– К пушке прикрутить? – Не надо. Я сейчас в ту нору, откуда эти кроты повылезали, спущусь. Как вернусь, так и решим, что с ними делать. Дениса тут же ткнули в спину острием короткого копья. И на сей раз горячего желания воспользоваться моментом и позволить себя поскорее избавить от мучений он не испытал. К его удивлению, Кузьма тоже не выкинул никакого непредсказуемого номера, а послушно последовал куда сказано. Через узкую опустевшую галерею на вершине крепостной стены. Была она подозрительно безлюдна, и приходилось только догадываться, куда дели ее защитников сообщники Гловача, позарившиеся, видимо, на его посулы баснословных кладов и ударившие в спину своих же союзников. Один из них торчал прямо на проходе в стрельню, куда их вели. Рожа его пряталась за бармицей, что свешивалась до самых плеч с небольшого блюдца мисюрки. На приближающихся вязней сквозь щель в кольчужной «шторке» смотрели узкие глаза человека явно не европейских кровей. Короткий степной лук с наложенной на тетиву стрелой подтверждал догадку о том, что служивые татары были не такой уж редкостью в войсках по обе стороны конфликта. Лишь оказавшись под защитой бойниц соседней башни, Денис позволил себе вздохнуть с облегчением. Обе барышни находились там. Ярина сидела, прислонившись спиной к ящику с ядрами, и хмуро глядела запавшими глазами на бескровном сером лице на второго татарина. Тот, как довольный кот, щурил глаза на круглом смуглом лице, разглядывая изящную сабельку с гардой в виде лозы. Вертел ее и так, и этак, то подносил к самому носу, то отводил руку в сторону, будто примеряясь, каково будет рубить ею на скаку. Нога босой телохранительницы как портянкой была обвязана куском полотна, которое наливалось бурым кровяным потеком. Видимо, на ее врачевание у Шефа не нашлось ни времени, ни желания, ни лишней самодельной капельницы. А потому крови она потеряла прилично. Девчонка сидела рядом, обхватив мелко трясущимися ручонками коленки. На спесивую боярыню, что вальяжно распоряжалась холопами в воеводином дворе еще вчера вечером, она сейчас не походила совсем. Вроде даже лицо стало более худое и заостренное. К тому же чумазое и частично скрытое растрепавшимися волосами. Словом, была она тем, кем ей в сложившейся ситуации и надлежало выглядеть – напуганным ребенком, отчаянно жмущимся ко взрослому человеку, в котором видела единственного своего заступника. Денис к таковым явно не относился. Если, конечно, не брать в расчет то, что он знал подсказку Шефа на клочке школьной тетрадки. Где говорилось про какой-то выход, который должен открыться сам собой. Где-то в той башне, откуда их сейчас привели. И от которой им почему-то в столь славный миг надлежало держаться подальше. Что ж, пока все складывалось на удивление удачно. Так удачно, что в голову снова полезли сомнения – а не игра ли все-таки это? Потому что реальная жизнь – вовсе не та сфера деятельности, которая грешит чрезмерной лояльностью к находящимся в ней персонажам. – Дядька Кузьма что-нибудь придумает, – заговорщически подмигнул Елене «придумщик» единственным своим глазом. – Вас только двое охраняют? Внизу на лестнице никого нет? – Молчать, крыса! – рявкнул из-за кольчужной занавески лающий голос лучника. – А то что? Вместо ответа татарин натянул лук. С этим аргументом было не поспорить. Расстояние в полтора метра гарантировало, что стрела прошибет любого из них насквозь и без вариантов на выживание. Что, конечно, вовсе не входило в планы Дениса. – Можешь сейчас не рисковать нашими жизнями? – недовольно глянул он на безухого. – Во как, – презрительно фыркнул Кузьма. – Никак наш благородный рыцарь в штаны наклал? – Мне твое мнение до одного места. Просто сиди смирно. – Я что-то в толк не возьму: над нами что, на одного стражника больше стало? – Тебе разница есть? По-моему, ты уже нас кидал на мечи погони и не особо при том морщился. – У меня на руках дите было. – И что? – И что? Ты сказал – и что? Да то, что, когда дите спасаешь, редко когда о своей шкуре думаешь. – Этак ты сейчас еще заявишь, что тогда необычайно благородно поступил. – Как надо было, так и поступил. Сдается мне, что у тебя просто нет своих мальцов и потому тебе то невдомек. – Так у тебя тоже нет! Ты просто чертов псих, что бежит в погоню за призраком дочери. Которой давно уже нет! И сейчас ты не княжну спасти пытаешься, а просто видишь своим больным глазом в ней свою дочь. И гоняясь за собственными бесами, делаешь всем – и ей тоже – только хуже! – Что за дурь ты несешь? – удивительно трезвым и спокойным голосом нарушил молчание Кузьма. – Там, откуда я прибыл, это вроде бы зовется психологией. – Хм. То есть какие-то «псы-олухи» будут объяснять