Полина вообще не могла себе представить, как это – разговаривать о том, что творится у тебя дома, с кем-то еще. Ее единственной подругой была сестра Виталина, родившаяся на семь минут позже, а потому считавшаяся младшей. Внешне они были настолько похожи, что человеку, знакомому с ними недолго, бывало трудно определить, кто из них кто. Высокие шатенки со спортивными фигурами – благодаря многолетним занятиям легкой атлетикой в детстве и юности, и только глаза у них были разного оттенка – карие, с желтоватым отблеском, у Полины, и зеленые – у Виталины. С самого детства их обеих очень раздражала эта похожесть, одинаковость, и сестры всячески старались ее не подчеркивать вместо того, чтобы пользоваться этим преимуществом, например, при сдаче экзаменов. Даже профессии они выбрали разные, как всегда выбирали разных мужчин. Виталина не стала получать высшее образование, к величайшему разочарованию родителей, а пошла в училище, закончив которое стала весьма хорошей портнихой, со временем открыла собственное ателье, наняла нескольких швей и закройщиц и теперь могла позволить себе не горбатить спину за швейной машинкой, а заниматься тем, что ей нравилось – конструированием одежды. У нее было много клиентов, но самым любимым была, разумеется, сестра, для которой Виталина шила еще в школе, набивая руку. Но даже с Виталиной Полина никогда не обсуждала свою семейную жизнь и свои разногласия с мужем. А сегодня вдруг она поняла, что срочно должна с кем-то поговорить – иначе разорвется сердце. И Виталина подходила для подобного разговора как никто другой. – Лёва… – выдавила Полина, не выпуская мужа из объятий, – мне все равно, что там у кого и как… я чувствую, что у нас что-то сломалось. А ты разве не чувствуешь? Мы как будто на льдине, и между нами трещина, а в ней вода уже, и вот-вот льдину вообще разорвет на две части… – И на одной останемся мы с Инкой, а на другой – ты и твоя работа. И отправитесь вы с ней в обнимку в счастливое плавание, – подхватил Лев шутливым тоном, и Полина разозлилась: – Я серьезно, между прочим! – Ну, так и я не пошутил, – вздохнул муж, прекращая, наконец, мучить сковороду и выключая воду. – Погоди, я руки вытру, – попросил он, неловко поворачиваясь в объятиях жены. – Ты что же – на самом деле так думаешь? – потрясенно спросила Полина, глядя, как он вытирает руки полотенцем, как вытягивает сигарету из ее пачки, закуривает, чуть прикрыв глаза. – Лёва… – Поля, ты решила поговорить об этом сейчас, на ночь глядя? – А когда? Скажи, когда нам еще разговаривать? – Ты меня об этом спрашиваешь? Это ты приходишь домой только ночевать, между прочим. Я в половине седьмого всегда дома, что бы ни случилось, – Лев выпустил облачко дыма. – Ты бы хоть спросила, где дочь. – А… где? – у Полины вдруг перехватило дыхание от предчувствия чего-то нехорошего, но муж насмешливо посмотрел на нее: – Что, вспомнила? Спит дочь. – Ох… Лёва, зачем ты так? Я знаю, что не идеальная мать, знаю… – Все, Поля, хватит. Эти самобичевания случаются у тебя раз в месяц, но ничего не меняется, и мы оба это понимаем – и я, и Инна. У тебя такая работа, ты делаешь ее отлично, ты вычисляешь преступников и подводишь их к наказанию – кто-то должен делать это. И лучше, если этот человек будет любить то, что делает. Как ты. – Лёва, ты сердишься? – она смотрела в красивое, словно вылепленное руками талантливого скульптора лицо мужа и не могла понять, есть ли ирония в его словах. Но Лев выглядел абсолютно серьезным: – Поля, я когда-то шутил по поводу твоей работы? Я совершенно искренне считаю, что ты на своем месте… – …но мне не надо было создавать семью, если я хотела ловить преступников, да? – с горечью подхватила Полина, и Лев покачал головой: – Иди-ка ты спать. Все равно сейчас никакого