И в самом деле: для альбомов за последние шестьдесят лет выделили целую секцию. Полицейского интересовали те, которые относились к периоду, когда Леа Мьюлак посещала школу. Он взял целую стопку и отнес на стол библиотекаря. Положил рядом фонарь, чтобы светил на страницы, надел очки для чтения и принялся листать. Он нашел девушку на одной из страниц тома, посвященного выпускному году: Леа на фотографии собрала волосы в пучок, и на ней были очки в золотой оправе. Она улыбалась. Под фотографией – хвалебная подпись: примерная ученица, капитан команды мажореток, редактор школьной газеты. Кроме того, Леа, увлекавшаяся Востоком, успешно налаживала связи с лицеем-побратимом в Пекине, которые даже обрели конкретную форму обмена учениками. Бериш решил поискать фото преподавателей девочки, готовясь составить список. Профиль, который он для себя наметил, был следующим: это мужчина – и в год, когда исчезла Леа Мьюлак, ему было не больше тридцати пяти лет, ибо, согласно наблюдениям криминалистов, у серийных убийц уже в отрочестве созревает потребность убивать и они не могут сдерживать ее дольше, чем до указанного возраста. Полицейский тотчас же внес в список мужественного преподавателя физкультуры, потом учителя истории, потом – химии. Добавил, наконец, и заместителя директора – так, на всякий случай, чтобы уберечься от сюрпризов. Вгляделся в четыре имени, обозначенные на бумаге. Кто-то из этих мужчин встретил на своем пути Подсказчика. Энигма распознал в нем темную ауру зла, убедил прислушаться к тайному голосу, звучащему внутри, твердящему, что желание убивать коренится в его природе, а потому не может быть неправильным. Дал ему мотивационный толчок, чтобы удовлетворить давно назревавшую потребность вместе с невыразимым желанием обладать светловолосой девушкой в очках, сорвать запретный плод ее юности. Даже при этом уничтожив ее. Полицейского объяла дрожь при мысли, что под личиной обычного человека среди этих учителей таится монстр УНИКа. Теперь они с Милой постучатся в двери этих безупречных воспитателей, находящихся вне подозрений отцов семейств. Станут задавать непростые, двусмысленные вопросы, а потом вглядываться в малейшую реакцию, схватывать каждую странность в выражении лица, ища подтверждения. Это будет нелегко. Годы двойной жизни предоставляют их противнику явное преимущество. Но любая маска может дать трещину, сказал себе Бериш, рассеянно переворачивая последние страницы ежегодника: там красовались фотографии весеннего бала, во время которого выпускники прощались с преподавателями и с учениками младших классов. Он задержался: перед ним предстала Леа Мьюлак в компании подруг, вся сияющая, в красном шелковом платье, расшитом стрекозами и цветами персика. Тогда, уповая на удачу, полицейский стал искать взрослого среди тех, кто ее окружал, надеясь застигнуть врасплох преподавателя, тайком глядящего на девушку одним из тех скользких взглядов, в которых невольно отражаются подлинные намерения маньяка. Но ничего подобного не заметил. Осознал всю меру своей наивности. Как он мог подумать, что все окажется так просто? Бериш покачал головой и уже собирался закрыть ежегодник, но замер. Удерживая альбом на весу, высмотрел у самого корешка, на загнутом краю фотографии, между светом и тенью, знакомое лицо. Бериш понял, что до сих пор только и делал, что ошибался. Но самую серьезную ошибку допустила Мила. Только бы подруга вовремя вызвала врачей и полицейских, а сама ушла, как они договаривались. Иначе она – в серьезной опасности. На фотографии с загнутым краем, центром которой являлась Леа Мьюлак, на расстоянии в несколько шагов от нее прыщавый юнец с бокалом в руке не сводил со студентки глаз. Одноклассник, одержимый ею настолько, что это превратило его в серийного убийцу, был Тимми Джексон, он же Свистун. Следуй за ним. Что хотел сказать ей мальчик в красной футболке? Что бы там ни было, уже слишком поздно. Свистун здесь, с ней, Мила слышала, как он ходит по комнате. Но сама застряла в «Запределе». Черная мать все рыдала. Ножки младенца, неподвижные, посинели. Элвис умолк. Но наибольшую тревогу вызывали тени, снаружи подступавшие к бару. – Ты не можешь уйти… – напомнил Тимми Джексон зловещим шепотом из реального мира. Следовало поздравить его с прекрасно сработавшей мизансценой: притвориться узником монстра с УНИКа – великолепный способ отвлечь от себя подозрения. А Мила еще корила себя за то, что без всякой жалости оставила его прикованным в подвале. На самом деле Свистун мог освободиться в любой момент. Но дождался, пока она зайдет в «Дубль». Что он задумал? Мила боялась, что знает ответ, ведь ей довелось в «Запределе» ощутить у себя на горле его крепкую хватку. Доверяться ему было глупо, но красная горнолыжная маска ввела ее в заблуждение. Тимми – это и есть Паскаль? Невозможно: другой голос, другое телосложение. Но сейчас воссоздание логики событий ее интересовало меньше всего. Она думала о Берише, о том, что друг не сможет ее спасти, а виной всему – ее ложь: полицейский уверен, что она далеко от этого дома, ушла, вызвав помощь для бедного узника. Мила продолжала пребывать на границе двух миров. Тем