Проблемой было то, что именно он лучше всех знал свою организацию. Значит, никто другой не мог нести ответственность за вторжение. Хотя и отдел безопасности, и айтишники должны бы быть в курсе враждебной акции. Но никто, кроме него, не обладал информацией во всей ее полноте. Короче говоря, раз он не знал об атаке, значит, именно он совершил какую-то фатальную ошибку. Настолько серьезную, что Дания могла умыть руки и прекратить свою финансовую помощь. Причем немедленно. Может быть, они думали, что угрозой является он лично? Он встал. Попытался контролировать дыхание. Это не должно повториться. Не должна повториться прошлая ситуация, когда Линн Столь нанесла смертельный удар «Ново-арийскому братству». Она разоблачила деятельность братства и разрушила всю его жизнь. Его уволили с работы, его бросила жена, он попал в тюрьму, а Налоговое ведомство потребовало с него сотни тысяч крон доходов, которые были скрыты и не заявлены в декларации. Он порылся в ящике письменного стола. На самом дне разыскал старую копию паспорта Линн Столь. Из-под нее высунулось фото с его свадьбы. Как, черт побери, они могли оказаться по соседству? Его прежняя жизнь и человек, который привел к ее краху. Он злобно порвал на куски копию паспорта. Как мог человек, который выглядел прямо-таки невинным ребенком, привести к таким разрушительным последствиям? Не могла же она, черт побери, быть замешанной и в эту историю тоже! Разве она не валялась в больнице под капельницей? В животе, казалось, все перевернулось, и кишки скрутились в клубок. Вспомнилось то страшное, мрачное время, которое последовало за крахом «Ново-арийского братства» и лишением свободы. Пусть и коротким. Хаос. Позор. Он упал на самое дно. Пару раз ему удалось собрать несколько верных ему людей и провести акции, замеченные СМИ. Хотя и не на том же уровне, что рубрики, посвященные БАС[56] за подобные же нападения на информационного шефа полиции или журналистку Александру Паскалиду. Но все это было в прошлом. Он посмотрел на приклеенные к стенам афиши. Спокойные, без всяких выкриков и угроз. Сине-желтые. Только что из типографии. С момента нового старта под флагом «Патриотического фронта» изменения были явными. Таково было абсолютное и неизменное требование их инвестора Финансиста. Новым девизом работы стало «Долгосрочная и продуманная идеологическая работа, направленная на подлинное и радикальное изменение общества», что означало конец всяким непродуманным акциям и нападениям. Вместо этого надо было заняться «полировкой» фасада организации. Финансист использовал понятие «презентабельный» или «чистоплотный», что сразу не понравилось Йоргену. Как будто до этого они были бродячими, бездомными собаками или кошками, не приученными к отправлению своих потребностей в отведенных для этого местах, а гадили где попало. Как шелудивые или лишайные псы. Ощущение не стало приятнее от того, что новые идеи были переданы через посредника-араба. Но он понял их преимущества и согласился с анализом. И хотя партия «Демократы Швеции» прошла в Риксдаг и смягчила свой имидж, ей все равно нужна была помощь. Особенно в связи с тем, что на них тут же ополчился весь журналистский корпус Швеции во главе с вечерней газетой «Экспрессен» и воинствующей левой «исследовательской группой». Впихивать потихоньку своих представителей в число заседателей судов первой инстанции, как делали «ДШ», было просто гениально. Этому он мог только аплодировать, а не подвергать сомнениям или критике. Именно подобные шаги и должна поддерживать их новая «Скрытая правда». Он взял с полки папку с надписью «2012–2016». Полистал газетные вырезки. В последние годы их сопровождал попутный ветер. Все шло хорошо, даже настолько хорошо, что некоторые, недавно выбранные в Риксдаг депутаты начали запрашивать их статистику и результаты анализа, чтобы