Она пробежала мимо закрытых дверей и столовой. Не хотела быть пойманной, как крыса в клетку, а помчалась к коридорчику для сервировки, где был альков. Место, открытое на обе стороны. Разбежалась, прыгнула на полку, а потом на широкую крышу верхней части шкафа с сервизом, близко к потолку. Полторы секунды маловато для выработки разумной стратегии, поняла она, притаившись и вжавшись в стену, лежа между крышей шкафа и потолком. Сердце колотилось, в голове пульсировала боль. В коридоре было на удивление тихо. Потом раздался шум. Он мчался по коридору. Страх пронзил ее, когда он пробежал под ней и свернул в следующий переход. Быстро и бесшумно она соскользнула вниз и побежала в противоположную сторону. Остановилась, прислушалась, но ничего не услышала. К своему удивлению, она увидела, что коридор, которого она избегала, поворачивает и ведет обратно к той огромной гостиной или салону, который она видела, проснувшись этим утром. Она стояла, спрятавшись за углом, и заглядывала внутрь салона. Тишина. Стен Хофман был явно в какой-то другой части квартиры. Она увидела крепкие входные двери. По-прежнему закрытые на засов. Зато была приоткрыта дверь на французский балкон. Она прокралась вперед, осторожно поглядывая на оба коридора и готовая к тому, что он набросится на нее, как тигр на свою добычу. Уж на этот раз она будет начеку. Она открыла балконную дверь пошире. Далеко внизу гуляли люди. У нее закружилась голова, и она вцепилась в низкую литую ограду. А потом увидела это. Ее охватило ощущение эйфории и надежды. Никогда в жизни она не думала, что такое возможно. Ощущение счастья при виде полицейской машины. Она чуть ли не вслух засмеялась, рассмотрев контуры полицейских на переднем сиденье. Помахала рукой. Повернулась к квартире и снова прислушалась. Никого. Она начала жестикулировать, свесившись с балкона. Размахивала руками. Никакой реакции. Ни из машины, ни со стороны прохожих. Ее не было видно. Так близко, но так далеко! Черт! Кричать она не могла. Он появился бы буквально через секунду и сбросил бы ее вниз. Навстречу верной смерти. Полицейские не успели бы даже выйти из машины. Ему ведь нечего терять. Он наверняка уже понял, что все кончено. Она только собралась схватить со стола вазу, которая должна бы привлечь внимание, разбиваясь внизу, на улице, как услышала шаги в другом конце коридора. Времени на раздумья не оставалось. Она сразу поняла, что это было, наверное, самое идиотское решение в ее жизни. Она перешагнула через балконную решетку, выбралась на внешнюю ее сторону и повисла, держась руками за низ решетки, а ногами упираясь в стену дома. Никаких выступов или эркеров под ней не было. А какую-то долю секунды она ведь на это надеялась. Вместо этого – двадцать метров свободного падения. На бетонные плиты внизу. Из гостиной раздался шум. Стен Хофман. Он ее не заметил. Она слышала, как он открыл входную дверь. Ее план сработал. По крайней мере, частично. Она заколебалась, но он вернулся обратно и снова запер дверь. Ей было никак не успеть. Под ней угадывались проходившие мимо люди. Кто-то вроде бы зашел в подъезд. Заболели руки. Она попыталась смягчить напряжение и переступила ногами. Ей так долго не продержаться. Руки начали неметь. А она никак не могла придумать, что делать. Кричать нельзя. Просить о помощи тоже. Стену Хофману достаточно было пару раз ударить ее ногой по пальцам, и все. И она бы упала, разбившись насмерть. При худшем раскладе это классифицировали бы как несчастный случай. Может быть, кто-то из квартир напротив заметил, как она повисла. Но не видел Стена Хофмана. А значит, решил бы, что она упала сама, что никто ее не сталкивал с балкона. Она закрыла глаза. Слышны были шаги Стена Хофмана, который так и не понял, где