Верно, долонаны никогда не выполняли требований террористов или похитителей. А если рейдеры Гонты получат станцию, они будут диктовать условия уже не только мне, но и Дублю, и правительству ССП – заложниками станут не только мои союзники, но и каутильская экспедиция, и вся жизнь Виты. Достаточно взорвать хотя бы один маневровый двигатель, и с экологией Виты можно будет проститься навсегда. Даже Галактический Арбитраж пойдет на уступки, если в заложниках у рейдеров окажется целая планета. А если Гонта получит энергостанцию, он получит и «Энерго-Виту», и легальный источник дохода, а победителей не судят. Но что не сходится с Борским? Мираж снова показал его лицо. Начальник строительства беззвучно шевелил распухшими губами – звук его голоса был отключен. А если звука в мираже нет, может, это запись? Будто в ответ на мои мысли, звук появился, но лучше бы его не было! Хрип Борского при каждом вдохе был страшнее свиста помех. Мираж показал его, прикрученного к креслу креплениями, в разорванном строительном комбинезоне с надписью «Борский», и левой руки ниже локтя у него не было. Так все-таки это был он! Замученный задолго до моего прихода и спрятанный в модуле начальник строительства должен был исчезнуть бесследно, но я видел его! В развалинах был именно Борский! У него не было левой руки и была буква «Б» в надписи на экзоскелете! А то, чем пытается шантажировать нас Гонта, это запись! Пусть Кевиан хорошенько запишет на свой микрокомп это доказательство, и рейдеров будет судить не только Регдонд, но и Земля, и Галактический Арбитраж! Если, конечно, я подниму и доведу до Дубля станцию. – Это запись, а Борский погиб! Не верьте рейдерам! – закричал я на всю пультовую,– Я видел, когда они жгли модуль! Борский тогда уже лежал там – мертвый и без руки, они сожгли его вместе с остатками стен! Мираж выключился. Что теперь будет делать Гонта? Ответ пришел из миража гравилокатора – на него помехи глушилки не влияли. Полтора десятка людей в явно поддельных мерцающих «Берсерках» побежали от «Воина» по платформе, то и дело оглядываясь по сторонам. Лица за пленками шлемов светились не хуже окулумов и фламбойянов. Новые двойники? Но почему они бегут, то и дело меняя направление? И почему они стреляют из лучевиков не по «Воину», как раньше, и не по энергостанции, а друг в друга? Фламбойяны закружились над головами двойников, окулумы спустились к ним, не пытаясь уйти от ударов лучевиков. Шеренга гладенцов помчалась на двойников, сбивая их с ног и хватая широкими пастями. Что им всем приказывает внушение? Ответ последовал сразу. Как и в день появления двойника-Нины, волна гладенцов и мозговиков подхватила двойников и потащила к колодцу. В тот день мы, люди, не завися от внушения, могли бегать по спинам гладенцов и отбиваться, но двойники не хотели и не могли. Они мчались в общей волне, то погибая под тяжелыми тушами чудовищ, то прыгая по их спинам к бурлящей от миксинидов воде. Волна живых существ во главе со светящимися человеческими фигурами достигла берега и с плеском, брызгами и криком обрушилась в кислотный колодец. Тучи брызг повисли над водой, как пар, а под ними кипела, погибая, поддельная жизнь, сделавшая свое дело на этой планете. Фламбойяны, разорвав хоровод, и бросились к энергостанции. Золотые тела замелькали вокруг станции, заслоняя окно и закрывая камеры локатора. Хозяева внушения, похоже, совсем ничего не понимали в космической технике. Мельтешение живых существ могло сбить с толку локатор только при работе по живой органике, например, по мне, но не могло помешать изолированному пульту поднять станцию. Но видимо, они на это и не рассчитывали, я же должен был взорвать ее немедленно вместе с собой! Но как теперь поднимать станцию с прожженной наружной дверью? Да и если рейдеры захотят выйти и занять энергостанцию, как я рассчитывал, прочная дверь тоже не помешает. А они захотят, они же готовились захватить станцию и не знают, кто здесь! Чип немедленно вызвал ремонтного робота, он принялся возиться и шуршать в тамбуре, а я приготовился ждать. Давай-давай, Сизиф, давай, И камень свой скорей катай Уже работе виден край, Коль боги не солгут. Но если даже боги врут, Увидят люди и поймут - Твое терпение и труд Все беды перетрут. 