– Больше не надо. – Что ж. Раз так… хорошо. Спрашивайте. Денис отметил, что, видимо, произвел впечатление на бывшего патрона. По крайней мере, опять заслужил обращения на «вы». – Где Стефан? – Простите, что? – Да я вроде бы всего два слова сказал. Какое из них не расслышал? «Где» или «Стефан»? – Спасибо, конечно, за пояснение, но я несколько другое имел в виду. Вы врываетесь сюда среди ночи, рискуя, насколько я могу судить, жизнью, для того лишь, чтобы задать столь глупый вопрос? – Извини, что разочаровал. Но в истории заговора, в котором мы оказались замешаны, очень много завязано на этом персонаже. Я познакомился со всеми фигурантами дела, как говорят в прокуратуре, кроме него. Хотелось бы восполнить досадный пробел. Шеф скупо улыбнулся. С видом человека, ведающего всеми тайнами, до сути которых окружающие его бандарлоги ни за что в жизни не докопаются. – Молодой человек. Вас, кажется, Денис зовут? Память мне не изменяет? – Память – нет. – Чудесно. Так вот, Денис. Почему вы вообще так уверены в существовании этого Стефана? – Потому, наверное, что верю глазам своим. Это ведь именно он стрелял по Смоленску из Павлина. В то самое место, которое ты ему указал заранее. В заминированную башню. Я имел удовольствие видеть его в тот день за работой. Вот почему мне в его существовании усомниться трудно. Где он сейчас скрывается? Вернулся обратно в Священную Римскую империю? – Понимаю, понимаю… Трудно смириться с уходом из жизни, не получив ответы на все волнующие вопросы. Если уж вам не жаль было положить собственную жизнь ради этих ответов – а ведь я полагал, что вы давно уже стали частью пищеварительной системы могильных червей, и потому даже думать забыл о вашем существовании, – то кто я такой, чтобы этому противиться? Итак, Стефан. Вынужден вас разочаровать, но такого человека действительно не существует в природе. Да-да, несмотря на то, что вы лично видели его за работой. Мне сейчас даже стало искренне жаль вас убивать после такого разочаровывающего ответа на ваш вопрос. Но… Что поделаешь. Как говорится, ничего личного. – Говорится теми, кто ставит деньги выше человеческой жизни. – Совершенно верно. Именно поэтому те, кто не ставит, и прозябают в честной нищете. Так вот – мы отвлеклись, – могу лишь сказать, что никакой Стефан не стрелял по Смоленску, точно так же никакой Стефан не перемещался сюда в паре с вашим покорным слугой. – Кто же тогда переместился? – Как, вы еще не догадались? Разумеется, моя дочь. Алена. Почти Елена, не правда ли? Та самая девица, которую вы спасли, вытащив из полыхающего города. И которая сейчас стала официально признанной княжной Еленой Глинской. И в таком случае делаем вывод, что пушкарь Стефан – это… – Это? – Молодой человек, право же слово, вы снова начинаете меня разочаровывать. Все ведь лежит на поверхности. Ну, разумеется, Стефан – это я сам! Или вы думаете, я положился бы на слепой случай и доверил какому-нибудь пустоголовому профану стрелять из огромной пушки по сооружению, где в тот момент находится моя дочь? Естественно, я все предпочел сначала точно рассчитать и только затем – сделать. Лично. Риск, сами понимаете, в этом случае был неприемлем. – Вообще-то со стен нам вслед стреляли. – Ну, разве что символический риск. – То есть ты затеял все это для того, чтобы сделать свою дочь княгиней? – Не просто княгиней. Князей да князьков в этой временной эпохе, как вы, должно быть, обратили внимание, как грязи. Если бы вы больше интересовались историей государства, пламенным патриотом которого себе видитесь, то, несомненно, знали бы, что Елена Глинская – в будущем вдова нынешнего государя Руси Василия III. Какое-то время она будет единоличной правительницей страны. И если уж говорить до конца, то она еще и мать Ивана Грозного. Этого-то исторического персонажа вы, должно быть, знаете. Вот для