Ненавижу все эти социальные обязанности, ведь они так ярко освещают тот факт, что я не принадлежу им. Возможно, я могла бы с кем-то познакомиться, приложи к этому чуть больше усилий, но почему-то не было ни малейшего желания делать это. Даже когда была ребенком, ощущения непринадлежности этому месту не покидали меня. Иногда я смотрю на свою жизнь со стороны и удивляюсь, почему все это чувствуется так неправильно. Все улыбаются, только я недовольно жмусь в своем углу, пытаясь стать невидимой. Именно поэтому я надела черное платье. Во мне тлела надежда, что это поможет раствориться в тени. Мной все равно никто не интересовался. Для своей матери я была полной неудачницей, и, наверное, поэтому она больше восхищалась моей ну о-очень презентабельной сестрой. Моя семья на самом деле не ненавидела меня, но у меня сложилось впечатление, что им плевать на мою персону, отчего в какой-то момент я перестала хотеть оправдывать их ожидания. Хотя и не возмущалась по этому поводу, и не боролась с ними, чтобы что-то изменить, но для них это выглядело именно так. Мне было все равно, в правильном ли я платье, произнесла ли корректно бессмысленную фразу, или безукоризненно фальшиво улыбнулась. Слишком утомительно – постоянно терпеть неудачи. Я не пойду по преступным стопам своего брата, чтобы руководить бизнесом отца и не собираюсь планировать прибыльную свадьбу, как моя сестра. Я никогда особо не брала пример со своего брата, а после того, как он был убит, стала бы идиоткой, если бы равнялась на него. Мои родители стали мастерами сокрытия нелицеприятных фактов, поэтому все делали вид, что не знают, как мой отец зарабатывает на незаконных сделках с недвижимостью, и как нередко пользуется сомнительными методами убеждения, чтобы достичь желаемого. К огромному недовольству моей матери, помимо темного цвета волос, унаследованного от отца, вместо светлых локонов, мой цвет кожи был бледен, как у покойника. К тому же бессонница отпечатала глубокие темные круги под моими зелеными глазами, которые не мог спрятать даже макияж. Однажды она сказала, что мне повезло родиться без веснушек потому что тогда это был бы настоящий кошмар. Было бесполезно говорить ей, что мне нравились веснушки, и мне хотелось бы, чтобы они у меня были. Помимо всего, я довольно тихий человек и не любитель светских бесед. Думаю, моя мать провела не одну бессонную ночь в размышлениях, что же ей со мной делать. Прошлым летом она даже хотела заставить меня пойти к психиатру. Но, на мой взгляд, со мной все было в порядке. Осторожно передвигаясь, боясь столкнуться с кем-то из-за чрезмерной усталости, я подхожу к бару и прошу у них еще один бокал шампанского. Это уже четвертый, и я начинаю чувствовать приятную легкость не только на языке, но и в голове. Обычно я не пью алкоголь, но на таких мероприятиях благодарна всему, что может помочь мне пережить их. Самочувствие улучшается, и даже усталость немного отходит на задний план. Но чем больше приходит гостей, тем больше я начинаю нервничать. Это всего лишь вопрос времени, когда моя мама схватит меня за руку и потащит как удостоенную наград дойную корову ко всем потенциальным кандидатам на вступление в брак. Ритуал, который был неловок для всех, кого вовлекут в него. Даже не могу решить, какой вариант хуже: если ни один из мужчин не проявит ко мне интереса, или если кто-то действительно заинтересуется мной. В конце концов, большинство из них клевали или на обеспеченность моей семьи, или на связь с моим отцом. Мама все еще приветствовала гостей, отец стоял рядом с ней. Его улыбка, казалось, была вытатуирована на его лице. Он выглядел так же, как я себя чувствовала. По крайней мере, удалось вспомнить имена большинства гостей, а иногда и их роль: сосед, партнер по гольфу, бизнесмен, директор музея или пластический хирург. Пока не спеша потягивала шампанское, в поле моего зрения появился незнакомец. Он по очереди пожал руки моим родителям, и я ничего не смогла с собой поделать, пристально уставившись на него. Почти убеждена, что не видела его раньше. Может усталость влияла на мое мышление, но он казался пугающим. Все связанное с ним казалось темным. Волосы, глаза, костюм, даже рубашка. По позвоночнику пробежал холодок, и нервно оглянувшись, осмотрелась по сторонам: не заметил ли кто-нибудь, как я задрожала