40 Рейдеры не выходили из «Воина», зато гладенцы и мозговики сплошным потоком потекли из леса на платформу. Локатор энергостанции поднял над пультом сразу четыре миража и сомкнул их, показывая круговую панораму. Со стороны колодца было почти пусто, над открытым ветру берегом неспешно летали окулумы. С трех других было одно и то же: в бирюзовом небе вились бесчисленные фламбойяны, ниже кружились окулумы, а по платформе, как плот из бревен, двигался сплошной строй гладенцов. Возле ящиков и опор плот разваливался на части, гладенцы изгибались, подпрыгивали и снова мчались вперед, обтекая бурлящим потоком рейдерский «Воин» и собираясь вокруг опор энергостанции бархатистой шевелящейся массой. Временами чудовища вставали на хвосты, будто собирались подняться по опорам или превратиться в кого-нибудь, но тут же падали и устремлялись к нашей лестнице. Некоторые уже забрались на ступеньки и тянулись присосками к двери. А как в «Воине»? Я дал команду, и чип немедленно включил локацию катера. Живой органики внутри не обнаружилось. Странно! Гонта показывал запись с Борским явно из какой-то военной пультовой, да и сажать катер на одной автоматике на поврежденную платформу даже рейдеры не стали бы. – Там их еще много может быть, – быстро заговорил Патрик, – У них внутренний щит стоит! У «Воинов» такие щиты особые стоят, чтобы число десантников не светить, вообще! У нас на «Донском» тоже такие есть… – Рядовой Берри, отставить! – вступила Славка. – Гудок, чего они хотят? Мои руки засветились с новой силой. – Захватить станцию, причем целой. Они уже пытались захватить ее в засвете. – А животины эти откуда? Ну, вообще, не сами же они сюда приползли? – сказал Патрик. – У нас на Фобосе один майор был, он говорил: если что-то неестественно, ищи, кому это надо! Я и без майора это понимал, но кому надо? Кто так хорошо управляет природой Виты? Даже виртуозы-биополевики с таким не справятся! И это не Чандра, потому что он уже погиб, и не кто-то из его экспедиции, потому что их работа почему-то зависит от пропавшего аппарата, да и защитой природы Виты они не занимаются, скорее, наоборот. Локатор зазвенел, привлекая наше внимание. – Гляди, ты, горшок с ушами! Чего расселся! – хлопнул меня по плечу отец. – Вон рейдеры поперли! Да вон они, уже на полпути! Как я их пропустил? Среди подпрыгивающих и встающих на хвосты коричневых гладенцов мелькнула согнувшаяся человеческая фигура в сером «Центурионе» без надписей. Золотого света вокруг нее не было. Чуть дальше рядом с гладенцами упала на платформу другая фигура без свечения, еще две фигуры в экзоскелетах прыгали по широким коричневым спинам. Сколько их там всего? – Давай, сопляк, бей их, чем ты там стрелять собрался? – проворчал над ухом отец. «Ствол пробной переброски! Прицел минус семьдесят градусов! Готовность три!» Технический локатор показал плавно поворачивающийся ствол. Все было готово, но спешить было опасно. Пусть выйдут все рейдеры! Минута, две – возле «Воина» мелькнула еще одна фигура в «Центурионе» и, взмахнув рукой, скрылась между гладенцами. Четыре фигуры остановились и по следующему взмаху двинулись к станции. Кто были эти четверо, я не знал, но делающий знаки командир был определенно Гонта. Пусть подойдут ближе, еще немного… «Готовность два! Один!» Я не успел дать последнюю команду – на платформе началось что-то невообразимое. Фламбойяны заметались над головами «Центурионов», задевая их краями тел, рейдеры отстреливались из базук и «Амфибий». Небо закрыла огромная стая окулумов, висящих, как пышное мерцающее одеяло. От краев платформы отламывались куски величиной с человека, а из-под них поднимались трехметровые горбы гигантских полиморфов. Гладенцы, не обращая внимания на тирококсовые патроны, изгибались и сбивали с ног рейдеров, пытающихся бежать по их спинам или взобраться на лестницу энергостанции. Вот один рейдер упал, придавленный налетевшим гладенцом, как бревном. Другого сбил с ног налетевший фламбойян, еще двоих унесло потоком гладенцов в сторону от станции. Гонты, самого рослого из пятерых, видно не было. – Честь зовет! – засвистел вдруг родовитый долонан. – А вы, длинношерстные, только сидите и смотрите, как ваших соплеменников бьют чужие! – Морали он мне тут будет читать, жаба небритая! – отозвался мой родитель, – А заложника бросить хотел! Но сейчас долонан был прав. Кем бы ни были погибающие на платформе люди, пусть хоть трижды преступниками, я не имел права бросить их на съедение чудовищам. В конце концов, для расследования необходим хотя бы один арестованный преступник, так почему бы его не задержать сейчас? Я вскочил с