И все же… Голоса и шаги на верхней палубе возвестили о возвращении пассажиров. Аллейн убрал картину в чемодан, а чемодан поставил на прежнее место у стенки. Он открыл дверь, закрыл свою рабочую сумку, вынул карманную лупу, сел на койку и стал ждать. Ждать ему пришлось недолго. Первым спустился мистер Лазенби. Остановившись у дверей, он заглянул в каюту и проворковал: — Работаем? — Обычная процедура, сэр. Формальности. — Ох уж эти формальности! — игриво воскликнул Лазенби. — Ваш брат всегда на них ссылается. Формальности! — Иногда мне кажется, что это единственное, чем мы занимаемся. — Да что вы говорите? Впрочем, не буду надоедать вам вопросами. Бедная женщина! Бедняжка! Она несчастливой была, мистер Аллейн. — Да? — Неустойчивая психика. Нам, священникам, нередко приходится встречаться с людьми этого типа. Ей, бедняжке, очень не хватало дружеской поддержки, особенно сейчас, когда на ее долю, кажется, выпали какие-то тяжелые испытания. — Если я правильно вас понял, мистер Лазенби, вы считаете, что это самоубийство? — Боюсь, что так. — А как же эти сообщения, полученные после ее смерти? — Я не смею претендовать на глубокое знание таких вопросов, но, как священнику, мне приходится сталкиваться с подобными явлениями. Эти несчастные порой ведут себя весьма странно: она могла даже заранее сама организовать все эти звонки и телеграммы, чтобы возбудить к себе повышенный интерес. — Это любопытное предположение, сэр. — Ваше дело — принять его или нет, — скромно заметил Лазенби. — Мне не следовало бы проявлять любопытство, — добавил он, — но скажите, вы действительно надеетесь, что все эти ваши формальности помогут пролить свет на дело? — Нам бы хотелось выяснить, возвращалась ли она ночью в каюту, — объяснил Аллейн. — Но, откровенно говоря, выяснить это практически невозможно. — Ну что ж, добро. Желаю удачи, — сказал мистер Лазенби и удалился. Почти сразу вслед за ним в каюту вошли Хьюсоны и мистер Поллок. Первой вошла мисс Хьюсон. Ее малоподвижная физиономия выражала гнев, в той степени, в какой была способна выразить. Аллейн встал. — Простите, но мне казалось, что эта каюта предоставлена в наше пользование, — сказала мисс Хьюсон. — Вы можете убедиться в том, — ответил Аллейн, — что все на месте. Мистер Хьюсон буркнул из-за плеча сестры, что не в этом дело, а мистер Поллок пробормотал что-то об ордере на обыск. Впрочем, все они сразу утихли, когда Аллейн, объясняя им свое вторжение, заметил вскользь, что, как и мистер Лазенби, он придерживается версии о самоубийстве. Аллейн заговорил о находке Хьюсонов и сказал, что, по мнению его жены, это, возможно, работа Констебля. Поступаясь правдой, он заявил, что у него нет опыта расследований в области подделки картин, но, добавил он, холст, кажется, не следует трогать, прежде чем его осмотрят эксперты, и поэтому он боится, не слишком ли поторопились его жена и Бард, протерев поверхность маслом. Ему очень бы хотелось посмотреть картину; будь у него достаточно средств, он стал бы коллекционером. Как только он затронул вопрос о картине, стало очевидно, что Хьюсоны не хотят, чтобы он ее увидел. Заметив это, Аллейн прямо заявил: — Мне бы хотелось взглянуть на вашего Констебля! Мисс Хьюсон явно нехотя направилась в каюту, как вдруг ее брат неожиданно выпалил: — Подумайте только, какая обида. Это надо же, сестренка! Мисс Хьюсон посмотрела на него, и по ее взгляду Аллейн понял, что она не имеет ни малейшего представления, о чем говорит брат, но пытается ему подыграть. Мистер Хьюсон с сияющей улыбкой повернулся к Аллейну. — Это надо же, — повторил он, — такая незадача: мы ее отправили посылкой на наш лондонский адрес за полчаса до того, как отплыли из Кроссдайка. — Да что вы? Это и в самом деле обидно, — сказал Аллейн. 