мне, почему я сделал так, а не иначе? – Нет… Или да. Там целая наука. – Какая еще наука? Вот когда я мальцом был и без спросу на батином коне покататься решил – вот тогда он мне устроил науку. Так научил, что до сих пор спина саднит, как вспомню. – Бить детей антипедагогично, – вдруг шмыгнула носом Елена. Сказала глухим и почему-то снова показавшимся незнакомым голосом. Хотя если взять во внимание переделку, в которой оказался замешан этот ребенок, то любые изменения – и внешние, и внутренние – не казались чем-то удивительным. Удивило вовсе не это. – Что? – разом глянули на нее Денис с Кузьмой. Одноглазый – понятно почему. Такого числа новых слов, каковые атаковали его уши за последние пять минут, он наверняка не слышал и за пару лет. У Дениса же была своя причина. – Откуда ты знаешь это слово? Поначалу ему показалось, что девчонка растерялась. Она закусила губку, без особого успеха попыталась откинуть непослушную прядь с запачканного лица. Но быстро взяла себя в руки. Громко шмыгнула носом и задрала подбородок. – Я княжна, а не холопка. – Ясно. – Чего тебе ясно? Что за слово опять мудреное? – не унимался одноглазый. Весь этот разговор абсолютно ничего не значил и ни к чему не обязывал. Откровенно говоря, он вообще был чем-то лишним и дурацким. Но прекращать его Денис не собирался. Хотя бы потому, что стражники перестали целить в их сторону оружие. И ослабили внимание. – Педагогика, – как можно более терпеливым тоном пустился в объяснения гость Средневековья. – Я, конечно, не знал, что слово настолько древнее… Ну, да неважно. Это тоже наука, которая учит правильно воспитывать детей. Безухий хмыкнул максимально скептически: – То есть тятька мой неправильно делал? – Нельзя бить детей, – упрямо насупилась Елена. – А кто говорит об избиении? Шлепнуть пару раз уздой поперек спины гораздо лучше, чем не сделать ничего. Потому что назавтра твой ребенок может снова сунуться к боевому коню, но только на сей раз получить копытом по башке. Так что тут наука не шибко хитрая. Либо ты учишь своего дитятю уму-разуму, да так, чтобы он понял все очень быстро, либо потом будет поздно. Или еще хуже – за тебя это сделает кто-то другой. Объяснит, стал быть, что к чему в этой жизни. – А это хуже? – продолжая коситься то на стражников, то на башню, откуда их привели и где должен был открыться какой-то таинственный ход, нехотя подкинул полешек в костерок спора Денис. – Ну конечно! Родитель учит, заботясь о благе дитя. Уважать старших. Чтить обычаи и род свой. Чтобы и ребенок потом, когда вырастет, своих детей научил тому же. Так заведено и так быть должно. Иначе вырастет баран, который мнит себя мудрым соколом, летящим к высоким высям. А на самом деле будет скотом, который везет на своей спине того, кто научил, что родителей слушать не надо. И кому на самом деле на барана этого плевать. Падет – не беда, задурит голову другому и поедет дальше. К своей цели. Баран же к своей не придет никогда. Он просто вечно будет идти за подвешенной перед носом морковкой. Какая в задницу высокая высь? Не то что до нее – он даже до морковки-то этой никогда не дотянется. Кузьма порывисто присел напротив Елены и осторожно взял ее за плечи, заглядывая в глаза, словно от этого его мысль могла стать понятнее для восприятия ребенка. – Слушай только тятьку с мамкой. Они плохого не присоветуют. Ты ж ведь княжна. Хоть и такая чумазая сейчас, что признать тебя трудно. Род твой богатый и, должно быть, старый. Так ведь? Так вот. Даже твои предки, те, что когда-то давным-давно ушли на войну и не вернулись с нее, даже они сделали для тебя больше, чем тот, кто пытается настроить тебя якобы на твой собственный путь против воли родителей. Знаешь почему? Потому что они, погибшие твои прадеды, головы сложили за то, чтобы ты жила. И хаять их никому и ни за что нельзя позволять. Хитрожопый вражина, настраивающий тебя против них, настраивает тебя против тебя самой. И уж конечно, в отличие от них жизнь за тебя отдавать не станет. – Интересно, каждый псих в душе философ или только ты? – хмыкнул Денис. – Ты и правда думаешь, что чем больше непонятных слов говоришь, тем ты умнее? – недовольно насупился безухий, но девчонку при этом все-таки отпустил. – Башка уже гудит от вашего лая, – едва слышно проскрипела бесцветным голосом Ярина. – Вы уж либо поубивайте один другого, либо заткнитесь к чертям. – Она обвела своих спутников тусклым взором, скользнула им в сторону оборудованной лифтом башни. И простонала еще отчаяннее: – Да что за напасть! Этот еще прет… Денис обернулся. Переваливающейся походкой максимально недовольной утки к ним решительно вышагивал Гловач. Свиные его глазки метали громы и