воспользоваться ими в качестве фактической опоры при подаче запросов в парламент. Раньше такого не случалось. Он понял, что наконец-то Швеция была готова взвалить на свои плечи ответственность за разрушительные последствия мультикультурализма и вышедшей из-под контроля исламизации. Время назрело. Тихое, молчаливое большинство наконец-то начало высказываться, и именно «Патриотический фронт» должен был стать их главным рупором. Но все стоит денег. Без помощи Копенгагена им пришлось бы прекратить деятельность. Йорген опять вернулся к экрану. У него не было сил читать этот ужас еще раз. Буквы сливались перед глазами. Но что-то было явно и основательно не так. Чтобы не сказать то же самое, только абсолютно нецензурными словами. Ну, не может такого быть, чтобы среди них был доносчик, полицейский агент или левый экстремист. Это совершенно исключено. Он лично проверял все документы нанятых на работу, их историю и рекомендации. Многие из ближайших соратников были с ним с самого начала. Несмотря на все свое внутреннее сопротивление, придется все-таки звонить в Данию. Он открыл сейф, вытащил мобильник и нажал на запрограммированный номер Амида. Надеялся, что, дозвонившись до Копенгагена, он сможет опереться на заслуженный им раньше капитал доверия, то есть на свою репутацию и доброе имя. Ведь он быстро и с силой отреагировал на их запрос относительно Линн Столь. Это была решительная акция, которая прошла по плану, если не считать попавшегося Коскинена, который, впрочем, был небольшой потерей. Он слушал гудки в телефоне, сигнал соединения. Беспокойно ходил по комнате. Ведь, несмотря на тесное сотрудничество с датчанами, он никогда не встречался и не говорил с их главным, с шефом Амида. Деньги переводились прямо на счет «Патриотического фронта» с какого-то местного, шведского филиала. И хотя администрированием занимались подчиненные Амида, но все же такое банковское решение было датским, и это датчане занимались вопросами безопасности и конфиденциальности. Йоргену никогда в предыдущей жизни не приходилось разговаривать с таким человеком, как Амид. В тех немногочисленных случаях, когда ему пришлось столкнуться с таким типом людей, были моменты, когда он сам их разыскивал в лагерях для беженцев. Тогда на их лица были натянуты лыжные маски, в руках они обычно держали канистру с бензином, так что разговоры были недолгими. С тех пор прошло много времени, и он, не без внутреннего сопротивления, проникся к Амиду уважением. А заодно понял, что мир намного сложнее, чем ему казалось раньше. Он не знал больше никого, кто выражал бы свою ненависть к евреям столь же красноречиво и с таким же жаром выступал за идеи антисионизма, как Амид. Амид ответил по прямому номеру. Ответил на датском, с акцентом. Йорген приготовился к худшему, представился, хотя никто другой не мог воспользоваться этой надежной линией. Когда Амид заговорил, Йоргену даже показалось, что у того веселый голос. Понимать его датский с арабским акцентом было нелегко. Йорген несколько раз предложил перейти на английский. Но Амид отказался. Аргументируя это тем, что если Йорген говорит на шведском, который «близкий родственник» датского языка, а к тому же возглавляет организацию, опирающуюся на патриотизм, то ему полагается глубоко уважать свой родной язык, а не пользоваться таким «дегенеративным», как английский. Интонация у Амида при этом была отчетливо саркастической, если, конечно, Йорген правильно понял. Если это действительно был сарказм, то время для него было выбрано крайне неудачно. Вряд ли он отдал приказ о красном коде опасности, чтобы сидеть тут и шутить с ним? Йорген с раздражением прервал рассуждения Амида: – Ты предупреждаешь об опасности внедрения? Кто-то, кто пытается действовать за моей спиной? – Хм-м-м, пожалуй, и так можно было бы сказать. Если бы ты был