чего я убрал с игрового поля и саму малолетнюю Елену, и ее отца с дядей. – Но с чего ты взял, что великий князь Василий посмотрит на твою дочь? Может, ему приглянулась именно настоящая Елена. А на Аленушку он и внимания не обратит. – Молодой человек, не рассуждайте привычными вам категориями применительно к данной исторической эпохе. Разумеется, я очень основательно углубился в изучение предмета, прежде чем смелую теорию претворить в практическое исполнение. Поверьте, в этом выборе Василия Ивановича не было и тени вопроса о физической привлекательности Елены Глинской. – Тогда с чего ты решил, что Аленушка сможет… хм… произвести на свет Ивана Грозного? Каждый человек – сумма двух слагаемых. И если вы одно из них – гены настоящей Елены Глинской – подмените своей цепью ДНК, то настоящего Ивана IV, боюсь, не получится. – С чего вы решили, будто я считаю отсутствие этого тирана в истории страны отрицательным фактором? – Почему именно эта эпоха? – Не от нас зависело. Говоря понятным вам языком, куда дверь открылась, туда мы и вошли. – И когда это случилось? – Когда переместились сюда? – Нет. Когда ученый вдруг возжелал стать государем всея Руси? Ведь, как я понял, Елена какое-то время побудет регентом? Марионеточным в данном случае. А настоящим, конечно, будет ее отец. Усадивший ее на этот трон. – Опять мимо. Ученый не доживет до этих времен. Ему в принципе-то жить осталось не долго. Онкология, знаете ли… Странно, не находите? И жутко не честно. Для того чтобы добиться чего-то стоящего в жизни, мы должны все остальное отодвинуть на периферию своих интересов. Включая семью и детей. Так уж все устроено. По-другому – никак. Начнешь пытаться делить время и внимание между ними поровну – ничего не добьешься ни там ни там. Либо дом, либо карьера. – А если быть точнее, либо семья, либо деньги. – Не совсем точное определение. – Да нет, наоборот – более точное. Что такое карьера? Способ заработать деньги. Чем она успешнее, тем больше денег. Разве нет? Поэтому в случае, когда ты стоишь перед выбором – либо карьера, либо семья, думаю, стоит посмотреть правде в глаза: ты просто обдумываешь, как обменять свою семью на деньги. То есть продать. Просто звучит это уже не так напыщенно и благородно. – Может, и так. Не хочу сейчас пускаться в полемику. Могу лишь возразить тем аргументом, что заработанные посредством успешной рабочей деятельности финансовые средства ты все-таки привносишь в семью. И делаешь ее жизнь лучше. Хотя в моем случае это не сработало. Когда я понял, что действительно по-настоящему добился в своей профессиональной деятельности всего, чего хотел, вдруг узнал, что – все. Жизнь прошла. Отмеренное мне время вышло. А я мало того что не видел, как растет мой ребенок, так еще и ничего ему после себя не оставил. Вот я и решил оставить все. В буквальном смысле. – Целая страна в подарок? Очень щедро. – Я уверен, что человек, познавший наши с вами современные нравственные ценности, обладая такими могучими управленческими рычагами, несомненно, изменит жизнь нашей страны к лучшему. На самой заре ее государственности. – А я в этом не уверен. Что может натворить на троне девчонка, которая точно знает, что ради ее вознесения к звездам были принесены в жертву тысячи жизней, но принимающая это как должное? Что-то не вижу особой разницы с теми, кого вы хотите на нее заменить. Может, разве что цинизма у них поменьше. Да и жоп в соцсетях они не видели ни одной… – Молодой человек, мы вновь свернули на топкую тропку никому не нужного диспута. Вы получили ответы на свои вопросы? Удовлетворены? – Нет. – Перед смертью не надышитесь. В вашем случае, видимо, в прямом смысле. Прекратите тянуть время. – Последний вопрос. Правда. – Что ж… – Интригу с Глинской ты провернул. Ладно. Смоленск-то зачем обратно хочешь отдать? Чем он в составе России не