временем отец ее дочери прервал резьбу по кости, направился к двери бара и открыл гостям, которые спешили на этот семейный праздник. – Тимми, я знаю, что ты меня слышишь, – заговорила она. – Могу даже вообразить, как тебя все это забавляет, даже готова признать, что ты молодец… Но я нужна моей дочери… Я никогда не была хорошей матерью. Ни разу не сказала, что люблю ее, да, по сути, и не любила… Я никогда не хотела, чтобы она зародилась во мне, тем более обосновалась в моей жизни. Но я должна попросить тебя… Она знала, что от серийного убийцы спастись нельзя. Но у нее была другая цель. – Я знаю, что умру, и этому рада. Но ты позаботишься о моей дочери? Миле было тошно все это произносить, но она играла роль: для таких, как Тимми Джексон, нет ничего хуже, чем жертва, покорно принимающая свою участь, и Мила хотела лишить ублюдка упоения, сделать так, чтобы он не достиг оргазма, убивая ее. – Молчи! – действительно заорал Свистун. – Ты должна молчать! – Ты нужен Алисе, Тимми, – вещала Мила с нарочитым пафосом, чтобы его позлить. – Ты не можешь мне в этом отказать. Вместо ответа серийный убийца стиснул ей горло пальцами. Именно к этой цели Мила стремилась, ведь тем временем тени проникли в бар и окружили ее. Пусть лучше Свистун за несколько минут задушит ее, чем долго и мучительно изнывать в «Запределе» от галлюциногенных эффектов «Слезы ангела». Поторопись, сукин сын. Она хотела одного: поскорее оказаться в реальном мире, ибо вопреки рассудку боялась, что если умрет в «Дубле», то навсегда останется пленницей игры. Монстр сжимал горло все сильнее, и Мила подумала об Алисе, о том, чего не успела сделать для нее. Мила не верила, что существует загробный мир, хотя неоднократно побывала в аду. Я умру, и Энигма победит. Награда – моя дочь. И я сама виновата. Пока тени вокруг нее тянули руки, как щупальца, пытаясь приласкать, предвкушая, как истерзают ее, в какие страдания ввергнут, Мила выдохнула весь воздух, оставшийся в легких, чтобы облегчить Свистуну задачу. Все произошло очень быстро. Сначала она услышала грохот и подумала, что обрушился очередной кусок «Запредела», только на этот раз очень близко. Потом хватка Тимми Джексона необъяснимым образом ослабла. Монстры почти уже завладели ею, но тонкая пелена между двумя мирами вдруг разорвалась. Мила вновь очутилась в реале. Кто-то снял с нее очки, но эффект наркотика еще длился. Голова кружилась, точно объятая смерчем. Первое, что она увидела, сфокусировав взгляд, был Свистун, распростертый на полу: из отверстия в горле абсурдным фонтаном хлестала алая кровь. Пока монстр бился в агонии, кто-то распутал веревку, которой она была прикручена к стулу подле компьютера. Мила поискала на столе свой пистолет: его там не было, как и красной горнолыжной маски. Из-за ее спины показался Паскаль: человек с закрытым лицом сунул ствол за пояс. – Можешь не благодарить, нет времени, – предупредил он. Мила осознала, что не доверяет ему. Он это сразу заметил. – Почему твоя маска лежала здесь? – Мила указала на клавиатуру. – Хотел дать тебе понять, что я близко, но ты, очевидно, не распознала сигнал. – Неправда, – бросила она ему в лицо, чувствуя себя все хуже и хуже. – Ты в этом замешан. Не знаю как, но замешан. – Когда ты и тот, другой, проникли в особняк, я спрятался в парке, – оправдывался Паскаль, явно взволнованный. – Нужно спешить, они идут. – Кто? – Голос Милы звучал глухо из-за подступающей тошноты. – Те, кого ты видела там, внизу. – Мужчина указал на компьютер. – Только эти – настоящие, их послал Энигма. – Я тебе не верю. – Мила вскочила с места, но голова закружилась, и она снова рухнула на стул. – И потом, этот ублюдок, прежде чем истечет кровью, должен сказать мне, где моя дочь. – Разве ты не видишь, что он не может говорить? Но Мила не двигалась с места. Тогда Паскаль вытащил пистолет из-за пояса и протянул ей. Мила заколебалась, но тут вспомнила, что говорил призрак. Следуй за ним. Внимательно посмотрела на человека в горнолыжной маске того же красного цвета, что и футболка мальчика, немного подумала и взяла пистолет из его руки, затянутой в латексную перчатку. Паскаль накинул ей на плечи черную ветровку, потом обнял за талию, помогая встать. Бывшая сотрудница Лимба ощущала, что у нее подгибаются ноги, но изо всех сил старалась удерживать равновесие. Человек в маске поволок ее прочь, и Мила понимала, что висит на нем мертвым грузом. Они прошли через весь особняк к выходу так быстро, как могли. По пути заглядывали в каждое окно, боясь обнаружить незваных гостей; каждый раз, когда приходилось сворачивать за угол, сердце уходило в пятки. Перед Милой все представало разреженным, расплывающимся. Она ощущала частое дыхание Паскаля, тащившего ее волоком. Резкий запах его пота. Не могла не думать о смерти, о людях, которые задействованы в игре. Они снова прошли через зимний сад, и благодатный вечерний холод хлестнул ее по лицу. Перед тем как слиться с бурей, Мила инстинктивно повернулась к кусту черных роз, будто желая попрощаться с ними. Тогда и заметила кое-что, торчащее из земли. Заскорузлая и запачканная прядь светлых волос. Леа Мьюлак была блондинкой. Джошуа