акробатом. Или, как это называется, резиновым, гуттаперчевым человеком. – Йорген молчал. Ничего не понимая. Они вообще говорят об одном и том же? Или из-за языковых недоразумений разговор вообще пошел о чем-то другом? У этого араба, что ли, крыша совсем поехала? Прежде чем он успел поразмыслить на эту тему, Амид продолжил внушительно: – Ведь требуется невероятная гибкость, чтобы действовать за своей собственной спиной. Ему пришлось прикусить губу, чтобы не взорваться. Что хочет сказать эта проклятая крыса, прибежавшая прямо из пустыни? На что намекает? Что он сам, Йорген Кранц, основатель «Патриотического фронта», и является этим кротом, осведомителем полиции и неотложной угрозой? Ну, это уже, черт возьми, слишком! Он почувствовал во рту привкус крови и только было собрался дать достойный ответ, когда араб продолжил, хрипло посмеиваясь: – Я шучу, шучу. И угрозы больше не существует. Но кто-то пытался выставить тебя в качестве доносчика. Умышленно. Чтобы внести раздор в организацию. Голова Йоргена перегревалась. А по позвоночнику поползли холодные мурашки. Он сразу понял, что произошло. Ничего другого и быть не могло. То, на что, собственно, была направлена вся утренняя акция против Линн Столь – предостережение, – привело, наоборот, к ухудшению положения. Он попытался взять под контроль вспышку злобы. Чтобы эта злость не проявилась в его словах Амиду. Потому что без датчан они были ничто. – Этот «кто-то»… Это, случайно, не Линн Столь? – Именно! Ты можешь порадоваться, что мы заметили, чем она занимается. – Йорген ничего не сказал. Почувствовал, что Амид еще не закончил. Интонация перестала быть бодрой, когда Амид перешел к тому, что могло бы случиться, если бы Линн удалось то, что она задумала. – Позвонил один из твоих служащих. Преданный нашему делу человек, предупредивший нас о проблеме. Несмотря на то что она пыталась замести следы, мы все же вышли на исходный IP-адрес вблизи улицы Рингвэген, 55, в Стокгольме. По этому адресу находится больница. Южная. Дальше уже дело техники. Один из охранников этой больницы, из той же фирмы, которой мы владеем в Дании, подтвердил, что она лежала там в одном из отделений. Амид не стал рассказывать подробности: что сначала они были убеждены в виновности Йоргена, что немало часов ушло на то, чтобы проконтролировать его мобильник и всю его электронную переписку, а только потом они нашли, откуда был прислан этот злополучный мейл. Он слышал, как тяжело Йорген дышит в трубку и собирается начать оправдываться. Амид закончил разговор сарказмом: – Вот так вам удалось ее запугать. От унижения вспыхнули щеки. Йорген больше не в состоянии был продолжать разговор. – Я понимаю, как это плохо. И понимаю, что эту проблему надо решить более радикально. Такого больше не случится. – Нет, я уверен. Мой шеф терпеть не может дилетантов-любителей. Он вкладывает деньги потому, что ожидает определенных результатов. Твоя задача – присмотреть за тем, чтобы эти результаты были. Разговор закончился. Йорген стоял с телефоном в руке, как пристыженный учителем школьник. Лицо по-прежнему пылало. Его проблема не исчезла. На этот раз ему придется быть четче, чтобы не было риска недопонимания. Чтобы исключить возможность недопонимания раз и навсегда. Глава 26 Ахмед включил в мобильнике громкую связь и автоответчик, а потом закрыл лицо руками. Он находился в квартире своего кузена. Во второй раз он прослушал сообщение, оставленное шефиней. Сообщения от полиции он стер сразу, даже не слушая. – Привет, Ахмед, это Гудрун Карлинг. Звонили из полиции в связи с этой ужасной историей об убитой девушке. Они спрашивали, где ты. Я тебе звоню, потому что хочу говорить правду прямо в глаза, а не как начальник, который делает что-то за спиной своих сотрудников. Она сделала короткую паузу. – Но я была вынуждена упомянуть об… э-э-э… этих