нравится? – Принципом. Если хотите, я вижу у истоков становления государства исключительно право. Иначе опять получится некое монструозное образование, которое в XVI веке аннексирует Смоленск, потому что, де, это наша, когда-то отнятая у нас земля, а в XXI веке под тем же соусом захватывает Крым. Оставаясь и тогда, и сейчас страной-изгоем, с которой не хочет иметь дело никто в цивилизованном мире. – То есть ты хочешь с этим миром жить… в мире. И согласии. – Что же в этом плохого? – Да нет. Плохого – ничего. Но если это согласие не позволит нам стать такими, какими мы стали? – Тот же ответ. Не вижу в том ничего плохого. – Вот как. Что ж. Жаль. – А мне жаль, что этот разговор еще продолжается. Прощайте, молодой человек. Шеф поднял пистолет. Замок его уже был взведен. Черный провал дула смотрел Денису куда-то в район переносицы. Щелчок спущенного курка. Короткое жужжание раскручиваемого замка. И… ничего. Именно в этот момент приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова местного аборигена. С бородкой и возбужденным румянцем на щеках. – Денис, – заговорщицким полушепотом с укоризной проворчал он. – Сколько можно. Всех повязали, только этот один и остался. Наместник Василий Шуйский гневаться изволит. Спрашивает, что это там, мол, за птица такая, которую ему – ему! – столько ждать приходится. – Да, Дима… ммм… Дмитрий. Конечно. Забирай его. Я уже узнал все, что хотел. * * * Октябрь принес холодные ливни. Леса, богато осыпанные золотом с драгоценными вкраплениями рубиновых и изумрудных ожерелий, теперь увязли в печали и унынии. Под серой завесой угрюмых ливней вся нарядная напыщенность сентября растаяла и утонула в раскисшей грязи. Как и дороги, превратившиеся в чавкающие, разбитые и тонущие в болотцах хляби. Особенно те, что вели на запад. В раскисшее непроходимое месиво их превратило ушедшее из-под Смоленска войско Сигизмунда. Победившее в битве под Оршей, но не сумевшее добиться главной цели своего освободительного похода – вернуть город под власть Литвы. О его недавнем стоянии под стенами крепости напоминали изломанные повозки, серые кострища, постепенно киснущие в лужах, расплывающиеся и обрушивающиеся под дождями земляные валы, орудийные брустверы да заполненные водой рвы, от которых сильно несло тиной. А еще укоризненно притулившееся у кромки леса кладбище, ощерившееся печально покосившимися крестами. Сбитыми в основном наспех и из чего попало. Большую часть лежащих в земле людей, которые явились под стены гордыми оршанскими триумфаторами, под ковер дерна уложили не отчаянные штурмы и боевые столкновения, а мор. Верный спутник любого осаждающего ту или иную твердыню войска. Особенно в том случае, если оно к такому сложному мероприятию, как осада, совершенно не готово. – Так они что, даже осадных орудий с собой не притащили? – Лягушачий рот татарина, и так-то достаточно широкий, тянулся, улыбаясь, как резиновый, и пределов его гуттаперчивости не проглядывалось. – У них же для того почти три седмицы было. – Пытаешься вытянуть из меня что-то, чего сам еще не знаешь? Чувство благодарности. Избавиться от него было сложно. В конце концов, не топтать бы Денису даже средневековую землю, если бы этот степняк его не спас, вытащив из-под клинка Стася. А затем еще и в максимально сжатые по здешним меркам сроки доставил в расположение русского войска. И все же подтачивала мыслишка, что крымский деятель – такой же друг, как и ротмистр Торунский. Просто сейчас обстоятельства для них обоих сложились таким причудливым образом, что сотрудничество получилось взаимовыгодным. Правда, свою выгоду Денис уже поимел, а что потребует взамен татарин, знать не мог. Хотя и подозревал, что стоимость ответной услуги может оказаться заметно выше оказанной. Вот и старался держаться с ним приветливо, но осторожно. Степняк хмыкнул: – Я знаю много.