она. Одна рука соскользнула, но она успела схватиться опять. Новый выброс адреналина, и она покрепче ухватилась за балконную решетку. Надолго ее не хватит. Она вздрогнула, услышав, как где-то внизу хлопнула дверь. Линн не знала, прошло несколько секунд или несколько минут. Она знала твердо, что ее силы на исходе. И она не могла заставить себя разжать пальцы. Вдруг изнутри квартиры послышался шум. Грохот. И вдруг он оказался рядом. Открыл балконную дверь и шагнул прямо к ней. Она смотрела на Стена Хофмана, который возвышался прямо над ней. Значит, все кончено. Стен Хофман схватился за балконную решетку и посмотрел на небо. Мысли путались. Он не мог понять, что именно он видел. Когда был в кабинете. Растерянно оглядывался по сторонам, среди кукол. Кто-то вошел в комнату. Он смотрел на силуэт женщины, стоявшей в дверях. Потом узнал в ней Линн. Но никак не мог понять, почему он сидит, скрючившись, на полу среди кукол? И что она там делает? Он видел страх в ее глазах. Видел, как она шагнула назад, к дверям. Потом все вернулось обратно. Автоматически он двинулся к ней, увидел, как она повернулась к дверям. Ударил изо всех сил, хотя ладонь не была сжата в кулак. Он не хотел повредить ей лицо. Рука взлетела, как снаряд, он даже почувствовал, как ногтями поцарапал ей веки, прежде чем она рухнула на пол. А потом все пошло сикось-накось. Секунда невнимания вывела его из равновесия. Она сбежала. Но она же не могла выйти из квартиры! Он отпустил решетку и пошел обратно в гостиную. Хотя ему надо торопиться – они могли появиться здесь в любой момент, – он не должен спешить. Он обязан завершить дело. Времени на это должно хватить. Он пошел обратно по коридорам. Искал систематически. Дверь за дверью. Поднимал коробки, отодвигал мебель. Линн не могла никуда деться. Он ведь прожил в этой квартире всю свою жизнь. Знал тут каждый закоулок. Вряд ли она могла отодвинуть первоклассный засов на входной двери. Он продолжал поиски. В конце концов он испугает и выманит лисицу из норы! Стен Хофман опустился на стул у стола в гостиной. Закрыл лицо руками. Он не потерял душевного равновесия. Но он был подавлен. Неужели она все-таки выбралась? Снова начался приступ давящей головной боли. Так это обычно и начиналось. Как дрожание земли перед извержением вулкана: боль медленно нарастала, потом имплозивный взрыв, когда казалось, что мозг свернется, провалившись внутрь себя самого. Принимать таблетки было поздно – эффект от них наступал только на десятый день. Если у него вообще осталась хоть одна. Несколько дней назад, находясь в опьяняющем состоянии самовосхваления, он решил спустить их в унитаз. Это было в другом времени. В другой реальности. Он не позволит мраку вновь взять верх и превратить его в «пакет». Никогда больше. Металлический скрип раздался с лестничной площадки, когда лифт тронулся с места. Качаясь, он поднялся. Не веря. И все-таки его тянуло туда, как мотылька на пламя лампы. Посмотрел в дверной глазок. Лифт, стеная от старости, поднимался на его этаж. Потом он увидел двоих. Рикард Стенландер. Эрик Свенссон. И еще человек в форме, которого он раньше не видел. Он почувствовал опустошенность и позволил приступу завладеть собой. Черная, как смоль, волна хлынула на него, и он поплыл по течению. Его затянуло в вихрь воронки. Он дал себе исчезнуть. В дверь громко стучали. Он шел, как в трансе. Как будто бы он следовал предначертанной логике. Перед ним открылся свет, падающий с балкона. Он шагнул на низкую литую решетку. Посмотрел на небо и вдохнул. Поднял в воздух руки, как для приветствия. Или для прощания. Он ни о чем не думал. И дал себе упасть. Краем глаза он еще успел воспринять колыхание чьих-то светлых волос на ветру, прежде чем позволил воздуху и мраку