Часть 29 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вертайтесь к своим, тама вы боле пригодитесь, чем будете позориться тут, бабу сторожить посреди чиста поля.
Стражники нерешительно переглянулись.
– Скажете, отдали полонянку людям смоленского владыки, – кольнул взглядом Ярину Денис, давая понять караульным, что кормить повязанную предательницу пряниками никто не станет. – То есть нам. Суд над ней епископ сам держать будет. Таков был наш с боярином уговор. Можете у него спросить.
Ратники еще раз переглянулись, нерешительно стряхивая оцепенение, помялись. Но все-таки передали конец веревки, которым были скручены руки Ярины, Денису. Видимо, разглядев в нем гораздо более представительного и внушающего доверие начальника, чем одноглазый и безухий тать.
– Благодарностей не жду, – подала голос пленница, как только караульные удалились на достаточное расстояние. – Поэтому и вы от меня не дождетесь. Руки развяжите.
– Это с чего бы? – с деланым удивлением вскинул брови Денис. – Предателям и полагается быть связанными. Я вон тем двум честным воинам пообещал, что ты понесешь заслуженное наказание. И слово собираюсь сдержать.
– Ой! А что такое с нами случилось? С чего бы вдруг гордому небожителю стали интересны мирские заботы? Как это я сумела предать того, кто сам по себе? Может, тем, что башку твою от плахи спасла?
– Нет. Тем, что на плаху эту ее сначала выкатила. И теперь я хочу знать – за каким чертом?
– Да будет вам собачиться, – как-то совершенно спокойно махнул рукой Кузьма, вынул из-за голенища нож и подступил с ним к Ярине. Зная нрав одноглазого, Денис мигом представил, что тот вознамерился сделать с пленницей. Сразу почему-то вспомнился допрос у Щени, во время которого этот бешеный разве что слюну на пол не ронял, кидаясь на всех, кто предал малолетнюю княжну Елену. И нянька этот список заочно приговоренных явно возглавляла.
Поэтому, не особенно отдавая отчет в своих действиях, Денис мгновенно шагнул наперерез психу, загораживая собой потенциальную жертву. Перехватил кинжал одной рукой, а другой схватил безухого за горло. Сдавить, впрочем, не успел.
– Чего творишь? – оторопело уставился на него Кузьма. – Я вообще-то веревки срезать хотел.
– Ты это что, опять спасать меня кинулся? – странно, но издевки в голосе Ярины Денис не уловил. Скорее, удивление. И, надо сказать, довольно искреннее. Потому врать не стал:
– Похоже на то.
Он отпустил Кузьму и развернулся к ней лицом. Заодно обнаружив, что его стремительный «спасительный» рывок съел все расстояние между ними. И теперь, кроме глаз Ярины, он не видел больше ничего. А также вдруг понял, что и видеть-то больше ему ничего и не надо. Повинуясь мгновенному порыву, сгреб ее и, словно с головой ныряя в омут, приник к губам. Ожидал чего угодно. Встречного удара лбом по носу, тычка коленом по причинному месту, располосованного ногтями на лоскуты лица. Но только не того, что она ответит на его поцелуй. С готовностью. Нетерпением. И пылом ничуть не меньшим, чем у него самого. Словно наслаждаясь тем, что наконец обрушились все воздвигнутые ими же препоны, разделявшие их до этого момента.
Не было больше ничего. Ни топота тысяч подкованных копыт, ни рева боевых труб, ни грохота выдвинувшегося в сечу воинства. Ни суеты, ни криков, ни лязга металла.
Как долго они так простояли, приникнув друг к другу, Денис не решился бы сказать точно. Ему казалось, что бесконечно. И в то же время – бесконечно мало.
– Веревки-то мне резать, нет?