конструктивного разговора у нас не сложится, а ссоры на ночь – не самая удачная мысль. Приятных снов, дорогая, – он поцеловал ее в щеку и ушел, а через секунду щелкнул замок в двери, ведущей в гостиную. – Еще и заперся, – пробормотала Полина с горечью, – как будто боится, что я посягну на его распрекрасное тело… Назавтра сразу после работы Полина поехала на другой конец города, где в новом доме клубной застройки жила сестра с семьей. Виталина удивилась – сестра нечасто баловала ее такими визитами, а потому, впустив Полину, сразу спросила: – Случилось что-то? – Почему? – удивилась Полина, сунув в руки сестре пакет с фруктами для племянников и бутылкой белого вина для них самих. – Никогда ты не приезжала ко мне среди недели. Тапочки в тумбе возьми, – Виталина повернулась, окутав Полину тонким ароматом какой-то очень знакомой туалетной воды, и пошла в глубь квартиры, где располагалась просторная кухня с огромным дубовым столом, всегда покрытым льняной скатертью. Полина посмеивалась над этой привычкой – ей казалось утомительным всякий раз приводить дорогой лен в порядок после застолий, но сестра пропускала все колкости мимо ушей: – Нравится тебе с газетки есть – никто не возражает, а в мой домашний уклад не влезай. Полина и не влезала, просто удивлялась, как у Виталины хватало терпения и времени на такие вещи, как крахмальные скатерти, выглаженное до идеального состояния постельное белье, ежедневное мытье полов и чистка серебряных столовых приборов. Сама Каргополова считала столовое серебро признаком какого-то дремучего мещанства, и в ее доме пользовались прозаичными вилками и ложками, купленными в посудном магазине, уборку она затевала только в выходной, и то не в каждый, и если бы не муж, непонятно, как вообще справлялась бы с домашними делами. Виталина же придерживалась мнения, что дети должны с самого раннего возраста привыкать к хорошим условиям, к красивым интерьерам, к удобной посуде и правильно сервированному столу, чтобы в будущем у них появилось желание и самим обустроить свою жизнь подобным образом. Оказавшись в уютной кухне сестры, Полина сразу уселась возле окна и приоткрыла створку: – Я покурю, пока детей нет. – Они еще не скоро, их сегодня Степан забирает, тренировка поздно заканчивается. Кури спокойно. Виталина начала готовить ужин, попутно выставив на стол перед Полиной два бокала и штопор: – Давай-ка по чуть-чуть, я же вижу, какая ты напряженная. – Сильно заметно? – вкручивая штопор в пробку, спросила Полина. – Конечно. Ну, выкладывай, пока никого нет, за этим ведь явилась. Полина налила вино в бокалы, взяла свой, покрутила в пальцах: – Мне кажется, Витка, у Лёвы кто-то есть. – Что? – удивленно протянула сестра, закрывая холодильник, из которого только что вынула замаринованную рыбу. – У Лёвы? Баба, что ли? Да ты спятила, Полька! У него на это элементарно нет времени. – Когда надо, время всегда найдется. Веришь – а мне банально ни до чего, у меня опять дело сложное, и зацепок нет почти… Я всякий раз, сдавая очередное, говорю себе – все, хватит, пора что-то менять, и тут же образуется что-то новое, не терпящее отлагательств, требующее меня целиком, без отрыва на семейные дела, понимаешь? – Полина сделала большой глоток и зажмурилась. – А ведь мне тоже иногда хочется все это послать к чертям и заняться семьей – ну, чтобы как у всех, как у тебя – тихая гавань и все такое… – Ой, да прекрати ты! – сунув в руку сестре только что очищенную морковь, сказала Виталина. – Ну, что такое эта «тихая гавань», «негромкое семейное счастье»? Бред сопливый. И не для твоего характера такие заморочки, Полька. Я тебя знаю, как никто – и как только ты достигнешь этой мифической гавани, тебе там станет так скучно, что ты все тамошние кораблики спалишь