— И бежевой дубленки у вас не было, — покивал Брянцев. — Не было! Да вы поинтересуйтесь на моей прежней работе или у соседей по подъезду, у кого угодно: кто хоть раз видел меня в дубленке? Послушайте, нельзя же так!.. У меня нет слов!.. Савина закусила губу, лицо ее брезгливо сморщилось. После продолжительной паузы со вздохом призналась: — Теперь вижу, какой вы следователь, перехвалила я вас в прошлый раз… — Бывает, — с сочувствием покивал Брянцев. — Я тогда еще подумал, что вы очень скоро во мне разочаруетесь. Ну, а сейчас расскажите еще раз и возможно подробнее, что вы делали двадцать первого ноября прошлого года, в промежутке между пятью и семью тридцатью вечера. — Мы уже говорили с вами об этом… — И выяснили, что у вас на это время нет алиби: вы отлучались со своего рабочего места, и никто не может подтвердить, что вы ходили действительно в кафе, а не домой к Орлинковым. — А почему я должна что-то доказывать? — запальчиво спросила Савина. — Вам надо — вы и доказывайте! И вообще… Я отказываюсь вам отвечать! Требую адвоката! — и протянула к следователю руку с дрожащими пальцами: — Дайте сигарету! Брянцев неловко улыбнулся: — Не курю. А адвокат должен вот-вот подойти, где-то задержался. Давайте подождем, — и, оставив Савину на попечении женщины-конвоира, неспешным шагом отправился в туалет. Когда он вернулся в следственный кабинет, там уже находился адвокат, который что-то оживленно нашептывал своей подзащитной. Адвокат тоже оказался некурящим. — Ну так вот, голубушка, — сказал Брянцев. — Пользуясь присутствием адвоката, хочу задать вам весьма щекотливый вопрос: зачем вам понадобилось усыплять своего друга сердечного во время любовного свидания позавчера вечером, в общежитии на улице Грозина? — Простите, кого усыплять? — Ну не надо, не надо! — устало отмахнулся Брянцев, — Вы прекрасно знаете, кого: Олега Миронова. — А, опять этот мент!.. — Савина пренебрежительно поморщилась. — Он что у вас, свидетелем выступает? Ну, понятно, свой человек. Расскажет и подпишет все, что вы ему продиктуете… — Напрасно вы так плохо о нем думаете, — посожалел Брянцев. — Конечно, у каждого свои недостатки, но у меня сложилось впечатление, что он вас любит и вряд ли станет зря наговаривать. Савина натянуто усмехнулась: — Полюбил волк кобылу Он наверняка служит у вас штатным свидетелем. — Как раз наоборот: это вы решили сделать его своим человеком в милиции, — возразил Брянцев. — На первых порах использовали втемную, а дальше… Ну, не знаю, что бы у вас получилось дальше. Мне кажется, Миронов совсем не подходит для такой роли. — Значит, он по вашей подсказке утверждает, что позавчера я приходила к нему в общежитие? И пыталась его усыпить? До чего интересно! Я ему что, колыбельные песенки пела? Или как? — Или как, — улыбнулся Брянцев. — Чувство юмора — это хорошо. Хуже, когда любовнику подсыпают в коньяк снотворное. — Ну, это уж слишком! — запротестовала Савина и посмотрела на адвоката: — Ну не была, не была я позавчера ни в каком общежитии! Этот их Миронов… В следственный кабинет вошел Филипп. Пристроившись у окна, стал закуривать, но, заметив голодный блеск в глазах Савиной, подошел к ней и великодушно протянул коробочку с сигаретами: — Подыми маленько! Савина запустила в коробочку пальцы и замерла: — Можно две? — Бери. Вторая сигарета мгновенно исчезла в рукаве ее кофточки. Прикурив от поднесенной опером зажигалки, Савина несколько раз жадно затянулась. — У нас имеются показания вахтера общежития, которая видела