Четыре. Я балансирую на грани между истерикой и мучительным спокойствием. И в мирные моменты пытаюсь думать о том, что именно происходит. Своим сломанным сознанием я понимаю, что меня принесли в эту комнату и отсюда нет выхода. Кто-то поместил меня сюда. Меня держат взаперти по причинам, которые я не понимаю. А действительно ли я хочу их понять? Где лучше находиться этим секретам? Я думаю о зелёных глазах и ухмыляющихся ртах. Жестоких словах и злобных улыбках. Так же я думаю об утешительных прикосновениях, которые ощутила лишь недавно. О лице, которому я привыкла верить… Кто принёс меня сюда? Так много имён. Так много вариантов. Меня так сильно презирают? Уродливая, искажённая Нора Гилберт. Возможно, я никогда не была невидимой. Может быть, я всегда была заметной. Ненавистной и оскорблённой. Уродливая, ужасная Нора Гилберт. Ужасно уродливая. Рыдая, я царапаю сломанными ногтями свое окровавленное лицо. Впиваюсь ими глубже. Вспарываю плоть. Я пленница. Я не могу выбраться. Тем не менее, я всё ещё жива. Возможно, это самая сбивающая с толку вещь. Я дышу. Моё сердце всё ещё бьётся. Я жива. Но надолго ли? Вопросов накапливается всё больше. Кирпичик за кирпичиком, они замуровывают меня. Вчерашний день был самым худшим. Первый день. Начало. Рассматриваю грязь и мусор в поисках выхода. В поисках надежды в пыльных углах. Надежда непостоянна. Я знаю, что комната пуста. Пуста, если не считать бутылку воды и большую коробку картофельных чипсов, которые я нашла. Я озадачена открытием. Чипсы моей любимой марки. Этот небольшой знак милосердия беспокоит меня. Несмотря на мои страхи, невероятный голод заглушает внутренние дебаты. Я хватаю коробку с чипсами и съедаю половину содержимого, пока не передумываю. Пока мои разум и тело не доминируют над основным инстинктом поглощать и жевать. Я осознаю, что должна рационально распределять то, что имею. Не знаю, когда снова смогу поесть, и буду ли вообще снабжена дальнейшими запасами. Я выпиваю воду, откладываю еду в сторону, и пытаюсь игнорировать дискомфорт, который испытываю. На дальней стене есть окно. Стекло покрыто грязью и сажей. Я пыталась выглянуть наружу, но без своих очков ничего не вижу снаружи. И ещё есть дверь. Свет просачивается сквозь трещины и дарит мучительный проблеск свободы за пределами комнаты. Я тяну за ручку, пока мои руки не становятся влажными и не начинают пульсировать. Я дёргаю, пока плечи не начинают болеть, а спина гореть. Она даже на миллиметр не сдвинулась с места. Я знаю, этого не произойдёт. Но не прекращаю попыток. Так я тяну и тяну, пока не заканчиваются силы. В какой-то момент я падаю на бетонный пол, сворачиваюсь калачиком и подкладываю руку под лицо. Я проваливаюсь в сон, как в кому. Это глубокий сон человека, который слишком напуган, чтобы бодрствовать. *** Бип. Бип. Бип. Я переворачиваюсь, раздражённая шумом. Уплываю в сон и из него. Бип. Бип. Бип. Не хочу просыпаться. Таким образом, я борюсь за то, чтобы оставаться во сне. Как ни странно, писк становится успокаивающим, и позволяет мне уплыть прочь. Снова. Я вскакиваю. Запутанная и дезориентированная. Что-то выдёргивает меня из бессмысленных снов. Свист. Всё остальное тут же забыто. Сначала мне кажется, что это галлюцинация. Что мой запутавшийся мозг создаёт фантастические иллюзии. Я сажусь, вытягиваю ноги и открываю шире глаза, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь зернистую темноту. Сейчас рано. Света не видно. Но я ощущаю, что уже утро. Свист прекращается, и я думаю, что мне он почудился.. Мой мочевой пузырь готов лопнуть, и я знаю, что больше не могу терпеть. Не зная, как поступить, делаю свои дела в дальнем углу. Когда заканчиваю, то пытаюсь выглянуть в окно; щурюсь, как будто от этого мое зрение может проясниться. Не помогает. Мой желудок урчит, и я достаю оставшуюся половину упаковки чипсов. Съедаю горсть и полощу рот водой. Я спокойна, но паника всё ещё присутствует; дожидается, когда я признаю её. Думаю, что она охватит меня. И тогда я потеряю себя, и меня охватит безумие. Но все проще, чем реальность, в которой я нахожусь. Но нельзя. Я должна мыслить разумно. Нельзя позволить себе потерять душевное равновесие во внутреннем хаосе. Я должна найти выход из комнаты. Должна вспомнить, что случилось прошлой ночью. И все время я думаю о том, кто сделал всё это со мной. От возможного ответа на данный вопрос мне становится плохо и страшно. У правды слишком много вариантов. Моя голова полна туманных воспоминаний, которые не имеют смысла. Я оставила записку для матери. Надеялась улизнуть прежде, чем она осознает, что я ушла. Бабочки порхали у меня в животе, и я широко улыбалась, потому что чувствовала их везде. В пальцах на руках и ногах. И самое важное — в сердце. Тот день мог изменить все. — Куда я направлялась? — спрашиваю вслух сама себя. Я прикасаюсь к своим щекам, и по-прежнему чувствую усмешку, которая выглядит на моём лице затравленной. Всё, что я вижу — её лицо. Такое милое. Улыбающееся и восхищённое. Всегда счастливое, когда она меня видит. Странно, но я понимаю, что улыбаюсь в темноте. Мои щёки в коростах: покрыты следами высохших слез и запекшейся крови. А я улыбаюсь без причины и по многим причинам. — Я собираюсь рассказать тебе всё, — шепчу я в ночной воздух. Выдыхаю откровения в небо, которые, я надеюсь, долетят до её ушей. Свист начинается снова, и я прекращаю улыбаться. Я прекращаю думать о милом лице и жарких тайных ночах. Свист — всё, на чём я могу сфокусироваться. Сначала он мягкий, потом становится громче. — Кто здесь? — зову я. Никто не отвечает. Никто никогда не отвечает! Только песня с навязчиво знакомой мелодией.