к чертовой бабушке. Так что смирись, сестра, – то, что происходит в твоей жизни, вполне закономерно и соответствует твоим потребностям и запросам. Ну, может, стоит слегка подкорректировать собственное поведение. – А что с ним не так? – хрумкнув морковкой, спросила Полина, удивляясь, как быстро сестра разложила по полкам ее переживания. – Ты серьезно? – Виталина на секунду перестала шоркать морковкой по терке и повернулась к Полине. – Ты считаешь нормальным, что мужик взвалил на себя все домашние дела? Нет, я не спорю – кто успевает, у кого времени больше, тот и делает, ничего нет в этом ужасного, но, когда муж превращается в домохозяйку на постоянной основе, при этом еще и работая… Ну, знаешь, дорогая, это перебор. Она снова принялась натирать морковку, а Полина, подперев щеку кулаком, снова спросила: – Ты думаешь, Лёву это напрягает? – А то нет! – Он бы мне сказал. – Я вот больше чем уверена – говорил, и не раз. Но ты так вечно занята, что могла и не услышать. Полина округлила глаза: – Ерунды не говори! – Ой, перестань! – отмахнулась Виталина. – Это у тебя никогда нет времени на общение с родственниками, а твой муж, между прочим, никогда не пренебрегает семейными торжествами. И там мы с ним, представляешь, разговариваем. Но ты об этом, конечно, ничего не знаешь. – Ты теперь мне мамин день рождения до старости припоминать будешь? Я дежурила, не могла уйти! А маме вообще все равно! Виталина ссутулила плечи, оперлась руками о столешницу и проговорила негромко: – Маме – да, все равно. А мне – нет. И детям нашим тоже – я ведь это для них делаю, чтобы помнили бабушку. Их мать умерла пять лет назад, сгорела в пожаре, устроенном нетрезвым соседом в их двухэтажке. Тогда погибли все жильцы четырех квартир – кроме самого виновника пожара. Полина испытала что-то похожее на укол совести – сестра изо всех сил старалась сплотить два их небольших клана в одну большую семью, пыталась наладить связи, сделать так, чтобы ее дети и дочь Полины чаще встречались и чувствовали себя по-настоящему близкими людьми, а она, Полина, не только не помогала ей, но еще и постоянно роняла реплики вроде сегодняшней – «маме все равно». – Витка… ну, прости меня, родная, – отбросив морковку на стол, Полина подошла к сестре и обняла, чмокнула в щеку. – Я так зачерствела на работе… все понимаю – нельзя так, надо брать себя в руки, но… ты понимаешь, всякий раз, видя очередной труп или очередного урода, по какой-то зверской прихоти лишившего жизни другого человека, я словно теряю что-то, какой-то кусок души, способный сопереживать. Мне никого уже не жалко, я и эмоций-то никаких не испытываю. Да, я знаю, ты скажешь – в семью тащить это не надо, и будешь права… сто раз будешь права, как и всегда. А я просто разучилась… – Вот уйдет от тебя Лёвка, вмиг обратно научишься, – пробурчала сестра, впрочем, без какой-либо злобы. – Все, не мешай мне, а то не успею ничего, скоро Степка приедет с детьми. – Как у вас-то с ним, нормально? Виталина пожала плечами: – А когда у нас было иначе? Он меня любит. – А ты? – С ума сошла? – рассмеялась сестра, высыпая морковь в салатник. – Я без него дышать не могу. «Интересно, это страшно – завидовать собственной сестре? – мучительно думала Полина, возвращаясь домой. – У них со Степкой так все… как в кино. А я, похоже, давно могу дышать без Лёвы. И он без меня тоже. Но ведь раньше так не было! Или раньше я меньше работала?» С этими мыслями она вошла в аллею, ведущую к дому, и вдруг услышала шаги за спиной. Почувствовав, как ее с ног до головы обдало холодом, Полина постаралась взять себя в руки, собраться и ускорить шаг. Ей оставалось всего несколько метров до хорошо освещенного двора, в котором явно кто-то будет – собачники, например, возвращающиеся с прогулки.