Я сел чуть поодаль, от Маргариты пахло речной водой. Хламида ее, синевато-серая, просторная, шелковисто свистящая, застегивалась у горла стоячим воротничком. Держа сигарету на отлете, Маргарита закинула ногу на ногу, повернулась ко мне, выпустила дым мне в лицо и повелительно повторила: — Докладывай. Я вспомнил о Тоне: в сравнении с Маргаритой она была как белая прибалтийская ночь в сравнении с тропическим закатом. Нет уж, простите, сказал я себе, у нас тоже все есть, и, кроме того, мы не любим, когда на нас давят. — А что докладывать? — спросил я угрюмо. — Что тебя так взволновало? — Значит, ты видел Коновалова в нашей квартире, — нетерпеливо сказала Маргарита, ерзая и шурша пышной юбкой с чехлом (тогда была такая мода. Теперь в этих многослойных юбчонках отплясывают румбу на танцевальных вечерах). — Когда это было? — Я же сказал: вчера, в половине второго… Нет, в час. — Ты что же, к нам заходил? — Да нет, я только увидел его в твоем окне, решил, что это Женька, и поднялся, а тут он как раз и вышел. Маргарита, хмурясь, подумала. — А в чем он был? — Не помню. Что-то серое. — Костюм такой светлый в полосочку? — Да, похоже. Я начал смутно кое-что понимать. По-видимому, Тонина правота оказалась весьма относительной. — И как он выглядел? — продолжала допрашивать Маргарита. — Да я ж тебе вчера рассказывал. Высокий, немного сутулый, лицо худое, волосы черные, прилизанные, глаза такие маленькие, нос утиный… — Ну, ты уж опишешь… — Маргарита зябко передернула плечами, раздавила окурок в блюдце, поставила блюдце на пол. — Он что-нибудь тебе объяснил? — Нет, ничего. — Я старался не обращать внимания на резкость ее вопросов и отвечать по возможности четко, подыскивая слова. — Сказал, что проездом и ничего не знает. Он что, не должен был там находиться? — Где? В нашей квартире? — возмутилась Маргарита. — С какой это стати? Мне очень понравилось, как она это сказала: я с удовольствием прослушал бы эту реплику несколько раз. «Где? В нашей квартире? С какой это стати?» Маргарита задумалась, потом нервно обхватила руками колени. — Похоже, я влипла, — сказала она по-театральному «в сторону». — Если узнает бабушка, мне не жить. Теперь пришла моя очередь задавать вопросы. — Ты что же, дала ему ключ? Маргарита покачала головой. — Сам-то ключ на месте? Она похлопала по сумке. — А ну-ка, проверь. Маргарита покорно расстегнула сумку, достала фестивальный пятицветный брелок с ключом. — Так это ж Женькин, — удивился я. — Ну прямо, Женькин. Он свой посеял давно. — А ты вчера домой заходила? Может, дверь не захлопнула? — Нет, — печально сказала Маргарита, — мне некогда было. Я только поднялась почтовый ящик посмотреть, бабушка просила. — И дверь не открывала? — Не открывала. — Точно? — Ай, отстань. Приглядевшись к ней, я поверил, что Маргарита и в самом деле не спала всю ночь: лицо ее было смугло и бледно одновременно, особенно скулы, глаза припухли. И все равно она была красива: да что там красива, десять тысяч Лолит Торрес померкли бы перед ней! — Вот такие пирожки, — без всякого выражения проговорила Маргарита. — Боюсь теперь идти домой. — Он что, и в самом деле проездом? — В гостинице живет. — Номер знаешь? — Н-нет… Он не велел звонить. Сказал, там в гостинице сердятся, от претенденток отбоя нет. — А как же вы связь держали? — Он сам звонил. Сегодня тоже должен, с десяти до одиннадцати. «Как же, должен, держи карман шире, — подумал я. — Смотался уже из Москвы за Уральские горы». Тут Маргарита медленно повернулась ко мне, заглянула в лицо, тронула рукой мое колено. — Послушай, Гриша, ты Женьке друг, помоги. Пойдем, вместе к нам домой сходим. А то одна я боюсь. — Ну, разумеется, о чем речь, — сказал я, краснея. — Только… — Что только? Тоже боишься? — Да нет, Максимка у меня, братик. Один ни за что не останется. — Подумаешь, посидит полчаса, — с досадой сказала Маргарита. — Сколько ему? Я не успел ответить, потому что в эту минуту, словно почуяв, что решается его судьба, братишка мой подал голос. — Эй, кто там? — закричал он из спальни. — Тоня? Иди сюда, Тоня, я здесь! В глазах у Маргариты загорелось извечное женское любопытство. — Тоня? — быстро спросила она. — Это какая Тоня? А, знаю, знаю. Смотри-ка, Тоня. Тоня-тихоня… Она что же, тут поселилась? Я ничего не ответил: много чести. Я встал и пошел к Максимке: братишка мой не терпел промедления. 17 Узнав, что у нас гостья, Максимка пожелал быть не только одетым, но и умытым — и даже зубы взялся почистить, хотя было жалко смотреть, как он это делает. Затем он вошел в детскую и, заложив руки за спину и выпятив живот, стал гоголем ходить из угла в угол, притворяясь, что уж-жасно занят. Должно быть, красота Маргариты не оставила его равнодушным: с Тоней он вел себя намного проще. — Да, — с улыбкой сказала Маргарита, — такого одного не оставишь. Активный товарищ. Максимка перестал вышагивать, остановился, посмотрел на Маргариту исподлобья (она как раз принялась закуривать вторую сигарету), перевел взгляд на блюдце с окурком и вдруг спросил: — А вы губы красите? От неожиданности Маргарита поперхнулась дымом, закашлялась и засмеялась одновременно. — Смотрите-ка, — проговорила она, — разговаривает! Как будто это была кукла с открывающимися глазами. — Скажи, Максим, — кончив смеяться, спросила Маргарита, — а Тоня здесь часто бывает? — Каждый день, — не моргнув глазом, ответил юный провокатор. — Мы с ней серьезными делами занимаемся.