— С машин! — раздалась бодрая команда. Командиры отправились на доклад в штаб, а бойцы, загнав технику в ангары, в баню — мыться. На следующий день в торжественной обстановке наиболее отличившимся вручили награды. Шубин получил именной пистолет «форт», еще несколько командиров и бойцов медали «За боевые заслуги», а остальным участникам боев за Иловайск командование предоставило недельный отпуск. Шубин с Ионашем и Свергун сразу же решили навестить Стаханов. Дядя с племянником не видели родных несколько месяцев, а Юрий пожелал составить им компанию. — До своих, в Крыму, я сейчас вряд ли доберусь, — вздохнул он. — Так что поеду вместе с вами. Получив на время отпуска недельные пайки из трофейных продуктов — из Иловайска вместе с трофейной техникой ополченцы доставили в часть две тонны продуктов питания, — отпускники загрузили их в вещмешки. Свергун завел армейский закрепленный за ДРГ УАЗ, и все разместились в кабине. — Эх, жалко Валеры с нами нет, — посетовал Шубин, а затем кивнул Свергуну: — Трогай. Юрий выжал сцепление, и автомобиль вырулил за ворота. На окраине Луганска их остановили на блок-посту, рядом с которым стояли бэтээр и зенитная установка. После короткой проверки машина выполнила плавный зигзаг меж бетонных плит и вырулила на трассу, прибавив газу. За открытыми стеклами понеслась осенняя степь с золотящимися в ней посадками и селениями в голубоватой дымке, а над всем этим высокое блеклое небо с тянущим к югу птичьим клином. — Журавли, — высунулся из окна Серега. — Красиво! — Да, словно и нет войны, — откликнулся Юрий. По пути их проверили еще дважды: на въездах в Алчевск и Брянку, а на стахановском блокпосту разведчики встретили знакомого. Им оказался старший из ополченцев, в прошлом милицейский капитан, летом участвовавший в одной из совместных операций. — Александр Иванович, вы?! — неподдельно обрадовался он. — Никак, к нам с заданием? — Да нет, Костя, — улыбнулся майор. — Вот, приехал с ребятами в отпуск. — Хорошее дело, — кивнул тот. — Пропустить! — Он приложил руку к кепи. Когда, миновав пост и остаток увенчанной пирамидальными тополями трассы с тянущимися слева корпусами вагонзавода, автомобиль свернул на светофоре вправо, Шубин попросил Свергуна ехать чуть тише. За время их отсутствия город практически не изменился. По проспектам, с прилегающими к ним улицам, туда-сюда катили легковые автомобили, грузовики и автобусы, по тротуарам ходили обыватели. Среди которых было немало мужчин призывного возраста. — Герои резерва, — нахмурился Ионаш, а Свергун согласно кивнул. Рынок, как всегда, поражал многолюдьем, в центре над зданием администрации развевался флаг России, а внизу была сооружена баррикада из мешков с песком. У нее, по брусчатке площади, расхаживали несколько ополченцев с казаками в камуфляже, вооруженные автоматами. — Бдят, — кивнул на них Свергун, поворачивая на тянущуюся вдоль стадиона тенистую улицу. В Чутино гостей уже ждали. Накануне выезда Шубин позвонил жене, что приезжает с ребятами в отпуск, и первыми, кто их встретили на околице, были Юрка с Аскольдом. Свергун, улыбнувшись, остановил машину, отец, выйдя из нее, обнял сына, а потом отстранил от себя. — Ну, как вы тут без меня? Живы-здоровы? — Ага, — шмыгнул носом Юрка, а Аскольд сунул хозяину под руку башку — чтобы погладил. — Хороший, хороший, — потрепал его по загривку Шубин. — Дай лапу. Кобель выполнил, что просил хозяин, все весело рассмеялись. И была встреча с остальными родными и визжащей от радости Аленкой. — Папа! Папа приехал! — чмокала она его в щеки, оказавшись на руках, а женщины прослезились. Кроме Оксаны с Надеждой Никитичной, дорогих гостей встретили ее кума и Серегина мама. Спустя полчаса все сидели за накрытым столом под старой, усыпанной золотистыми яблоками антоновкой, отмечая встречу. На середине стола возвышалась большая трехлитровая бутыль с домашним вином в окружении овощных салатов нового урожая, глубокое блюдо жаренной на сале картошки и второе блюдо с пирогами, а также несколько банок с домашней тушенкой, консервами и шоколадом фабрики Порошенко, доставленным гостями. Когда все выпили за встречу (женщины вина, а мужчины спирта из прихваченной с собой фляжки), а потом закусили, состоялся обмен новостями. Отпускники рассказали, как они воюют, особо не вдаваясь в подробности, а хозяева — как и чем живут в городе. При этом оказалось, что о разгроме оккупантов под Иловайском в Стаханове мало кто знает, поскольку российские каналы телевещания Киев отключил, а по национальным идут реляции о победах украинской армии. — Победители, — хмыкнул Свергун. — Бегут, только пятки сверкают. — И на базаре про это говорят, — сказала кума. — Правильно говорят, теть Маш, — расправляясь с очередным пирогом, заявил Серега. — Наш базар лучше всякого телевидения. Шубин же молчал и улыбался, гладя по русым волосам сидящую у него на коленях дочку. — Ой, ребята! — обводя гостей глазами, сказала Оксана. — Чуть не забыла. Валера Шалимов в городе. — ?! — Ну да, — кивнула она. — Привезли вчера вечером