты, твое святейшество, такой замене рад был? Может, оттого и призвал меня сюда король, что подозревал – не выдержат осаду бояре смоленские с тобою да Юрием Глебовичем во главе, сдадут замок. – Господь с тобой, воевода. Даже если все бояре да гетманы желнырские сговорятся меж собой умереть, а не сдаться – что с того? Город – это не только оружная шляхта, стены и остроги. По прошлой осаде порушил Васильев пушечный наряд Крыношевскую башню, едва не срыл огнем и Заднепровский, и даже Пятницкий остроги – а город не пал. Выдержал. Сдюжил. Лошадей всех смоляне съели, но ворота не открыли. Потому что верили: уж в третий-то раз король их, который армию хоть и не спеша, но все ж собрал, такой осады боле не допустит. Да только он сызнова на них рукой махнул. Видать, тоже запамятовал, что город – это в первую голову люди, готовые его отстаивать. А много ль теперь их тут наберется, не пожалеющих ради обороны живота своего? Сам как считаешь? Вот и Юрий Глебович, который два года град сей удерживал, прекрасно знал, чем да как Смоленск теперь живет. И что не рушницы с пищалями, ядра да селитра ему в первую очередь надобны. Ему вера нужна. Если бы в Бога – то моя забота. Но в короля только сам его милость Жикгимонт мог заставить смолян снова поверить. Увы, вместо того он лишь наместника ропщущего убрал да стены латать принялся. Скажи, зная все это, ты и вправду можешь сокрушаться лишь о том, будто я опечален, что в сей грозный час тебя поставили смоленским воеводой? Слава богу, бывал ты им уже, и вроде бы за те четыре года роптать нам не приходилось. – Сейчас другое время. – Да нет другого времени. Есть только то, что дано нам свыше, а иного мы никогда не получим. И ничего о нем не узнаем. – Кто-кто, а Денис с этим утверждением вполне мог бы и поспорить. Причем вполне обоснованно. Да смысл спорить с марионетками кукольного театра? – А потому к чему кивать на кого-то, когда перво-наперво с себя спрос держать надобно? Потому что потом – и уже не здесь – точно такой же спрос за содеянное будет с тебя взят очень строго. И совсем не при дворе короля. Как думаешь, готов ли ты к нему? Все ли верно сделал? Или надеешься, что сможешь и туда захватить с собой все эти грамоты? Подумай, правда ли ты так уже веришь сим бумагам или просто хватаешься за них, как утопающий в трясине за соломину, путая их со спасением и пытаясь в первую очередь успокоить ими себя же самого? Сологуб в первую очередь был воеводой. И по лицу его очень просто угадывалось, что он думает о киднеппинге. Одно дело булавой размахивать над строем обороняющихся, и совсем другое – своими руками убивать ребенка, который уж точно ни в чем не виноват. Он еще раз глянул на бумаги, как будто все еще надеялся найти в них ответ и на этот вопрос тоже. Потом поднял хмурый взор на отряд потрепанных спасателей. Денис при этом постарался сделать незаметный шаг к открытой двери: почему-то слабо верилось, что этот смоленский Саурон забыл о пинке под высокопоставленный зад и просто так отпустит «футболиста», который исполнил такой рисковый штрафной. Но почему-то пронесло.