кресла и остановился. А если это западня? Если хозяин рейдеров пожертвовал частью своих людей, чтобы выманить нас и захватить станцию с оставшимися? Тогда я могу рискнуть только собой! А кто будет делать главное, поднимать станцию? В миражах по-прежнему продолжалась расправа. Двоих упавших рейдеров я уже не видел, а еще двое барахтались среди наступающих гладенцов. Гладенцы несли рейдеров к берегу на спинах, как на плоту. Сейчас их утопят! Прибрежные полиморфы уже расстелились ровной площадкой у черной воды, а их соплеменники встали трехметровыми стенами вокруг плота из гладенцов. Бело-красные обрывки перьев, сбитые летящими фламбойянами, сыпались, как разноцветный снег. – Рядовой Берри – со мной! Капитан Хальс и Кевиан – охранять пультовую! – Патрик помчался к двери, я тоже, но Славка встала на моем пути. – Отставить, Гудок! Тебе станцию поднимать надо, не хватает еще тебя потерять! – крикнула она, выпуская из шлюза робота, сделавшего свое дело. – Если через пять минут не вернемся, поднимайте! Кевиан поможет! Что она делает? Я хотел возразить, но она уже открывала дверь. В миражах не осталось ни одного рейдера, но Гонта был где-то рядом. Может быть, я рано доверился ей? Я схватил наполовину заряженный лучевик и шагнул к шлюзу. Отец и Кевиан замерли рядом с оружием наготове. – Стой, Фред! – услышал я голос Славки. – Стой! Руки вверх! Что-то сверкнуло и зашипело в шлюзе, шипение сменилось тяжелыми ударами, топотом и глухими криками, что-то загремело по лестнице. Гонта здесь! Что он сделал со Славкой? Я влетел в шлюз, закрыв обеими светящимися руками лучевик и держа палец на спуске. Боец в сером «Центурионе» и Патрик в синем, сцепившись руками, боролись у наружной двери, не давая друг другу выстрелить. Где Славка? Неужели… Серый «Центурион», ударив о стену Патрика, освободил руку с «Амфибией», и в тот же миг черное дуло и знакомые глаза из-за пленки шлема глянули на меня в упор. Гонта! Выстрел оглушил меня, что-то ударило в левое плечо, я покачнулся, но светящиеся руки вцепились в лучевик мертвой хваткой, направляя луч прямо в пленку серого «Центуриона». Огонь, клочья плавящегося пластика, выстрелы Патрика из «Амфибии» – я плохо понимал, что происходит, только жал на спуск лучевика, пока не кончился заряд. «Центурион» с телом Гонты вывалился в наружную дверь. Над площадкой лестницы выросла пасть гигантского гладенца. Чудовище свалилось с площадки прямо на энерголовушки, на лету заглатывая добычу. Но где Славка, что с ней? Неужели ее тоже? – Скорее, лейтенант там, вообще! – глухо крикнул из-под шлема Патрик, выскакивая из шлюза. Я рванулся к лестнице и едва не упал. Кровь потекла из развороченного пулей плеча, перед глазами поплыла золотистая пелена, я оперся на дверь, чувствуя, как намокает от крови поддельный экзоскелет. Это что, я теряю сознание? А Славка? Я мешком упал на площадку лестницы. Поток коричневых тел и огромных открытых присосок набегал на нижние ступеньки. Несколько гладенцов уже ползли ко мне, поднимая мерцающие огоньками морды. Патрик, отпихивая их ногой, всматривался в коричневые спины на платформе. Рейдеров не было видно, но Славки тоже. Ни живой, ни мертвой. – Я же видел, она под лестницу, на воронку упала, а потом туда этот глаз со щупальцами залез! Ну где же она, ну вообще? – растерянно повторял Патрик. При чем тут окулум? Или он Славку тоже…как гладенец Гонту? Или ее уволокли в кислоту? Или в лес? Теперь я не мог надеяться даже на ее возрождение из гладенца! Никаких надежд не было и больше не могло быть! Славка, Славушка! Я подозревал ее во всем, на что хватало воображения, а она спасла всех ценой собственной жизни! Теперь мне осталось только последовать за гладенцами в колодец! Больше я ничего не заслужил! Гладенцы бросились в кислотные волны, вода закипела от налетевших миксинидов. Стая фламбойянов закружилась вокруг станции, огромный фламбойян помчался на меня, пытаясь оттеснить от стены и сбросить с площадки. Патрик подхватил меня под мышки и потащил в шлюз, отец выскочил навстречу. – Ранен, сопляк! Быстро в кресло, я регенератор поставлю! – заворчал отец, захлопывая за нами двери. Вдвоем они подняли меня на ноги и повели в пультовую. Перед глазами плыла золотистая дымка, ноги не держали – если бы на мне был настоящий «Берсерк», все было бы куда легче! Ну вот и пультовая! Патрик усадил меня в кресло и сел рядом, в голове немного прояснилось, а отец тут же исчез. Все казалось лишенным смысла. Кто я теперь после этого? Никто, даже не Гудок! Глупое прозвище теперь казалось мне трогательным, ведь это Славка звала меня так. Спасти станцию, поднять ее, стать человеком? Но зачем мне это теперь, когда нет Славки? Зачем мне все это – бои, рейдеры, внушение и его хозяева? Но если я не узнаю, кто они, так что же – я должен сдаться? Отдать или взорвать станцию в угоду неизвестно кому? Нет, этого не будет! Сигнал о помощи я уже дал, Гонты нет, помощи ждать еще рано, значит, надо перевязать рану и работать дальше. Давай-давай, Сизиф, давай! 