к нам в больничный городок из Донецка. Еще с тремя ранеными. — Вот и нашелся наш прапор, хлопцы, — опустил Аленку наземь Шубин. — Иди побегай, юла. Как его состояние? — Ничего. Через пару недель встанет на ноги. — Вот за это дело надо выпить обязательно! — радостно потер руки Юрий. — Не возражаем, — рассмеялись за столом, и Серега, как самый младший, стал наполнять стаканы. Женщинам рубиновым вином, мужчинам разведенным спиртом. Разошлись, когда на город опустился вечер. Шубин остался с семьей, Ионаш с мамой отправились на Стройгородок, где у них была квартира, а Свергуна определили на постой к куме, у которой они весной жили с Шалимовым. Ночью Шубину не спалось. Оксана, приобняв его рукой, умиротворенно сопела носом, в зале в лунном свете размеренно тикали ходики, отсчитывая минуты и часы. «Интересно, когда все начнется снова?» — думал Александр Иванович, имея в виду перемирие, в которое не верил. Как и многие, такие же как он. Долго служившие в силовых структурах. А потому не питавшие иллюзий в отношении пришедших к власти националистов. Они непременно продолжат войну. Чего бы это ни стоило. Помощь России восставшим была неоспоримой: ряды ополчения пополнялись казаками и едущими из российских регионов добровольцами, в Донбасс следовали гуманитарные конвои, Кремль требовал от Киева прекращения братоубийства. Но, по мнению Шубина, остановлено оно могло быть только в одном случае. Только после полного разгрома украинской армии вместе с ее карательными батальонами из националистов, после освобождения всего Левобережья и взятия Киева. Перемирие же сводило все одержанные республиками усилия на нет и давало хунте время на перегруппировку. Уснул майор только к утру, когда на небе стали гаснуть звезды. На следующий день, ближе к обеду, он вместе со Свергуном и Ионашем навестили в больничном городке Шалимова. Тот лежал в трехместной палате хирургического отделения вместе с еще двумя ранеными ополченцами и несказанно обрадовался встрече. — Ну, здравствуй, Валера, как дела? — поправляя на плечах тесный халат, опустился на стул у его кровати Шубин. — Спасибо, Александр Иванович, все путем. — Шалимов обменялся рукопожатием со всеми. — А мы думали, тебя увезли в Донецк, — присел в ногах приятеля Свергун. — Aгa, приехали в отпуск, а ты тут, — рассмеялся оставшийся стоять Серега. — Меня сначала туда и отправили, — прогудел Валера. — Заштопали, а потом сюда. В Донецк стало поступать много раненых. — Это после Иловайского котла, — заявил Свергун. — Мы пару дней как оттуда. — Да, всыпали там укропам по самое не горюй, — кивнул Шалимов. — В госпитале ребята рассказывали. А у вас на сколько дней отпуск? — Неделя по случаю перемирия, — сказал Шубин. — Может, меня через неделю выпишут и я с вами, а, Александр Иванович? — Тебе лежать не меньше двух, — наклонился к нему майор. — Мне Оксана сказала. Так что давай лечись. И никаких фантазий. — А это тебе, Валера, доппаек, — поставил у тумбочки емкий пакет Серега. — Тут трофейная жратва, яблоки, плюс шоколад фирмы «Рошен» от украинского президента. — Как это? — удивился Шалимов. — Его бандерлоги привезли, а мы взяли, — подмигнул Свергун, и все рассмеялись. Побыв у друга еще полчаса и обещав навестить снова, посетители распрощались и вышли из лечебного корпуса на улицу. — Так, — взглянул Шубин на часы, когда они сели в машину. — Сейчас заедем к коменданту, отметимся, а потом домой, обедать. Городская комендатура располагалась неподалеку от центра, у входа прохаживался часовой, здесь же стояла БМП и несколько автомобилей. Припарковавшись рядом, отпускники вышли из УАЗа, предъявили часовому удостоверения, вошли внутрь здания. — Дремов на месте? — спросил Шубин у двух казаков в камуфляже, тащивших к выходу какой-то ящик. — У себя, — ответил один, пыхтя и отдуваясь. Комендант сидел в прокуренном кабинете за столом и с кем-то ругался по телефону матом. — О! Шубин! — увидя вошедших, округлил усталые глаза, обрадовался, широко повел рукой, приглашая садиться. — Значит так, ищи людей, где хочешь, а этих тварей взять! Приеду проверю лично! — завершил разговор, хлопнув крышкой мобильника. — Какими судьбами? — буркнул, еще в эмоциях законченного разговора по телефону, взглянув на разведчиков. — Вот приехал с ребятами после Иловайска в отпуск, — сказал майор. — Зашли отметиться. — Да, хорошо там укропам дали, — остывая, прищурился комендант, протягивая гостям открытую пачку «Беломора»: — Закуривайте. Те вынули по папиросе и размяли, хозяин щелкнул зажигалкой. Все четверо были знакомы по боям в Северодонецке. Там Дремов командовал ополчением, а после стал в Стаханове комендантом. — Ну и как тут у вас, Паша, дела? — поинтересовался Шубин, когда Дремов сделал всем отметку в отпускном билете, пришлепнув ее печатью. — Дела как сажа бела, — ответил тот, прикусив мундштук папиросы. — Все предприятия стоят, зарплат нет, начались перебои с пенсиями. А тут еще после амнистии бандиты разгулялись, в городах начались грабежи и разбои. Еле успеваем выезжать и разбираться.