в его присутствии. Не знаю почему, но мой взгляд снова возвращается к нему. Прижимаюсь ближе к стене, чтобы еще больше скрыться в окружающем меня пространстве. На этот раз я позволяю себе лучше разглядеть его: широкие плечи и идеально сидящий на нем костюм. То, как мужчина преподносит себя, как ведет, говорит, о его самоуверенности, богатстве, он никогда не знал бед, финансовых трудностей или отказов. Он родился в роскоши и рос таким же беззаботным, как и я. Жизнь может быть удивительно легкой, когда вас воспитывали в такой среде, где вас все защищали, и никто не осмелился бы сказать вам «нет». Именно такое впечатление, в сочетании с очевидной непоколебимой уверенностью в собственной персоне, создавал о себе этот мужчина. Человек, получающий абсолютно все, что хотел. Даже не догадываюсь, откуда это знаю, но инстинкт подсказывает, я абсолютно права. Его лицо выглядит, будто высеченным из камня, с сильными мужскими чертами и трехдневной щетиной. Он как белая ворона выделялся среди всех этих гладковыбритых мужчин. Он примерно на пятнадцать сантиметров выше моего отца, что означает, что я буду едва доставать до его подбородка. Кровь приливает к щекам, когда спрашиваю себя, почему вообще думаю об этом. Не то чтобы я постоянно отвергала мужчин — в колледже у меня даже были одна или две связи на одну ночь, но мне было трудно привлечь внимание и изобразить явную заинтересованность. То, что казалось привлекательным в других женщинах, я находила глупым. Никогда не умела закусывать нижнюю губу или накручивать прядь волос на палец. Несмотря на то, что я могла наблюдать за ним только издалека, сразу понимаю, что он играет далеко за пределами моей лиги. Вероятно, он бы стал идеальным мужем для моей сестры, не поймай она себе другого богатого наследника. Мать кладет руку ему на предплечье и осматривает комнату. Неприятное покалывание в желудке заставляет стянуться все мои внутренности в узел. Никогда не смогу заговорить с таким мужчиной как он, даже если буду трезвая и хорошо отдохнувшая. А в своем нынешнем состоянии, слишком уставшая и выпившая много шампанского, я только выставлю себя идиоткой. Поэтому быстро прижимаюсь к стене, и пытаюсь найти возможный путь побега. ГЛАВА 3 МАРКУС Как только я вошел через парадную дверь, мне уже стало скучно. Ребекка тут же возникает передо мной, чтобы познакомить со своим мужем. Упоминание его имени в обществе вызывало большой резонанс. Разве недавно не было скандала из-за слухов, ходивших вокруг, что он, якобы, связан с преступными махинациями? Мне было плевать. Оглядываю большой зал, где собралось высшее общество Атлантик-Бич, чтобы отпраздновать успех в том, что они снова смогут поженить еще одну парочку. Миссис Петерс - депрессия. Миссис Ридлсдейл - пристрастие к таблеткам с нарциссическим расстройством личности. Миссис Куин - просто эмоциональное непостоянство, хотя все и наполовину не так плохо, как у ее сына Сэта. Мэр города - легкая шизофрения, которую мы к этому моменту практически полностью контролируем. Я мог бы найти себе гораздо более приятное занятие в свободное время, но если я не хотел привлекать к себе внимание, мне пришлось бы придумать что-то более занимательное. Счастливая пара, помолвку которой мы сегодня праздновали, принимала своих гостей в просторном саду. Она была в белом платье и очень напоминала мне свою мать. Он также выбрал белый пиджак, его рука обнимала ее за талию, и он улыбался, будто пробовался на роль в рекламе зубной пасты. В конце концов, думаю, я был не единственным психопатом на этой вечеринке. Рассеянно киваю, пока Ребекка болтает сама с собой. Чем дольше продолжается разговор, тем больше мне приходится заставлять себя возвращать свое внимание к ней. — Возможно ли это? — спросила хозяйка, накрывая мою ладонь своей. Черт возьми! Что она от меня хотела? Я не обратил внимания. — Конечно. — Киваю головой, с надеждой, что она не предложила устроить человеческое жертвоприношение или что-то в этом роде. Наконец, Ребекка выдохнула. — Хорошо. Мне очень жаль беспокоить вас в свободное время, доктор Престон, но меня очень тревожит, что Кэти не спит. Начинаю припоминать и еле могу подавить раздраженный стон. Кэти являлась средним ребенком, она изучала что-то бессмысленное, и у нее, очевидно, была такая тяжелая жизнь, что она страдала