41 Работать дальше мне не дал отец, снова появившись в пультовой, с полностью заполненным жилетом для регенерации и коробкой синтезированной крови в руках. Что он делает? – Капитан Хальс, нельзя же жидкость в пультовую, ну вообще! – запротестовал Патрик. – Тихо ты, сопля зеленая, – зарычал отец. – Помогай! Не хватало еще, чтобы этот горшок с ушами загнулся! У меня не было сил приводить отца к порядку, а он уже решительно дернул застежку моего поддельного «Берсерка», разорвав ткань на груди. – Это что на тебе напялено? Это не «Берсерк», а гарь эжекторная! Я не мог, да и не хотел ничего объяснять. Отец всегда помогал мне, как мог, и если честно – если бы ради меня он не ушел в отставку много лет назад, я бы и теперь еще молился в монастыре космологистов. Как бы там ни было, он, как и я, делал все, что мог и считал нужным. Не обращая внимания на мое свечение и мерцание, отец решительно сорвал с меня верх подделки вместе с поддельным двигателем и бросил грязный сверток под пульт. Потом он натянул на меня жилет, решительно воткнул мне под кожу одну за другой десяток игл от шлангов с регенератором, присоединил коробку с кровезаменителем и защелкнул застежки. – Верх от моего экзоскелета никто не трогайте! Его надо изучать! – пробормотал я, борясь с головокружением. Кевиан, будто ждал этого, придвинулся к отцовскому креслу, и с любопытством задергал рожками, будто уже начиная изучение. Что он там почувствовал? Или ему тоже мешает экранирование, из-за которого Подгорецкому не удалось узнать о том, что я носил на спине? – Сказано, не трогать! Брысь, жаба небритая! – рыкнул отец на долонана. Я ждал драки, но родовитый чикальтинан только сердито хлопнул рожками-ушами, наставив их в упор на отца, что было жестом глубоко оскорбительным. Патрик, оценив ситуацию, нырнул под пульт, вытащил подделку вместе, засунул поглубже под свое кресло и уселся на него. Подергивая рожками, Кевиан устроился рядом, но изучал таинственный экзоскелет на расстоянии. От регенератора и усталости меня стало клонить ко сну, и я закрыл глаза, но поспать мне так и не удалось. Энергостанцию тряхнуло, как при землетрясении, над пультом взлетели сразу три зелено-розовых миража, а Патрик заорал на всю пультовую. – Смотрите, «Витязь» прокурорский садится! Ну, вообще! Я быстро увеличил миражи. Надо было снова браться за работу. Высоко в бирюзовом небе над платформой кружился вихрь фламбойянов и окулумов, а в центре вихря, разгоняя гладенцов ударами тормозных двигателей, спускался небольшой катер с крупной белой надписью «Военная прокуратура». Без церемоний придавив пару гладенцов, он сел на платформу, и четыре бойца в «Легионерах», прыгая по спинам чудовищ, побежали к рейдерскому катеру и исчезли внутри него. Дверь они открыли легко, будто она и не была заперта, а рейдерский катер при этом по-прежнему молчал – видимо, в нем действительно никого не осталось. Помехи от глушения прекратились, над пультом замигал мираж связи, и появилось лицо следователя Калюшенко. – Энергостанция «Х-10»! Отвечайте! Командир Хальс! Мерцая золотистым светом, я включил связь с изображением. Если Калюшенко это увидит, пусть будет лишний свидетель, что я восстановил связь, организовал защиту станции и даже дождался помощи. Пусть считают меня человеком или гладенцом, но я сделал все, что мог. Но почему они так скоро? Прошло не больше часа с тех пор, как я дал сигнал бедствия! – Командир Хальс, сейчас вы немедленно дадите показания под запись по всему, здесь происходящему! – строго оглядывая из миража остатки экипажа энергостанции, потребовал Калюшенко. Я стряхнул с себя сонную одурь и приготовился давать показания, но меня снова прервали. Рядом с Калюшенко за пультом появился доктор Григорьев. Совершенно такой, как на Дубле – в гражданском экзоскелете, с пышными усами и многочисленными морщинами на усталом лице.