Голос Кузьмы вырвал их из сладкого забытья. Как-то буднично подменив его серой обыденностью. Куда они оба возвращаться не хотели. Пусть даже понимали, что по-другому – никак. Он еще раз посмотрел в ее глаза и с радостью прочитал в них то, о чем думал и сам: этот момент изменил для них все. Время разделилось не на прошлое и будущее, а на до – и после. И уж теперь все точно должно было пойти по-другому. Совсем по-другому.
– Я сам, – боясь оторваться от ее глаз, перехваченным горлом прошептал Денис и, не глядя на Кузьму, протянул к нему руку за ножом.
Пока резал путы, она не сводила с него глаз. И не сказать, что ему это не нравилось. Тем не менее, чтобы заполнить затянувшуюся молчаливую паузу, он пробормотал:
– Вроде бы не в первый раз видимся…
– Да и дышишь мне в рот тоже не в первый раз. – Ярина кокетливо улыбнулась, и Денис, до этого момента уверенный, что на такое выражение эмоций ее обветренное вихрями войн лицо просто не способно, совершенно непроизвольно растянул губы в ответной улыбке.
– Не совсем. Я ж говорил, что искусственное дыхание – это совсем другое…
– Да? Не заметила разницы. Покажешь еще раз?
– Вот. – Одноглазая скотина с очень растерянным видом, пряча глаза от Ярины, показать еще раз не дал. Он как фокусник выудил откуда-то сабельку воительницы с гардой в виде переплетенной лозы и протянул ей. – Возьми. Приметная вещица. Жаль будет потерять.
Именно в этот момент грохнул первый пушечный залп.
Поле впереди затянул плотный саван порохового дыма.
* * *
– Почему не по передовому полку? Он же стоит прямо напротив них.
Они взобрались на пологий взгорок, по склонам которого хило тянулись к небу тощие березки. Именно из-за их наличия они и бросились к этой приплюснутой возвышенности – хотели как можно быстрее отыскать место, где можно было бы затаиться, пока Кузьма рванул за лошадьми. Но в конце концов грохот пушечных залпов, отчаянное ржание коней, крик и гвалт заставили их забраться на лысую вершину кургана. Взглянуть на сечу.
И выяснить, что она еще не началась.
Оба крыла армии Сигизмунда были словно зажаты между глубоко выдающимися в сторону поля рощицами. Совсем не беспочвенны были опасения Челядина, что ляхи могли укрыть в этих перелесках засадный полк. И не один. Центр вражеского войска составлял солидный отряд пехоты. Передовые ряды укрылись за здоровенными – в рост человека – щитами. Над ними щетинился в небо лес копий и алебард. И щиты эти вовсе не выполняли функцию нерушимого забора. В какой-то момент державшие их пехотинцы поворачивали их ребром, и вся эта конструкция раскрытых жалюзи отступала назад. Открывая батарею из десятка пушек. Та давала нестройный залп – и снова откатывалась под прикрытие щитов.
Огонь она вела вовсе не по передовому полку московской рати, что выстроился прямо напротив. А по корпусу Голицы, который пришел в движение раньше остальных сил и заметно выдался вперед.
– Потому что они знают, откуда будет главный удар. С правого крыла. Вот и бьют по нему.
– Тогда какого черта и Голица, и Челядин продолжают стоять?
– Потому что один понятия не имеет, что выкинет другой. Пойди Голица в атаку – может остаться на поле битвы один против всей рати Сигизмунда. А Челядин наверняка хочет своим бездействием дать понять Булгакову, что без его рати у того черта лысого что-нибудь выйдет.
– Но ведь тогда получается, что у Голицы только одно остается?
– Сдаться Челядину?
– Ты веришь, что он рассматривает такой вариант? Нет. Наоборот. Рвануть в атаку.
В передних рядах полка правой руки бурлили разброд и сумятица. Лошади дико ржали, рвали удила, вставали на дыбы. Под их копытами стенали и гибли раненые. Каждый новый заряд пробивал глубокую брешь в строю. Ядра убивали, рвали, кромсали и калечили. Предсмертный визг лошадей мешался с воплями раненых.