молнии, кулак в перстнях истово стискивал рукоять корда. – Что вы опять вертите? – хрипло пророкотал лях. – Что за доска с веревкой там торчит вместо нормального входа? Вы что, решили, что я совсем осел, в ловушку сам себя запру?! – Не осел, а боров, – негромко, но достаточно емко проворчала Ярина. – Деешь против слова епископа. А он ясно дал понять – княжну след доставить к ее родителю. – Он мне не епископ. И вся эта жизнь в седле мне уже весь зад отбила. Стар я уже для всего этого. На покой пора. И ты думаешь, я позволю себе упустить такой шанс – получить под сраку лет возможность провести последние годы в покое и достатке? – Кто тебе сказал, что тебя оставят в покое? – Скажи еще, кто мне сказал, что там, – ткнул он большим пальцем себе за спину, – меня не ждет нечто, что принесет достаток. Поэтому давайте не будем тратить время. Как вы могли слышать, скоро на стенах будет смена караула. Или московиты опять примутся палить своей прорвой пушек и идти на приступ. Пока тихо и пусто, мне нужно пройти в вашу сокровищницу. И вы мне скажете, как это сделать. Иначе… Он посмотрел на четырех беглецов, словно прицениваясь. Потом грузно и решительно шагнул к княжне. Та пискнула и постаралась заслониться от него руками, как будто ожидая удара. Ярина, как бы неважно она ни выглядела, тут же метнулась наперерез. Кузьма – тоже. Степняк мгновенно натянул лук, направив стрелу в лицо одноглазому, прямо в единственный его уцелевший орган зрения. Его соратник, вновь разглядев момент, удобный для опробирования нового оружия, с не меньшей готовностью изготовил изящную саблю для удара. Двое копейщиков, что привели сюда Кузьму и Дениса, тоже надвинулись в зону зарождающегося конфликта, нависнув над плечами Гловача. Но тот вдруг решил сменить тактику. Выхватив из ножен корд, он вдруг упер его острие в горло не Елены, а застывшей перед ним Ярины. И выжидательно уставился на Дениса. – Насколько я успел понять, из всех своих союзников ты, чужак, больше всех ценишь эту бабу. Ой, только не надо сейчас строить непонимающих рож. За миг до этого – когда ты подумал, что я сейчас воткну клинок твоей зазнобе в горло, – харя у тебя сделалась очень напуганной. У тебя. Человека, который искал смерть, не задумываясь бросаясь на копья и мечи. Потому давай не будем тратить попусту времени. Не станешь мне помогать – ее я зарежу первой. – А остальных привяжешь к пушке? – Не знаю. Не решил еще. Но ты сам подумай: вдруг у меня не получится до них добраться? Выйду, например, из вашей кладовой с другого хода. Как-то ведь вы в нее попали. И точно не отсюда. Покажешь заодно. Время для своих людишек выиграешь. А ну как им его хватит, чтобы спастись? Как тебе такое? Денис глянул на Кузьму. Тот смотрел так, будто полностью с поляком был согласен. И словно говорил единственным своим глазом: «Иди. Я постараюсь здесь все устроить». На Ярину Денис взглянул нехотя. Будто она застала его за чем-то таким, чего стоило стыдиться. Но в ее взгляде он с удивлением обнаружил не укор или презрение, а вроде как живой интерес. Непохожая сама на себя Елена тихо поскуливала, давясь слезами и прижимаясь к стенке. – Так не должно быть, – неразборчиво лепетала она. – Меня должны доставить к… – имя адресата утонуло в очередном всхлипе. – Ну, так что скажешь? – выдохнул в вислые мочалки усов лях. – Пойдем, – холодно процедил Денис. Отмечая про себя, что с видимым облегчением смотрит на то, как Гловач убирает клинок от шеи Ярины. Однако невеликое расстояние, разделявшее две башни, пройти он так и не смог. * * * Денису показалось, будто где-то за рекой громыхнул гром. Да так сильно, что расколол надвое небо. Потом он понял, что непогоде разойтись было вроде неоткуда – высокая светлая синь не хмурилась ни единым облачком. Лишь тогда он понял, что бабахнула пушка. Причем какого-то очень приличного размера. И лишь затем, словно спеша как можно быстрее подтвердить его догадку, до слуха донесся нарастающий свист. Гудящий, рвущий воздух шорох мог означать лишь одно – летящий снаряд. Или ядро. Однако завывало оно, приближаясь к цели, так громко, что наводило на мысль об очень солидном калибре. – Берегись! – Сюда летит! – Посторонииииииись! Из башни, куда они направлялись, как горох посыпались люди Гловача. Кто-то прыгнул с галереи вниз – видимо, рвущий уши свист ядра казался ему угрозой посерьезнее, чем пара переломанных ног. Длинный подручный поляка выметнулся навстречу их процессии. В глазах его плескался животный ужас, а рот был раззявлен в крике. Хотя слышно его не было. Ужасающий рев, казалось, непроницаемым куполом накрыл их участок стены. Он ломил уши так, что все другие звуки будто бы вымерли, прижатые к земле.