заявлениях насчет сексуальных домогательств, хотя и знаю, что они были несправедливыми. Это я им тоже сказала. Ведь дальше они никуда не пошли? Но кто-то другой тоже может о них знать. В любом случае теперь ты в курсе и сам можешь им объяснить, когда они позвонят. Опять короткая пауза. Колебания. – Ты можешь найти меня, когда у тебя будет немного свободного времени, и тогда мы все это обсудим. Обсудить надо. Потому что я не могу рисковать бюджетом, а денег могут не дать, если окажется, что у тебя был флирт с кем-то из студенток и что ты об этом не говоришь, потому что боишься за свою честь. Ахмеду показалось, что на плечи тяжким грузом опустилось свинцовое ярмо. И в то же время он рассвирепел. «Честь»! Ну, можно ли быть такой дурой?! Он родился в Швеции. Получил здесь высшее образование! В жизни не встречался ни с кем, кто мыслил бы такими категориями, как «честь»! Даже его бабушка с давно устаревшими взглядами и оценками никогда не говорила ничего подобного. Паника с новой силой схватила за горло. Мысли разбегались. Круг сужался. Полицейские приближаются к нему со всех сторон. Для посещений сайта Love Dollz он не пользовался компьютером на работе, так что с этой стороны они не могли к нему подобраться. И все же этот чернокожий полицейский не хочет его отпускать. Позвонил его шефу. Звонил на мобильник. Хотел забрать с собой в участок. Вцепился, как бульдог! Даже заявление Ахмеда о его якобы расизме не смогло его отвлечь. Зато они нашли следы в квартире Анны. И на лестнице. Он чувствовал, что от страха стало трудно дышать. От отчаяния он вращал кистями, откусил ноготь и глаз не мог оторвать от лежащего на столе телефона. Нет времени для этого. А цель была так близка! Он ополоснул лицо холодной водой из-под крана на кухне. Сел, достал свой личный, приватный телефон и пролистал вчерашние сообщения. Он отправил шесть штук за один вечер. Снова появилось головокружение. Кретин! Как можно быть таким болваном! Совсем лишился инстинкта самосохранения? Ведь сам еле-еле помнил, что посылал эти сообщения! Как будто в тот момент находился в состоянии транса, помрачения. Сообщения были просто катастрофой, почти что чистосердечным признанием. Легко себе представить, что было бы, если бы о них пронюхал этот черный Эрик Свенссон. Но и свалить за них вину на какие-то неотвратимые высшие силы, управлявшие его волей, тоже не получится. Ответственность лежала на нем, поступок был его, а теперь это был именно его долг – найти выход. Опять. Он стер – одно за другим – все сообщения и вытащил из телефона батарейку. Осталось только разыскать ее. Чтобы все объяснить. И положить конец. Рикард припарковался за Южной больницей, не очень далеко от своего дачного участка в Танто. Казалось, будто он был на участке вообще в другую эру. А ведь прошло всего несколько дней. С высоты парковки видны были аккуратные участки. «Елки-палки, я же совсем забыл про картошку, которую собирался сажать!» Он пожал было плечами и снова почувствовал резкую, пронизывающую боль. Есть вещи поважнее картошки. Ему есть о чем беспокоиться, даже при том, что Линн, к счастью, осталась жива. А сам он еле-еле успел отреагировать, когда началась стрельба у кафе. И не смог этого предвидеть. Его не покидали неприятные ощущения. Прямо-таки физическое недомогание при мысли, что она могла быть уже мертвой. Убитой шальной пулей по случайному стечению обстоятельств. Или нацистами? Мыслям о том, что могло случиться с Линн, пришли на смену угрызения совести. Он оставил Эрика на работе – запрашивать провайдеров и пеленговать телефон Ахмеда, а сам уехал в больницу. Ему хотелось сначала поговорить с Линн с глазу на глаз. Он прошел через вертушку двери, поднялся в лифте на третий этаж и, предъявив полицейское удостоверение медсестре в отделении № 32, спросил о Линн Столь. – А ее здесь