– Вот я потому и говорю – спускайтесь, поедем. Полина бросила трубку, схватила плащ и сумку, выскочила из кабинета и понеслась вниз, перескакивая через две ступеньки. «Черт, черт, черт! – думала она про себя. – Как такое может быть?! Ведь Негрич в камере! Что это вообще значит? То, что я внутри себя знаю, что это не она? Или то, что так скоро появился имитатор? Вот вам, товарищ прокурор, и режим повышенной секретности тогда! Хотя… если не просочилось, что подозреваемая задержана, то вполне логично… что логично? Что я опять ищу подтверждение собственной мысли о невиновности Негрич? Но кто-то же нам ее подсунул? Черт…» Двигунов курил у служебной машины, лицо его было серым – видимо, ночь не спал, дежурил. – Куда едем? – спросила Полина, забрасывая сумку на заднее сиденье. – В Брагино, – выбрасывая окурок, процедил он. – Личность установили? – Да. Лариса Митина. Невестка недавно убиенного Максима Митина, вдова его старшего брата. Полина схватилась за голову: – Ох ты… – Вот такая фигня, Полина Дмитриевна. И вы, похоже, совершенно правы, дело все-таки в водочном заводе. Я на всякий случай наружку к Пострельцеву у начальства пробил, пусть с ним походят, мало ли… да и для его же безопасности, если он вдруг ни при чем. Но выходит, что и девица наша тоже ни при чем, она ж в СИЗО. – Посмотрим… – неопределенно пробормотала Полина, отлично понимая, что Двигунов прав. – Все равно ее пока выпускать нельзя, ее тоже могут убить, если я права. У нее сегодня экспертиза психиатрическая, может, специалист что-то интересное расскажет. – Да нам-то теперь это к чему? Труп вчерашний, ему даже суток нет. – Посмотрим… – повторила Полина. Тело женщины еще не увезли, оно так и лежало под деревом, накрытое черным полиэтиленом. Полина присела на корточки, отвернула угол в районе головы, всмотрелась в совершенно белое лицо покойной. Женщина лет пятидесяти, аккуратно причесанная, с тщательно выщипанными бровями и слегка подправленным контуром губ, в ушах – небольшие серьги. На шее справа тонкий порез – точно такой же, как был у всех Пострельцевых, как был у Максима Митина, разве что вокруг тела последнего было столько крови, что, казалось, земля пропиталась. – Рана точно такая же, как четыре предыдущих, в кармане плаща кубик с буквой «Ц», – точно подслушав ее мысли, сказал у Полины за спиной эксперт Зайченко. – Отпечатков нет, конечно? И орудия убийства тоже? – Увы, – он развел руками в перчатках. – И меня это огорчает. По прошлому трупу, кстати, я тебе заключение гематологической экспертизы прислал. На скальпеле, изъятом у подозреваемой, кровь самой подозреваемой, я сравнил с кровью потерпевшего, группа одна, но резус разный. – Она так и говорила, – пробормотала Полина, закрывая голову трупа полиэтиленом. – И ссадина у нее на пальце свежая была, значит, действительно занозу вынимала. – Выходит, не виновата деваха? – Выходит, – со вздохом подтвердила Полина, вставая. – И в этой ситуации мы опять откатились далеко назад. – Что, тут тоже прочесывать риелторские конторы? – спросил подошедший Двигунов. – Мы ведь еще не отказались от этой версии? – Здесь – да, прочесывать, – кивнула Полина, – а вот по четвертому трупу не надо, там убийца спонтанно действовал, думаю, просто следил за Митиным и наткнулся на него в момент их ссоры с Негрич. Это оказалось очень кстати, наверняка убийца в курсе, что она медик. Все сложилось. – Но тогда зачем он убил Ларису Митину? – кивнув на лежащее рядом тело, спросил Зайченко. – Ведь сразу рушится вся его легенда с подсовыванием нам Негрич как убийцы. – Похоже, приказ прокурора испугал всех, утечки не произошло, и убийца просто не знает, что Негрич уже арестована. И не подсовывал он нам ее специально – просто так совпало, что следы ее кроссовок остались на месте преступления, дождь ведь был. – Да там этих следов было… – махнул рукой Зайченко. – Наверняка и следы убийцы были, если только он не ухитрился на корни дерева встать – помните, какое там огромное дерево? И как раз корни наружу. Там была, конечно, земля на них, но не идентифицируешь по ней… – Да. А следы Негрич там были повсюду, и на кроссовках в ее квартире земля из этого парка. Будь она убийцей – что, не хватило ума помыть или вообще выбросить, когда на работу утром поехала? И вот эта мелочь тоже выводит ее из числа подозреваемых, которое у нас теперь снова равно нулю, – вздохнула Полина. – Не прокалываются люди, совершившие четыре убийства, три из которых продуманы до секунды, на такой ерунде, как кроссовки со следами земли с места преступления, вот хоть что мне говорите. Эксперт и оперативник молчали, но Полина видела, что они