— Чтоб вас гоблины сожрали, — в сердцах выдала я. Кесарь расхохотался и подхватил меня на руки. Я же с ненавистью смотрела на лицо эллара, откровенно мечтая о том, с каким удовольствием я бы огрубила ему голову. Сама! Лично! Да я бы палачу приплатила за возможность взять в руки топор, да я бы… — Я понял, разгневанная моя. — И кесарь улыбнулся… ласково. А я бы с таким удовольствием… топориком! Желательно тупым! И снова смех, веселый такой смех того, кто прекрасно знал, что топора у меня не будет так же, как не будет и отрубания головы кесаря. Я в свою очередь знала кое-что другое — переход в иной мир ему не светит, как и овладение Динаром и Аршханом! В этот момент Девари подал руку Лориане и величественно повел ее в храм. Кесарь понес меня следом. А я злилась. Нет, ну действительно, хочешь в другой мир — так никто не держит, мы даже радостно платочками вслед помашем… если выживем. Но дворец-то зачем разрушать? — Между прочим, в казне нет денег на постройку новой императорской резиденции, и после всех моих реформ достаточной суммы не будет еще года два! — сообщила я супругу. Но встретила равнодушный взгляд кесаря, и непрерывное продолжение шествия к месту моего жертвоприношения продолжалось. А я не унималась: — И все же объясните, чем вам дворец мешал?! Кесарь внимательно посмотрел на меня, потом на дворец и вдруг ехидно произнес: — Возмущенная моя, он же тебе не нравился. — А вы мне тоже не нравитесь! — честно и, главное, совершенно откровенно ответила я. — Да, жестокая моя, я знаю. Я, исключительно для того, чтобы ты не забивала свою хорошенькую головку ненужными мыслями, сообщаю: я сумел бы выжить даже с отрубленной головой! Дохлый вонючий гоблин! — Он вряд ли, а я вполне, — с небрежной безмятежностью отозвался кесарь. И я приняла гибель сада, дворца и озера как данность. Осознала, смирилась и решила, что подумаю о них позже… если выживу. — Ты выживешь, нежная моя. Серьезно? Уже интересно, но имеется вопрос: — А Лора? — Завтра вступит в права наследования Прайдой и подвластными государствами. Так, я буду жить, это хорошо. Лора тоже — просто замечательно. Остается, правда, одна мелочь: — А кто умрет? Кесарь смерил меня уничтожающим взглядом. И неожиданно я поняла — Динар. Супруг усмехнулся, подтверждая мою догадку. И вот тогда я тоже ему улыбнулась… ласково так. Почти нежно. И даже не скрывая победного блеска в глазах. Потому как на сей раз победа была за мной! — Коварная моя, — кесарь тоже позволил себе улыбку… ласковую, — в Рассветном мире Астаримана всегда славились умением использовать в нужный момент запасной вариант. Я кивнула, донельзя довольная собой. Кесарь улыбнулся шире, вновь продемонстрировав свой неестественный для человека оскал. — Нежная моя, запомни, я не приступаю к реализации задуманного, если не имею в наличие как минимум семи различных вариантов его воплощения. То есть у нас всегда имеется второй вариант, а у кесаря их семь?! — Именно, догадливая моя. Улыбка на моем лице медленно сошла на нет. Пока я напряженно размышляла над словами супруга, мы прошли до конца радуги, сверкающей ледяной тропинки, и спустились к храму. Когда мы миновали горевшую с одного бока арку, стало понятно — храм древний. Очень древний. Там, где его не коснулась вода, была заметна пыль в лохмотьях изорванной паутины. Кругом комья земли, камни, с одного края стекала лава… как в мире элементалей. И вообще создалось ощущение, что этот ужас архитектуры поднялся из глубин земли, а может, даже из самой преисподней. Не отпуская меня, кесарь прикрыл веки и произнес какое-то странное слово… И оно, словно сотканное из мириад золотых частиц, изысканным узором проявилось у его губ. Воспарило над храмом. Вспыхнуло золотым огнем! И столп ветра ударил с небес, вмиг отчистив весь храм. Да так качественно, что теперь здесь все сверкало и искрилось, и ни пылинки, ни паутинки, ни песчинки… Удивительное заклинание, и, что примечательно, шенге так не умел, и Динар не умел, и даже в Орхаллоне делали уборку с помощью слуг. Впрочем, я внезапно поняла и еще кое-что: магия Рассветного мира не могла создавать архитектурные образцы, а магия кесаря — легко. — Ты совершенно права, наблюдательная моя, — отозвался супруг. Мягко отпустив меня, император тут же взял за руку и отвел к трем каменным колоннам, что были окружены зеленоватым мерцанием. И что любопытно — здесь имелись три композиции, каждая из которых представляла собой три расположенные вблизи друг от друга колонны. Одно собрание каменных было словно окружено красноватым сиянием, другое, куда меня привели, — зеленоватым, третье — голубоватым… И назначение храма мгновенно стало мне понятным! И идти дальше я отказалась. Замерла, упираясь ногами, и даже попыталась вырвать руку у целеустремленного кесаря. Араэден не стал ни тянуть меня, ни возмущаться по поводу моего несогласия отдавать собственную магию. Он вновь подхватил меня на руки и донес до места назначения. В следующее мгновение белоснежная шкура неведомого зверя покрыла пол, поверх была усажена я. — Предпочитаю трон, — в некоторых ситуациях остается