нет, она уехала домой. – То есть как это – нет? В нее только что стреляли, и здесь, наверное, пытаются вывести ее из шокового состояния. Я недавно с ней говорил по мобильнику. – Она сама выписалась. Врач рекомендовал ей остаться для наблюдения, на случай, если шок наступит позже. Но она настаивала, говорила, что чувствует себя прекрасно, и когда я вернулась с ланча, ее уже не было в палате. Она сама не могла себя выписать, но оставила записку на кровати. Рикард дозвонился до нее по мобильнику: – Алло, ты где? Ты что, не знаешь, что человек может впасть в шоковое состояние после обстрела? Тебе надо отдыхать, и еще надо, чтобы ты была дома не одна, а с кем-то. На случай, если у тебя вдруг начнутся проявления посттравматического стрессового расстройства. Все может случиться. И случается. Ты уж точно не должна быть одна! Его звонок не был для Линн неожиданностью. – Спасибо за заботу, папочка, но я чувствую себя окей. Я дома, и это намного более приятная и намного менее стрессовая среда обитания, чем палата неотложки в Южной больнице. Сижу у компьютера, кое-какие мелочи надо было сделать. Она посмотрела в окно. На внутреннем дворе дети играли в марблс, стеклянные шарики. – Сидишь перед компьютером? Я не назвал бы это занятие словом «расслабиться». Я зайду. И кстати, где ты живешь? Она заерзала. Она хорошо относилась к Рикарду. Но в дом к себе она впускала только друзей. Потому и колебалась. – Приятно было бы повидаться, но сейчас не самое подходящее время, я должна кое-что закончить. Лучше приходи попозже, ближе к вечеру. – Я не только беспокоюсь о твоем здоровье. Есть некоторые вещи, о которых я бы хотел с тобой поговорить. Шарики игры марблс катались по двору. Дети громко смеялись. Эта картина мира, казалось, выпала из времени и стала вечной. – Окей. Раз ты придешь, то захвати по дороге суши из «Sone» возле метро «Цинкенсдамм». – Значит, ты живешь там рядом? – Так точно, комиссар уголовной полиции Рикард Стенландер! Адрес: улица Доктора Абелина, дом 4, прямо за зданием полицейского участка на Седермальме, если тебе известно, где это. Увидимся, пока. Она положила трубку. Линн вернулась к ноутбуку Анны. Недовольно покачала головой. Наводки Стена Хофмана никуда не вели. Она полистала в почтовом ящике входящих писем Анны, вернулась опять к логинам. Ничего. Ничего, что указывало бы на тот профиль, который описал Стен. Никаких мейлов, в которых строились бы планы на будущее или с настойчивыми просьбами встретиться, или хоть что-нибудь, связанное с сайтом Love Dollz. Зато куча мейлов, связанных с докладом в университете. Грегори. Ахмед, который был руководителем работы Анны и Грегори. Вопросы о расписании. Инструкции. Критерии выставления оценок. Ничего странного. Ничего, что могло бы помочь Рикарду. Вообще очень мало мейлов частного характера. И больше ничего не удавалось извлечь. Пока она тут возится, убийца, быть может, готовится нанести следующий удар. Она подвинула ближе свой компьютер. Поиски по сайту Love Dollz она отключила, поняв, что может сама превратиться в мишень «Патриотического фронта», который явно напал на след ее предыдущего проникновения на сайт. Если эти «патриоты» как-то были связаны с сайтом. Но если подумать, что за ее взломом Love Dollz немедленно последовало нападение со стрельбой, то эта связь казалась уже не такой уж и невероятной. Она покликала наугад. Выбирать было не из чего. Не имеет значения, что подумают Рикард и Луиса. Анна была важнее. Она решилась, активировала сервер прокси и VPN-туннели и снова внедрилась в Love Dollz. Тупо смотрела на имена пользователей, которые рядами выстраивались на экране. Прорваться сквозь систему защиты и узнать, кто скрывается за именами клиентской базы – а она находится на отдельном сервере, – это заняло бы бесконечно долгое время. А времени у нее как раз и не было.