— В восемь, — ответил Филипп. — Ладно, только не опаздывай, — сказал Валентин. Встретились на многолюдной улице Малышева. Зашли в подвальчик с баром, неподалеку от памятника. Опер выслушал рассказ Валентина без каких бы то ни было комментариев. Лишь поинтересовался, не предлагал ли Иконников ему работу в «Нике». — Даже не заикался, — сказал Валентин. — И с жильем не обещал помочь? Валентин криво усмехнулся: — Ограничился советами. — Какими? — Да на Иде посоветовал жениться. Откуда ему известно, что мы с ней давно знаем друг друга? — Действительно, загадка, — усмехнулся Филипп. — Мало, что ли, сплетен ходило по заводу про вас с Орлинковой? Сам будто не слыхал? — Ида что-то такое говорила… — вспомнил Валентин. — Да, еще следователь Кожухов намекал. — Вот видишь, сколько людей про ваши сердечные тайны знают! — подытожил Филипп. — Могло и до ушей Иконникова дойти. Вот только… Впрочем, ладно, ступай, я расплачусь за пиво. Если что-то случится непредвиденное — дай знать. — Что — «вот только»? — уцепился Валентин за начатую и внезапно прерванную Филиппом фразу. — Да я уж забыл, что хотел сказать, — простодушно улыбнулся Филипп. * * * — Ну, и твои выводы? — спросил Брянцев, когда Филипп пересказал ему услышанное от Карташова. — Иконников знал о появлении Карташова на заводе еще до встречи с ним. Похоже, что заранее интересовался кое-какими фактами его биографии. А во время встречи пытался вызвать его на откровенный разговор и тотчас понял, что Карташов нагло врет. Припирать его к стенке не стал, чтобы не выдать себя. Значит, почувствовал опасность со стороны земляка. Вывод: отработку Иконникова надо продолжить, но Карташова больше не подключать. — Ну-ну… — Брянцев сцепил пальцы и, прижав сомкнутые руки к вытянутым трубочкой губам, на минуту задумался, затем предложил: — А давай-ка завтра с утра сами прогуляемся до батьки Иконникова? Согласен, что мужик он для нас интересный. — Может, к себе пригласишь? Брянцев покрутил головой: — Нет, надо к нему со всем уважением. Ведь уникум. Эдисон. 22. Доживем до понедельника Увиденный этой ночью сон весь день держал Валентина в напряжении, и сейчас, когда в трубке послышались длинные гудки, все внутри у него замерло в ожидании самого плохого. — Алло!.. У него даже голова закружилась, от внезапного облегчения и ощущения счастья. От всего вместе. — Это я… — Валюша? Здравствуй, мой хороший! Надеюсь, ты не ужинал? — Нет, — ответил Валентин. Когда он вошел, Изольда стояла в проеме кухонной двери, в цветастом фартучке и косынке. А из кухни исходил густой пряный дух. Потом они ели приготовленный в чугунке плов, который, по словам Изольды, отличался от настоящего узбекского только тем, что мясо в нем было не баранье, а куриное. Но поскольку Валентину никогда не приходилось есть настоящий узбекский плов, Изольдин показался ему таким вкусным, что он не постеснялся дважды попросить добавки. Когда покончили с пловом, Изольда предложила потанцевать: — Я думаю, уже можно. Танцевали медленно, едва переступая ногами. Рука Валентина лежала у Изольды на спине, и он ощущал напряжение ее мышц под тонкой теплой тканью блузки. — Балдеж! — Изольда властно завела другую его руку себе за спину. — Валь, я купаюсь в твоих биотоках… — Я тоже. Между тем из головы не выходило увиденное во сне, и он смотрел на Изольду с таким щемящим чувством, словно видел ее в последний раз. Музыка кончилась. Опускаясь в кресло, Изольда потянула Валентина за руку. Опустившись на пол, он обхватил обеими руками ее точеные лодыжки. — Я бы всю ночь вот так просидел, — блаженно улыбаясь проговорил он, глядя на нее снизу вверх. — И завтра, и послезавтра… — Но я хочу вся, вся купаться в твоих биотоках! — прошептала Изольда. — Вся!.. Защитная реакция на этот раз не сработала. Аллергии как не бывало. * * * Утром ему пришлось рано вставать на работу. У Изольды же в этот день был отгул. Она разогрела остатки плова, напоила Валентина чаем и, провожая его, велела позвонить вечером в понедельник. — А что, до понедельника не увидимся? — огорчился Валентин. Оказывается, в эту ночь и с воскресенья на понедельник у нее дежурства, а вечером в субботу день рождения у одной ее хорошей знакомой. — Доживем до понедельника? — спросила Изольда, ероша ему волосы. — Доживем… — Зато как я тебя буду ждать! 23. Тяжелый разговор Всю последнюю неделю Валентин не бывал у Иды, обходился телефонными звонками, и этим вечером — после настойчивых приглашений, которые чем дальше, тем все более невыдержанно сопровождались упреками и даже угрозами «всерьез обидеться» — решил навестить ее. Случилось то, чего он и боялся: едва переступил через порог, как Ида заключила его в объятия и горячечно зашептала в ухо: — Валька, ты что со мной делаешь? Неужели ничего не видишь, не понимаешь, не чувствуешь? Или я так изменилась, подурнела, что уже совсем не нравлюсь тебе? Валька, я с ума схожу! Я теперь только о тебе думаю, каждую минуточку. Жду тебя, жду, а ты не приходишь и не приходишь… — она вдруг резко отстранилась и с виноватой улыбкой, смаргивая с ресниц слезы, велела снимать пальто и шапку, затем, ухватив за руку, провела в гостиную, усадила в кресло и сама села напротив. — Извини меня, Валька, но я просто в отчаянии. Вся извелась. Мне кажется, что ты меня избегаешь намеренно. Это правда? — она опять взяла его за руку. — Я что, совсем не нравлюсь тебе? Или ты все еще не можешь простить старого, что случилось когда-то? Но ты ведь сам виноват… — Напрасно ты… — с трудом выдавил Валентин, не смея смотреть Иде прямо в глаза и блуждая рассеянным взглядом по ее губам и подбородку. — Просто я устал… — Или боишься людской молвы? — с усмешкой спросила Ида, слегка отстранившись и поглядев на него как бы со стороны. — Конечно, чего только не болтают про нас с тобой. Дошло до меня, что это ты застрелил Андрея. И еще: что мы с тобой это дело вдвоем обтяпали. — Так и говорят? — Ну… Намеками, разумеется. — И кто так говорит? — Неважно. До моих ушей много чего доходит. Ты придаешь значение всем этим сплетням?