заключить себя в объятия. И упал на улицу. Изнутри квартиры донесся треск дерева, ломавшегося под выдранными с мясом петлями двери. Эпилог Следующие дни проплыли как в тумане. Линн испытывала какую-то нечеловеческую усталость. Она ведь не ела несколько дней, но до нее это дошло, только когда они купили суши навынос по пути из больницы. А в кабинете Эрик открыл бутылку коньяка – подлечить ей нервы, и Линн не стала спрашивать, откуда она взялась, поскольку знала почти наверняка, что он, скорее всего, стащил бутылку дома у Стена Хофмана. Потом вырубилась прямо на диване в кабинете здания Управления полиции. Эрик снял с Линн одежду и укутал. Меньше чем за сутки Линн уже дважды раздевали во сне. К этому так быстро не привыкнешь! Но коньяк свое дело сделал – она проспала почти двадцать четыре часа! И проснулась хоть и не прежней, но, по крайней мере, в сознании. И живая. Она, Рикард и Эрик почти не разговаривали. И Луиса тоже. Обнимались, плакали или просто сидели молча. Никто на Линн не давил. Основное уже знали. Все было против Йоргена Кранца. Троих убитых полицейских достаточно для пожизненного заключения или принудительного лечения в психиатрической клинике. Когда рассказали про Ахмеда, ей стало грустно. Так банально! И все это проделывал, чтобы спасти свою карьеру. Свою репутацию. Чтобы скрыть свои любовные связи со студентками. Ее передернуло. И с «кукольным убийцей» то же самое. Стен Хофман. Человек, которому она доверяла. Который тоже охотился на молодых девушек. Платил за их услуги. Убивал их. И все равно думал, что у него с Анной было что-то настоящее, не виртуальные, а подлинные чувства. Рикард настаивал на том, что Линн нужна помощь специалистов. Терапия. Беседы с психологом, психотерапевтом. Можно быть стопроцентным индивидуалистом, но ты все равно – не остров в океане, как он выразился. После того, что пришлось пережить Линн, никто не может выйти сухим из воды, без психологической травмы. Он привел в пример самого себя – как можно переработать травматический стресс и жить дальше после жутких событий и переживаний, чтоб не свихнуться. Рикард, разумеется, желал ей добра, но Линн все равно не согласилась, а решила провести собственную «программу самопомощи». Да, действительно, она никогда раньше не была так близка к смерти. Но если ей реально понадобится психолог, то можно обратиться за помощью попозже. А сначала она хотела попробовать сама. Раньше это срабатывало. Хотя тогда проблемы были совсем незначительными по сравнению с тем, что пришлось перестрадать сейчас. Но Линн все равно считала, что те же методы помогут и на этот раз. Сначала физические нагрузки: тренировки, пробежки вдоль берега залива Ошта, заплывы на длинные дистанции в открытом бассейне Эриксдаль и занятия по самообороне с приятельницами. Потом вечера и ночи на лонгборде, когда меньше транспорта на дорогах и реже встречаются велосипедисты. До самого рассвета, когда солнце окрашивает пролив Риддарфьерден в розово-голубые тона. Все эти виды физической активности давали время для раздумий и переработки-переваривания ее переживаний. Потом отдых – поваляться под яблонями на горе Шиннарвиксберьет или среди дубов у дворца Русендаль, а может, на газонах острова Кастельхольмен с видом на парусники. Возможно, с бокалом вина. И в разговорах с Рикардом. Или Эриком. Лишь однажды ее кольнуло: угрызения совести? Ведь у нее и мысли не мелькнуло позвонить Габриелю и сказать, что она хорошо себя чувствует. На самом деле именно Эрик – единственный – напомнил, чтоб она позвонила бойфренду. Но она не стала звонить, а просто нагрянула без предупреждения. Поговорили. Но пожить Линн решила все же у мамы, а не у него. Ее собственная квартира была по-прежнему опечатана полицией и совсем не