Семья в полном сборе, сказала она себе, усаживаясь перед женщиной и дожидаясь, пока она закончит пасьянс. Следуй за ним. Снова призрачный голос неожиданно прозвучал совсем рядом, словно кто-то прошептал на ухо. Мила повернулась туда, где, как ей показалось, голос исчез. Там колыхалась занавесь из бамбука, а за ней вроде бы стоял ребенок – лет десяти, не больше, примерно ровесник Алисе. Одетый в красную футболку. Следуй за ним. За кем? Ничего не понять. Она долго смотрела на дверь. Потом черная мать стукнула по столу исхудавшей рукой, чтобы привлечь ее внимание. Мила вздрогнула, отвела взгляд. Когда опять посмотрела на занавесь из бамбука, ребенок исчез. Разложив карты, зловещая мать принялась открывать их, одну за другой. Там были лица. Женщины, мужчины, старики, дети. Все улыбались. То были фотографии пропавших без вести – вроде тех, что висят на стенах Зала Затерянных Шагов в Лимбе, – последний снимок перед тем, как их поглотит тьма. Пока Мила задавалась вопросом, что именно пытаются ей внушить, вышла карта, не похожая на другие: на ней был изображен не человек, а очень красивая змея изумрудного цвета. И тут случилось нечто неожиданное. Черная мать зарыдала под покрывалом. Сначала сдержанно, потом все громче и громче. Вскоре вопль стал пронзительным, как и рыдания, сотрясавшие ее грудь. В то же самое время она перестала баюкать младенца. Мила, не понимая, что происходит, бросила взгляд на колыбель. Алиса больше не сучила ножками, а лежала неподвижно. Милу охватило смятение. Будто бы «Запредел» внушал ей: чтобы научиться наконец плакать, она должна увидеть, как умирает ее дочь. Тут она ощутила, что не может сдвинуться с места. Ее как будто парализовало. Растерявшись вначале, она потом поняла причину. Змея изумрудного цвета сползла с карты Таро и обвилась вокруг нее. Это все неправда, сказала она себе. Это как в прошлый раз, когда я чувствовала, как меня душат. Нужно только убедить себя, что это все понарошку. Рептилия поднималась все выше, наматывала кольца. Мила повернула голову к витрине бара. И увидела, как они идут, группами и поодиночке. Тени, чудовища. Они шли медленно, словно в процессии. Плач черной матери призвал их. Они идут за мной, уверилась Мила. Бежать бы, но объятия змеи все туже и туже. Мальчик в красной футболке пытался предупредить ее о надвигающейся опасности. А она снова к нему не прислушалась. Но сдаваться не собиралась. У меня получится, убеждала она себя. Это не так трудно, попросту оторваться от джойстика, а потом и очки снять. Выпустить рукоять из пальцев, и рассеется зловещий морок, помрачивший ум. На самом деле не потребовалось никакого усилия, чтобы отодвинуть от себя джойстик. Но это не подействовало: тело по-прежнему было чем-то стянуто. Еще немного – и чудовища ворвутся сюда, сказала себе Мила, представив, какие ужасы они могут с ней сотворить. Ум видит то, что ум хочет видеть. В довершение всего посреди плача послышался смех. Мерзкий гад оплел ее целиком, вплоть до горла, она могла только оглядывать все вокруг себя. И не понимала, откуда доносится звук. Что это за шутки? Кто смеется? Но вот прозвучал мужской голос. – Ты напрасно ищешь меня, я не в игре, – произнес он насмешливо. Мила поняла, что происходит. Смех и голос звучали не в «Запределе» и не имели отношения к «Слезе ангела». В реальности, не в игре – змеей была веревка, и Мила была привязана к стулу перед компьютером. И кто-то находился в комнате вместе с ней. Дождь припустил снова, довольно сильный. Бериш мчался по трассе, низко склонившись к рулю; дворники работали на максимальной скорости. Он задумался о том, в какое положение попал. Собирался провести романтический уик-энд, с хорошей едой, за приятной беседой. Вместо этого очутился посреди какого-то кошмара, из которого не предвиделось выхода. Я это делаю ради Алисы, повторял он. Судьба девочки заботила его, но на Милу он злился, поскольку та упорно не желала понять, что, если у них ничего не выйдет, совесть будет мучить его до конца дней. Он хорошо относился к Миле, но порой она бывала такой резкой, несговорчивой. Не считая ее странной очарованности тьмой, хотя ей Бериш никогда бы не признался, что это его пугает. Бериша утешала мысль, что отношения с Ванессой еще не продвинулись настолько, чтобы и она оказалась вовлечена в это нисхождение в бездну. Если бы новая подруга пострадала из-за дела, которое он ведет, Бериш никогда бы себе этого не простил. А он не был уверен, что выйдет живым из такой передряги. Отношения с Ванессой начались пару недель назад, но Саймон чувствовал, что нашел спутницу, которая во всем подходит ему. До их встречи он почти смирился с тем, что остаток жизни проведет в полном одиночестве. Он понял, что ему не нужна семья, не нужна супруга. У него был пес, книги, коллекционный виски, покер с друзьями по пятницам и целый ряд сложившихся за