от бессонницы. Ребекка, оглядывается и проводит меня через большой холл. Она фыркнула, явно раздраженная. — В этом вся Кэти. Все веселятся, а ее и близко нигде не видно. Что мне с ней делать? Кладу ладонь на руку Ребекки, которую она все еще держит на моей руке, и ободряюще сжимаю ее. Она с благодарностью смотрит мне в глаза, взмахнув своими ресницами. Затем ее тело дергается, словно она ищейка, уловившая запах. — Вот она. В черном платье. — Лицо Ребекки становится ярко-красным, ей стыдно из-за бестактности своей дочери. Позволяю своему взгляду пройтись по всем гостям, пока не замечаю единственную женщину в черном платье. Она выглядит как нимфа. Нимфа с большими сиськами и темными кругами под глазами. Кэти Рэймонд прижалась к стене и явно не хотела, чтобы ее заметили. Одна рука прижата к животу, а другая держит бокал шампанского. Белые следы на костяшках ее пальцев, указывают на то, что стекло вот-вот лопнет. Черное платье цеплялось за каждый изящный изгиб ее тела. По сравнению с младшей сестрой, ей повезло не иметь никакого внешнего сходства с матерью, она выглядит скорее как соблазнительная богиня. Кто-то исследовал мой мозг, создал для меня идеальную женщину, а затем поместил ее прямо здесь, перед моим носом? Ее темные волосы свободно падают на плечи и в голове сразу закружились мысли о том, как позволить своим пальцам скользить по ним. Среди всех этих элегантных причесок и платьев в пудровых тонах Кэти существенно выделялась. Ее кожа настолько бледна, что возник соблазн узнать, как же сильно мне придется шлепнуть, чтобы создать сочный красный след на ее бедрах. Как сильно нужно сдавить шею, чтобы увидеть отпечатки моих пальцев? Не выпуская Кэти из поля зрения, следую за ее матерью, которая целенаправленно идет прямо к ней. Она смотрит на меня, как олень на свет фар, будто может прочитать каждую из моих извращенных мыслей. Всего лишь на мгновение на ее лице мелькает непонятное мне выражение. Может, она почувствовала, что со мной что-то не так. Может, что-то не так было с ней. Она — запретный плод и определенно не подходит для меня. Но будь я проклят, если бы не признался себе в том, как сильно захотел ее. Не могу объяснить этого, но есть в ней что-то, что меня смущает, а смущаюсь я редко. На самом деле никогда. До моих ушей доносится голос ее матери, и я понимаю, нужно срочно взять себя в руки, потому что мой член стал твердым. — Доктор Престон, это моя дочь Кэти. Кэти, это доктор Престон. Я рассказала ему о твоей бессоннице. Прежде чем Кэти представилась возможность что-либо сказать, наклоняюсь вперед, хватаю за запястье и осторожно высвобождаю бокал из захвата пальцев. Для ее матери я, скорее всего, выгляжу заботливым, но настоящая причина заключалась лишь в том, что я хотел прикоснуться к Кэти. Было восхитительно почувствовать, как ее пульс участился от моего прикосновения. Я услышал, как она почти незаметно задержала дыхание, и был полностью поражен ею. Отклонившись верхней частью тела назад, она пытается создать некоторую дистанцию между нами. Еле сдерживаю импульс немедленно прижать ее к себе, чтобы она поняла — ей некуда бежать. Она в моей власти, даже если мы окружены другими людьми. — Очень приятно, Кэти, — говорю я, не отрывая от нее глаз. Мой голос одновременно звучит жестко и сладко. Раздраженно моргнув, она смотрит вниз и высвобождает запястье из моего захвата. Я позволяю, поскольку ее мать стоит рядом с нами. — Привет. — Кэти явно борется с тем, чтобы ответить взаимностью на мое приветствие. В то же время, она поворачивает голову к Ребекке, будто хочет молча сказать, как сильно ненавистна ей эта ситуация. Я очарован тем, что Кэти не болтает только для того, чтобы преодолеть тишину, и не пытается обратиться ко мне. Но в то же время, это сводит меня с ума. Я всегда получаю то, что хочу. И прямо сейчас мне нужна она. Одного ее приветствия недостаточно, чтобы получить четкое представление о ее голосе. Не только темные волосы и черное платье заставили меня почувствовать в ней некую темноту. Она не улыбалась. Даже не пыталась. Выражение ее лица абсолютно нейтрально и никак не выдает мыслей. Я становлюсь одержим ею и хочу взглянуть на то, что скрывается под маской. — Твоя мама сказала мне, что ты не можешь спать, — наконец, начинаю разговор я, про себя уже делая заметки.