только ехидничать. Кесарь не ответил. А затем я услышала тихий звон. Вздрогнула, уже и не ведая, чего ожидать от всей этой ситуации, но прекрасно зная, что ничего хорошего ждать не следует. И опасения мои подтвердились. Двумя звенящими змеями подползли цепи, обхватывая мои запястья тугими, прочными браслетами. Разведя мои руки в стороны, цепи приковали меня к колоннам. Оценив собственное расположение, я поинтересовалась: — Мне, наверное, полагается стоять и испытывать невероятные мучения? Однако, не оценив сарказма, его бессмертие кесарь, коему даже отрубание головы не помеха, спокойно спросил: — Коварная моя, в своих наивных попытках остановить меня ты посещала Далларию? Бросив взгляд на небо, понимаю, что время близится к закату… а рыжего нет и не будет! — Посещала, — кесарь всегда отличался догадливостью. — А вы действительно полагали, что я проведу весь день во дворце… который вы разрушили? — меланхолично поинтересовалась я и неожиданно сорвалась: — А средств на постройку нового нет! И не будет, я все средства вложила в реформы! — Сочувствую, — в глазах моего супруга не было ни раздражения, ни недовольства, только холодный интерес к очередной игре и задумчивость, которую кесарь не скрывал. Он выпрямился и теперь взирал на меня с высоты своего немалого роста. А я сидела на белой шкуре и старалась ни о чем не думать. Выходило плохо. Поерзав, устраиваясь поудобнее, нервно взглянула на цепи, сопровождающие позвякиванием любое мое движение. Браслеты неприятно холодили руки, и вообще неудобно было. Кесарь присел, потянулся к моей юбке. Откинул край верхней и порвал нижнюю. — Дворца с садом, озером и подъездной дорогой вам было мало! — наблюдая за тем, как рвется ткань в его руках, возмущалась я. — Теперь страдает моя одежда… и гордость. Что дальше? Дальше он коснулся наручника на правой руке, и браслет отстегнулся. Не говоря ни слова, император осторожно обернул тканью мое запястье, затем поверх лоскутков от юбки вновь защелкнул наручник. Точно так же бережно и осторожно обошелся с другой рукой. — А не проще ли снять цепи? — поинтересовалась я. — Мне и так сбежать нелегко — в вашем-то присутствии! — Нет, любопытная моя, — кесарь посмотрел на меня с нежной улыбкой, — суть в том, что цепи блокируют твою магию. Теперь меня блокируют еще и цепи! Потрясающе, кесаря мне было мало, и разрушенного дворца мне было мало, и даже рыбок издохших не хватило, теперь еще и цепи понадобились. Потрясающе просто! Движение кесаревской длани — и айсир Девари нас покинул, торопливо зашагав по истаивающей ледяной дорожке. Остались Лора, император и я. Лориана стояла, нервно сжимая руки, и переводила взгляд с меня на кесаря и обратно. — Можно, — не глядя на нее, дозволил его бессмертие. Сестра тут же села рядышком, не скрывая ни страха, ни тревоги. — Все будет хорошо, — сказала я, не веря собственному утверждению. Затем, глядя, как движением руки кесарь притянул странный мешок, который от него шагах в десяти находился, спросила: — Лора, что в нем? Мешок, кстати, был внушительный! — Королевские артефакты, из хранилищ, — тихо ответила младшая принцесса Оитлона, — как выяснилось, они хранились по приказу… императора Араэдена. Сижу, рот беззвучно открывается, потом закрывается… В конце концов я сорвалась на крик: — У ВАС СОВЕСТЬ ЕСТЬ?! — я рванулась, пытаясь встать. Цепи абсолютно неделикатно отбросили меня обратно. — Да… как вы могли?! Мой вопль разнесся по всему искореженному саду, перекрыв вопли тех, кто сейчас бежал из дворца, ибо тот продолжал рушиться, складываясь карточным домиком. Кесарь же бросил на меня насмешливый взгляд и извлек на свет меч, да-да, ту самую двуручную гадость, которой Мрано якобы зарубили якобы невоздержанного орка в стремлении защитить честь якобы невинной девы! — Да вы хоть представляете, какой урон несла казна Оитлона, пытаясь держать в тайне эту историческую рухлядь?! — я рванулась в очередной раз и пожалела об этом — наручники, несмотря на то, что запястья прикрывала ткань, больно резанули кожу. Кесарь внезапно швырнул меч на алтарь, да так, что тот жалобно зазвенел. А сам император развернулся и направился ко мне. На лице выражение холодно-отрешенной ярости, глаза сверкают. Подошел, присел и ледяным тоном произнес: — Ты любишь боль, нежная моя? И где логика? Но намек осознала, затихла, даже отодвинуться подальше попыталась. Резкое, непередаваемо быстрое движение — и моя рука оказалась в плену стальных пальцев Араэдена. Вновь отстегнув сталь, он размотал ткань… послышался тихий рык. Проследив за его взглядом, узрела стертую до крови кожу… Даже и не подозревала, что я рванулась настолько сильно. Кесарь бросил на меня еще один крайне недовольный взгляд, затем его тонкие пальцы осторожно коснулись стертой кожи, и боль отступила. Покраснение также исчезло. Закончив с излечением запястья, кесарь вновь осторожно, но на сей раз более плотно перемотал руку, следом щелкнул браслет, снова приковывая меня. Те же самые действия были проведены со второй рукой, после чего император смерил меня лениво-оценивающим взглядом и спросил: