– Присаживайтесь. Сама она устроилась возле журнального столика, на котором валялись какие-то журналы: – О чем вы хотели поговорить? Нашлась цепочка? – Какая цепочка? – не понял Двигунов. – Как – какая? С крестиком, что с шеи девочки пропала. – Погодите, Виктория Павловна, ни о какой цепочке я не знаю, мы тут вообще по другому вопросу. Вы знакомы с Максимом Васильевичем Митиным? – Да, знакома, – спокойно ответила Негрич, но от Полины не укрылось, что этот вопрос ей неприятен. – А когда вы его видели в последний раз? – Вчера утром на летучке после смены. А почему вы об этом спрашиваете? – А где вы были сегодня ночью? – Дома, – и вот тут Полине снова показалось, что вопрос женщине опять неприятен, а уверенности в голосе слегка убавилось. – И подтвердить это никто, конечно, не может? – продолжал Двигунов. – Моя тетя лежит в больнице, у нас больше никого нет. Я была в стационаре до семи часов, там меня видела администратор в справочной, я провела там время с двух часов дня. – Сидели в холле? – удивился Двигунов, делая в блокноте пометки. – В кардиореанимацию не пускают родственников. Я сижу в холле, и каждый час мне сообщают состояние. – Ну, допустим. А после больницы куда вы поехали? Негрич недоуменно уставилась на оперативника: – Как – куда? Домой… – но это прозвучало, скорее, как вопрос. «Она что же, не знает, куда из больницы пошла? – подумала Полина. – Или пытается скрыть? Выходит, есть что?» – И после из дома не выходили? – напирал Двигунов, и Полина, внимательно наблюдавшая за женщиной, увидела, что она становится все более неуверенной, теребит рукав куртки, смотрит поверх головы оперативника. – Н-нет… – Но это не точно, да? – Почему? Точно… – Погодите, Виктория Павловна, я сейчас не очень понимаю… вы поехали домой, но не помните, оставались ли там до утра или куда-то выходили? Негрич затравленно оглянулась на Полину: – Я помню, помню… – Ну, так скажите четко. – Да, помню. – Тогда, значит, помните и то, как убили Максима Митина? Она вдруг вскочила и бросилась к дверям, но Двигунов, хорошо тренированный и обладавший отличной реакцией, в один прыжок догнал ее и повалил на пол: – А вот это зря, Виктория Павловна. Сейчас нам придется в отделение проехать. На шум откуда-то из глубины помещения выбежали несколько медиков, один из мужчин решительно шагнул к корчившейся на полу Виктории, но Двигунов вынул удостоверение: – Спокойно, граждане медработники, Уголовный розыск. Виктория Павловна задержана. – За что? – спросил мужчина, бросив взгляд на удостоверение. – В интересах следствия не разглашается. Поднимайтесь, гражданка Негрич. Она с трудом встала на ноги, окинула коллег мутным взглядом: – Я не виновата… – Да в чем, Вика? – спросил все тот же мужчина. – Ни в чем… – Разберемся, – пообещал Двигунов, крепко взяв ее за локоть. – Поехали, Полина Дмитриевна. Или вы тут пока останетесь? – Нет, мне тут все понятно. Полина хотела допросить Негрич как можно быстрее, пока та ошарашена задержанием и находится в прострации. Все, кто в этот момент находился на подстанции, высыпали на крыльцо и провожали Негрич сочувственными взглядами. От Полины не укрылось, что в этой толпе абсолютно нет злорадствующих лиц, наоборот – чувствовалось желание поддержать, помочь. – Когда ее отпустят? – спросила старший врач. – И в чем обвиняют? – Пока ни в чем, – ответила Полина. – Разберемся и, если все в порядке, отпустим. Прошу вас не устраивать суд Линча, хорошо? До предъявления обвинений человек невиновен. – Конечно-конечно… а адвокат? Адвокат ей нужен? – Пока нет. – Ей же совершенно некому помочь… – расстроенным тоном проговорила старший врач. – И с теткой такое… что же будет теперь? – Разберемся, – повторила Полина и села в машину. Задержанная сидела на заднем сиденье, уткнувшись лбом в подголовник переднего кресла. – Виктория Павловна, с вами все в порядке? – спросила Полина. – Нет. Со мной вообще все не в порядке, – механическим голосом отозвалась она. – Я не помню, где была вчера вечером. – А доктора Митина вы вчера вечером не видели случайно? – Видела, – вдруг сказала Негрич, выпрямившись. – Мы встречались в парке, в Новинках. Фельдшер «Мы встречались в парке, в Новинках», – произнесла она, потому что вдруг четко вспомнила, как в половине десятого едет в другой район на такси. Максим позвонил ей сам, предложил поговорить. Вика этого не хотела, она вообще предпочла бы больше никогда не видеть и не слышать Митина, даже успела позвонить на подстанцию и поменяться сменами, чтобы работать в другой день. Но он настаивал, пришлось согласиться. Но самое странное, что она не помнила больше ничего – ни обстоятельств этой встречи, ни темы разговора, ни как добралась обратно – просто обнаружила себя в постели около трех часов ночи. С трудом уснув, едва не пропустила звонок будильника и не опоздала на смену. В коридоре стояли совершенно мокрые и грязные кроссовки, Вика удивилась – не могла вспомнить, где и как ухитрилась так вымазаться. А потом за ней приехали. Вика даже не сразу поняла, в чем дело – думала, что это все еще разбирательство о цепочке с крестиком, но тут оперативник начал задавать ей какие-то странные вопросы, и Вика почувствовала в них подвох. Но самое ужасное прозвучало неожиданно – он спросил, помнит ли она, как убила Максима. От ужаса Вика сорвалась с места и кинулась бежать, даже не осознавая, что делает и зачем, ее догнали, повалили на пол… И вот она едет в машине со следователем и оперативником, и женщина задает ей вопросы, на которые у Вики нет внятных ответов, потому что она не помнит. «Я так и знала, что рано или поздно эти странные провалы доведут меня до беды, – думала Вика, сжав пальцами виски. – Надо было к специалисту, ведь со мной подобное происходило не раз и не два». А женщина-следователь, повернувшись с переднего сиденья, внимательно изучала ее спокойными карими глазами, и в лице ее было что-то такое, отчего Вика вдруг напряглась: – Почему вы так смотрите? – Как? – Как будто думаете, что я на самом деле убила Максима. – А вы этого не делали? И это был тот вопрос, четкого ответа на который Вика дать не могла, хотя была уверена, что Максима не убивала, это ведь глупо и совершенно невозможно. Они приехали в отделение полиции, и после ряда положенных мероприятий Вика оказалась в комнате для допросов. За столом напротив нее расположилась та же следователь, представившаяся Полиной Дмитриевной Каргополовой. Она записала данные Вики, задала несколько вопросов о семье.