манила. Но и жить в ателье Габриеля на острове Лонгхольмен ей совсем не хотелось. Не то это место, где тебя могут оставить в покое. Габриель расстроился, но проявил понимание и сказал, что ей действительно нужно некоторое время побыть одной. Когда она почувствовала, что немножко пришла в себя, настал черед «шоколадок». Рикард и Эрик собрали деньги на подарок как знак благодарности «за вклад на благо шведского королевства». И хотя понятно было, что это просто шутка и они ее дразнят, Линн не могла не вставить шпильку: «Вы, конечно, хотите сказать, «Во имя шведского народа»?». Ей подарили футболку, которая по размеру подошла бы десятилетнему ребенку, с принтом полицейской формы. Но в пакете оказались и керамические колесики для скейтборда бренда Amphetamine и еще одна футболка – «Неуязвимый» с текстом «Question Authority»[65]. Значит, кто-то все же учел ее вкусы и потребности. После вручения подарков они договорились иногда созваниваться и как-нибудь встретиться за чашкой кофе. И разошлись в разные стороны. Рикард к своей забытой картошке, которую давно пора было высадить в грунт. А Эрик, как она догадывалась, либо в бар «Lion Bar», либо в «Dovas». Последующие недели были именно такими, как Линн и представляла. Дома она появлялась только на время сна. Кошмары мучили все меньше. Что оказалось переварить труднее всего, так это расшатывание самих принципов ее существования. Линн всегда верила в то, что в этом мире можно что-то изменить к лучшему и что человек по сути своей добр. Несмотря на то что произошло, она поняла, что по-прежнему так думает. Иначе и быть не могло. Потому что в мире с другими исходными фундаментальными принципами было бы крайне трудно жить. Или – в далеком будущем – решиться принести в такой мир ребенка. Да, доброта и человечность существуют в этом мире! Тоже. Рядом. И все вместе мы можем помочь им проявляться. Осталась одна болтающаяся ниточка. Непроверенный след. Пока у нее не хватало сил, но когда-нибудь придется за это взяться. Надо обсудить с Рикардом. Сейчас это не было важным. Это могло подождать. И все же это не давало ей покоя. Тревожило. И само по себе не могло исчезнуть. Датские инвесторы. Кто они такие? Чего они хотели? Сейчас они не были главными для расследования – а значит, и не были важными для полиции, – но она знала других, кто был бы заинтересован в разоблачении их финансирования правоэкстремистской деятельности. Но это все потом. Она вскочила на свою доску. Сейчас ее ждали крутые склоны Шиннарвиксберьет. * * * notes Примечания 1 Мидсоммар – праздник Середины лета, один из самых любимых шведских праздников. Приходится на дни до или после летнего солнцестояния с самым длинным днем в году (прим. пер.). 2 Клезмер – народная музыка восточноевропейских евреев. Песни часто исполняются на идише, английском, русском, украинском, французском и цыганском языках (прим. пер.). 3 Systembolaget – магазины государственной алкогольной монополии. Винно-водочные товары и крепкое пиво в Швеции продаются только в этих магазинах, которые открыты по будням с 10:00 до 19:00, закрыты по воскресным и праздничным дням, а по субботам открыты только 5 часов (прим. пер.). 4 Нашумевший в Швеции случай, закончившийся оправданием блогера в суде и восстановлением на работе, поскольку описанные им истории оказались вымышленными. Тем не менее общественное мнение осуждало блогера, поскольку его материалы, как считали многие, «бросали тень на всю полицию» (прим. пер.). 5 Rännstensungar – шведский фильм по пьесе Оке Ходелл (Åke Hodell), поставленной в театре Мальме в 1944 г. В 2006-м был снят музыкальный фильм «Дети пригородов», где девочку-сироту превратили в беженку из Африки, а заботившегося о ней художника – в рок-музыканта (прим. пер.).