3 — Странно все это, — заметил Тиллотсон. — Настолько странно, что я запер каюту, оставил ключ у себя и постарался удостовериться, что второго ключа нет. Пусть уж Хьюсоны не сетуют. Кроме того, я решил встретиться с Джо Бэгом, старьевщиком из Толларка. Пожалуй, вам бы стоило поехать со мной, Берт, — добавил Аллейн, уже выяснивший у Фокса имя Тиллотсона. — А он-то тут при чем? — Объясню по дороге. Только предупредите постовых у шлюза: пусть задерживают все, что пассажиры «Зодиака» будут отправлять на почту. И пусть следят во все глаза, чтобы ничего не сбрасывали за борт; в уборную холст не спустишь — слишком велик, а если выбросят в иллюминатор, думаю, картина не затонет. Но все же лучше пусть следят. Мы поедем на вашей машине. Они покинули окутанный туманом «Зодиак» и помчались по констеблевским местам. На перекрестке им отдал честь полицейский на мотоцикле. — Мой парень, — сказал Тиллотсон. — И все-таки я неспокоен. Вы совершенно уверены, что этот тип не сможет куда-нибудь удрать? — Трое моих ребят дежурят на перекрестках, двое — у шлюза. Могу поручиться, что с теплохода сегодня никто не сойдет. — Да, пожалуй. Ну что ж, поспешим. Подъехав к Паромной улице, они вышли из машины и направились к лавке Джо Бэга, в точности повторяя маршрут, которым шла в тот вечер Трой. — Там у них форменная свалка, — рассказывал Тиллотсон, — но для владельца такой лавчонки он вполне порядочный человек. Он приехал сюда с юга и купил это хозяйство, когда умер предыдущий владелец. У полиции к нему претензий нет, но вообще-то он штучка. Владения Джо Бэга состояли из коттеджа, пристройки с навесом и дворика, частично прикрытого аркой, сложенной из кусков жести и линолеума. Ведущая во двор калитка была на замке. Сквозь щель в заборе можно было разглядеть разбросанные там и сям предметы, перепродажей которых занимался Бэг. — Он, наверно, спит, — сказал Тиллотсон. — Здесь рано ложатся. — Так разбудим его, — сказал Аллейн и дернул за шнур от звонка. Где-то в доме прозвенел колокольчик, но никто не отозвался. Тиллотсон забарабанил в дверь. — Ежели вы не хотите попасть в полицию, — гаркнули из дома, — лучше катитесь отсюда. Помяните мое слово, я вам когда-нибудь шею сверну. — Это я, Джо, — заорал Тиллотсон в замочную скважину, — Тиллотсон. Из полиции! Выйди-ка к нам на минутку. — Кто-кто? — Тиллотсон из полиции Толларка. За грязным окошком вспыхнул свет, послышались шаркающие шаги, потом скрежет ключей и засовов. Дверь со скрипом отворилась, и перед ними предстал маленький неопрятный человечек в пижаме и неописуемом пальто. — В чем дело? — жалобно сказал он. — Я уже спать ложился. Чего вам надо? — Мы ненадолго, Джо. Впусти нас минуты на две. — Ну что ж, идите в лавку, — сказал Бэг и захлопнул за ними дверь. — Джо, — начал Тиллотсон, — это старший инспектор Аллейн из уголовно-следственного отдела. Он надеется, что ты сумеешь нам помочь. — Вам помочь! Приходят к человеку в дом и просят, чтобы он помог полиции! — возмутился Бэг. — Любому дураку известно, как это нужно понимать… — Да нет, послушай, Джо… Но тут вмешался Аллейн: — Мистер Бэг, я уверяю вас, что к вам у нас нет никаких претензий. Дело в том, что нас интересует картина, которую у вас вчера купили американцы, брат и сестра. У нас есть основания полагать… — Только не вздумайте пришивать мне скупку краденого. Этот номер не пройдет! — Да вовсе нет. Выслушайте же меня. У нас есть основания считать, что картину вам подсунули, и я хотел бы выяснить, возможно ли это? — Подсунули? Да вы что, шутите? — Ничуть. Если вы помните, та дама нашла у вас в буфете грязный, перевязанный бечевкой рулон, в котором был и этот холст, и разные вырезки. Вы сказали, что впервые все это видите, и, не глядя, отдали ее находку за десять шиллингов. Так что вас никто ни в чем не собирается подозревать и обвинять. — Вы хотите сказать, — дрогнувшим голосом спросил Бэг, — что она нашла у нас что-то стоящее? — Картина может оказаться очень ценной, а может быть, это подделка. — Ах, черт возьми! — Меня интересует вот что: вы не вспомните, видели ли вы этот рулон раньше?