с ней согласны. – Значит, будем искать, – пробурчал Дергунов. – Черт, опять эта беготня по квартирным конторам… – А есть вообще хоть что-то? – Отсеиваю. Непонятно ведь, что именно искать. Ну, взял я списки тех, кто снимал квартиры примерно за трое суток до убийств – больше просто не потянуть, людей нет, но это тоже не три человека, вы ведь понимаете. И большинство – иногородние. – Ну, все верно. С чего вы решили, что я имела в виду местного? – А то местные квартир на сутки не снимают, – ухмыльнулся Дергунов, вынимая из кармана сигареты. – Двое из потерпевших – мужчины. – Ой, Полина Дмитриевна, что вы, как ромашка невинная… – Не будем развивать эту тему, хорошо? Просто имейте в виду, что и здесь тоже придется все проверять. – Если меня на ксероксе размножат, я вам все за пару дней проверю, а так… – развел руками Двигунов. – У меня и так все остальные дела забрали, в связи с особой важностью этого. Но даже при этих условиях времени не хватает. Не помню, когда спал нормально. – Пожалуемся друг другу на трудности? – сухо спросила Полина, которую мужское нытье всегда раздражало. – Я тоже нормально спала примерно месяц назад, когда отгул брала – и что? Не будем ловить убийцу, лучше отоспимся? – Очень смешно, – буркнул Дергунов. – Версий-то, как я понимаю, никаких не появилось? – Пока нет. Только о связи с заводом. Попытаюсь сегодня все-таки попасть в архив, не понимаю, почему дела засекречены. – Да все просто. Кто-то из вышестоящих там явно замазан, вот и воспользовались бардаком, чтобы гриф «секретно» прилепить, – Дергунов обвел место преступления рассеянным взглядом. – И бабло, видно, там нехилое прокрутилось, раз даже теперь вырезают семьями. – Выясните, какие родственники остались еще у Пострельцева, Митина и Никулина, – вдруг сказала Полина. – Он непременно найдет всех, я почему-то уверена. – Ну, тогда Негрич не выпускайте, она дочь Никулина – вы ведь так говорили? – Да. Есть еще его сестра, тетка Негрич, она в больнице сейчас. Охрану бы. – Там такая реанимация – мухи летают только со спецпропуском, – вмешался Зайченко. – У тебя же там теща работает? – вспомнила почему-то Полина, и эксперт кивнул: – Старшей сестрой. Я потому и говорю… – Все равно надо охрану, хотя бы у входа в отделение. Когда в кардиологию переведут, будет полегче, там прямо у палаты и посадим, а пока надо хоть минимально обеспечить безопасность. Мне придется отпустить Негрич, никто не разрешит держать ее в СИЗО без предъявления обвинений. В это время пришла спецмашина, и санитары стали упаковывать тело погибшей Митиной в мешок. – В наш морг, – сказал Зайченко, – я через полчаса приеду. – Кровь не забудьте, – напомнила Полина. – Да, на флунитразепам, я помню. И ты, похоже, права, что Митина он убил спонтанно – там-то кровь чистая. – Спонтанно, но не случайно, – протянула Полина, глядя на удаляющуюся машину с очередным телом. – Как-то они все связаны, как-то связаны, но чем именно, кроме завода? Такое впечатление, что все это – показательные казни. Из фигурантов жив только Пострельцев, если бы он был мишенью – его бы и убрали, а так… как будто кто-то оставляет его в живых специально, чтобы мучился, понимая, что все эти смерти на его совести. Но кто? Дома ее ждал совершенно неожиданный гость. По мужским голосам, доносившимся из кухни, Полина поняла, что Лев не один, и оказалось, что к ним заглянул Чумаченко. Муж возился у плиты, а гость вместе с сидевшей там же за столом Инкой чистили кто картошку, кто лук. – А вот и мама! – радостно заявила дочь, поворачивая голову на звук шагов. – А мы с дядей Лешей у папы на подсобных работах. – Вижу. Аккуратнее с ножом, – машинально напомнила Полина, у которой вид острого предмета в детских пальцах вызвал легкий приступ головокружения. – Извините, что я вот так, домой, но в прокуратуру не хочется, а есть новости, – сказал Чумаченко, ловко срезая с картофелины тончайшую шкурку. – Давайте после ужина, хорошо? – она указала глазами на внимательно прислушивавшуюся к каждому слову Инку, и Чумаченко кивнул: – Само собой. – Ты иди пока полежи, мы закончим тут и тебя позовем, – Лев убрал в холодильник чашку с замаринованными куриными грудками и тоже присоединился к Чумаченко, взяв нож и картофелину. – Иди, Поля, на тебе лица нет. – Что такое «нет лица»? – спросила дочь, сгребая луковые шкурки в ладошку. – Это значит, что мама устала, много работает и мало спит, потому стала выглядеть хуже, чем раньше, – спокойно объяснил Лев. Инка посмотрела на мать с сочувствием: – Папа прав, тебе надо полежать. А хочешь, я чаю тебе заварю? – Спасибо, малыш, ты завари, а я потом попью, когда чуть остынет.