Щиты ляхов в очередной раз разошлись в стороны, и успевшие зарядить под их прикрытием орудия пушкари снова дали залп.
Через русский строй словно прошла коса, как траву сминая торчавшие до этого кверху копья новгородцев и псковичей. Вместе с людьми. Взметая в воздух и размазывая по земле обрывки человеческих тел.
Даже такой неважный специалист по тактике средневековых войн, как Денис, понимал, что долго это стояние под обстрелом не продлится. Полк Голицы готов был сорваться с места. Оставался лишь вопрос – куда именно. Назад, где не доставали секущие живой строй ядра, или вперед, на поджидавшие пики поляков.
– Это ведь ты доставила Голице сведения о передвижениях ляхов и их планов на битву?
– Смотрика-ка, сказал «ляхи» и даже не глянул на мои ноги? – хитро прищурилась Ярина. – Теперь даже не знаю, радоваться тому, что отучила от этой привычки, или расстраиваться.
Там, впереди, пехотинцы Сигизмунда снова с грохотом сдвинули щиты. Было очень похоже на то, что упражняться так они могут до вечера.
Но основные силы русских по-прежнему стояли на месте. Не похоже было, что Челядин собирался идти на поводу у Булгакова, вынужденно вводя в бой верные ему полки.
Увидев, что творящееся перед ним зрелище не особо настраивает Дениса на шутливый тон, Ярина стерла с лица улыбку. И в глазах ее тут же блеснул вызов.
– Да. Московиты гибнут сейчас из-за меня. И если все пойдет как запланировано, то все их воинство останется сегодня здесь.
– Но… почему? Зачем тебе это?
– Затем, что я степнячка. Дикая дочь мурзы Аяза. Так меня все называют. Московиты мне не друзья и не союзники.
Денис повертел в пальцах маленький блестящий предмет. Предмет, с которым во всей этой истории было связано слишком многое. Епископский перстень.
– Как же, интересно, твоим союзником стал Варсонофий?
– Мурза отдал под его власть. Повелел исполнять все его приказы. Так, дескать, принесешь больше пользы, чем будешь по степи с саблей скакать. Сначала я стала лучшим лазутчиком владыки. Ведь дела духовные – вовсе не все, что интересовало святого старца. А затем он устроил так, что меня приняли ко двору князя Глинского.
– Почему тогда Торунский обращался с тобой как с пленницей?
– Его никто не предупредил. Пыталась объяснить, но этот спесивый осел, ясное дело, и слушать не стал.
– Никто в его отряде не знал о тебе? Очень на тонкого интрига. Да ведь каждый из них мог тебя убить. И весь план накрылся бы.
– Один человек знал. Байстрюк какого-то литовского магната. Но, насколько я поняла, его убил какой-то упавший с неба идиот прежде, чем Торунский расставил засаду на обоз.
– Шеф. Как ты оказалась связана с ним?
– Кто-кто?
– Старик в подземелье.
– Тоже человек епископа. Тайный советник или что-то вроде того.
– То есть весь побег из города был спланирован заранее?
– Вовсе нет. Понятия не имела, куда мы бежим и зачем. Но раз епископ сказал бежать – побежала. Он никогда и никому не раскрывал свои планы полностью. Один делает одно, другой – другое. Без вопросов. Потому не спрашивай меня о причинах подмены княжны. Я их не знаю. Просто сделала, что велели.
– Сомневаюсь, что это повеление Варсонофия – оставить нас с Кузьмой в живых. Да еще и вытащить из поруба. Прибегнув к помощи крымчаков.
Ярина посмотрела в глаза Дениса. Прямым немигающим взглядом:
– Я и подумать не могла, что ты настолько туп, чтобы явиться сюда. Где, скорее всего, убьют. Или снова Кузьма притащил? Как всегда, спасать настоящую княжну?