годы привычек. Благодаря всему этому он был вполне доволен жизнью. Но Ванесса, с ее мягкими манерами, расточающая знаки внимания, которых он давно не удостаивался, заронила в нем сомнение: а вдруг все-таки того, что он имеет, недостаточно? Было бы преждевременно полагать, будто они готовы сделать последний, решительный шаг – например, съехаться. Хич стал бы возражать, но только потому, что не любил перемен. Но Бериш должен учитывать, что ховаварт стареет быстрее его и рано или поздно оставит его в одиночестве. Он познакомился с Ванессой в клубе, поскольку оба страстно любили джаз. Это она подошла к нему с бокалом «Кровавой Мэри» и спросила, можно ли сесть за его столик. Вечер его приятно удивил. Они были примерно одного возраста, и Ванесса призналась, что когда-то в прошлом была замужем. Убедившись, что в наличии не имеется никаких детей, Саймон не стал дальше спрашивать о том давнем романе: сложилось впечатление, что ей нелегко говорить на эту тему. Но в остальном они прекрасно поладили. Их вкусы совпадали, они даже мыслили синхронно. Подлинное доказательство согласия между ними он получил прошлым вечером, когда Мила постучалась к нему в дверь и Ванесса, войдя в положение, без возражений удалилась, даже не углубляясь в суть проблемы. Бериш все еще чувствовал на себе ее духи – ландыш и жасмин. В этот час они должны были бы лежать, обнявшись, в постели, наслаждаясь шелестом дождя и тайной сладостью полного ленивой истомы воскресного вечера. Вместо того, вымокший до нитки, он ехал копаться в прошлом девушки, убитой много лет назад, скорее всего, человеком, которому она доверяла. Или, сказал себе Бериш, не знала, насколько он опасен. Мы впускаем кого-то в нашу жизнь, ни о чем не подозревая, и становимся заложниками чужого наваждения. Он свернул с кольцевой трассы на спуск, ведущий в старый квартал, где когда-то жила Леа Мьюлак. Притормозил, затем задержался у автобусной остановки, чтобы уточнить адрес по плану, который нашел в бардачке. Он все-таки решил не включать навигатор. В самом ли деле такие предосторожности необходимы, или же тут замешана паранойя Милы, не то какого-то типа по имени Паскаль, но, так или иначе, лучше не рисковать. По правде говоря, Бериш не знал, какое место ему уготовано в «проекте» Подсказчика. Энигма наверняка предвидел, что Мила обратится ко мне, поэтому придумал и роль, которую я должен сыграть, размышлял он. Какое-то время он провел в раздумьях, а дождь себе барабанил по крыше машины. Звук был приятный. Бериш полагал, что следует вовсю наслаждаться каждым мгновением покоя, ведь никто не знает, что их всех ждет в будущем. Он боялся, что худшее впереди, хотя и не желал в этом признаваться. Миле он ничего не говорил, но надежда на то, что дело завершится освобождением Алисы, была слабой. Мила сама утверждала, что встречу с Подсказчиком пережить нельзя. Бериш прогнал мрачные мысли: что толку накручивать себя? И поехал по направлению к лицею, где раньше училась Леа Мьюлак. Здание было построено по стандартам, бытовавшим до начала восьмидесятых. Об этом говорили добавленные позже пандусы для людей с ограниченными возможностями и пожарные выходы. Оно состояло из двух корпусов, между которыми высилась башня с часами, и было, словно нимбом, окружено фонарями, испускавшими оранжевый свет. Бериш припарковал лимузин метрах в пятидесяти от входа, чтобы машина не бросалась в глаза. Потом изучил обстановку. Сторожа не было видно, но не исключено, что школу снабдили сигнализацией, во избежание краж или порчи имущества. Бериш вышел из машины и направился к западному крылу: именно там, под одним из окон, фонарь не горел. Вытер рукавом стекло, все в дождевых брызгах. Потом поднес руку козырьком к глазам и прижался к стеклу лицом, чтобы заглянуть внутрь. Лаборатория. Полицейский проверил, нет ли кого поблизости, снял пальто, как следует обернул им руку и стал бить локтем по стеклу, пока оно не разбилось. Звон был заглушен шумом дождя. Бериш расширил отверстие, вытащив самые острые осколки. Потом взобрался на подоконник и спрыгнул внутрь. Никакая сигнализация не заорала. Бериш зажег фонарь и обследовал комнату на предмет камер видеонаблюдения. Здесь, как и во дворе, не было никаких систем слежения. Он пошел вперед, светя фонариком в пол, чтобы снаружи никто не заметил. Направился в канцелярию, где, как он предполагал, хранились дела преподавательского состава. Но, добравшись до двери, ведущей в административный корпус, обнаружил систему видеонаблюдения. Пересечь границу было невозможно, разве что отключить электронные глаза. Но Бериш не сдался: он придумал, куда еще можно заглянуть. И направился в библиотеку. В большом зале на стеллажах теснились тысячи книг. Времени искать по каталогу не было, и Бериш быстро прошелся вдоль полок, светя фонарем: ежегодники явно хранятся в особом месте, в полном комплекте.