как позавчера Савина около семи вечера прошла в общежитие, а без четверти десять покинули его, — заметил, обращаясь к адвокату, Брянцев. Савина улыбнулась натянутой дрожащей улыбкой: — Представляю, как много вы потрудились!.. — Да уж не без этого, — покивал Брянцев. Савина подумала, пыхнула несколько раз сигаретой и бесшабашно махнула рукой: — Ладно, признаюсь: была я там! Согрешила с ментом и теперь сама не рада… — Зачем же было отрицать очевидные вещи? — спросил Брянцев. — Из-за Юрки, жениха моего. Он ужасно ревнивый, если узнает, что я с Олегом таскалась — будет дело. Ну, да теперь, вижу, бесполезно отпираться. — Как говорится, не навреди себе сам, — наставительно проговорил Брянцев, погрозив ей пальцем. — Один раз попались на лжи — потом правду скажете, а я уже и правде не поверю… — Извините, больше не буду, — повинилась Савина. — Да вы еще про женщину, которая где-то там спускалась по лестнице, таким тоном говорили, словно заранее решили, что это была я. Откровенно сказать, я запаниковала Конечно, глупо вышло… — А это разве не вы были? — как бы между прочим, спросил Брянцев и увидел в глазах Савиной столько ненависти и бессильной злобы, что невольно поежился. — Я… Я отказываюсь что-либо говорить! — Ну что ж, — подтянув рукав пиджака, Брянцев взглянул на часы. — На сегодня, наверное, хватит. Прочитайте и подпишите протокол… — Он поднялся из-за стола, подошел к двери, перевесил на соседний гвоздь свою дубленку, подхватил висевшую под нею котиковую шубку и, подойдя к Савиной, замер в двух шагах от нее, всем своим видом говоря, что готов и теперь, несмотря ни на что, поухаживать за ней. Обернувшись и увидев в руках у следователя шубку, Савина рывком отодвинула недочитанный протокол, рывком вскочила, с помертвевшим, белым как полотно лицом. — Вы… Вы мою квартиру обыскивали? — Да, к сожалению, пришлось, — признался Брянцев. — Вот и нашли шубку, в которой вас видели в общежитии на улице Грозина. Надеюсь, вы не станете отрицать, что она принадлежит вам? Лицо Савиной как-то вдруг ожило, даже слегка порозовело, в глазах вспыхнуло злорадство. — Та-к!.. Провели обыск! Не предъявив ордера! — и адвокату: — Как вам это нравится, Аркадий Львович? Адвокат неодобрительно покачал головой и сделал у себя в бумагах пометку и поднял на следователя вопросительный взгляд: — Представитель жилуправления присутствовал при обыске? — Да, — сказал Брянцев. — С протоколом обыска вы будете ознакомлены в свое время. — и спросил у Савиной: — Вы признаете, что это ваша шубка? — Ну, и что? — гневно бросила ему Савина. — Моя! Ну, и что? Я ходила в ней вчера вечером на свидание. Ну, и что? Полагаете, что таскаться по общежитиям в такой шубе неприлично? А по мне так в самый раз! Нет у вас против меня ничего, нет! И не может ничего быть! — в бешенстве она выхватила шубку у Брянцева и швырнула ему под ноги, после чего опустилась на табурет, закрыла лицо согнутой в локте рукой и расплакалась навзрыд. Брянцев поднял шубку и передал Филиппу: — Приобщи к вещественным доказательствам. * * * На улице он подождал опера. Прежде чем расстаться, немного постояли на углу. — Значит, завтра проведем очную ставку Миронова с его ясноглазой возлюбленной, — сказал Брянцев. — А сегодня вечером я сочиню сценарий и утречком распределим роли, так что попрошу прийти пораньше. — Себе, уж конечно, выберешь главную роль, а мне «шаги за сценой», так? — шутливо проворчал Филипп. — Одним умным человеком было сказано: неважно, какая роль, большая или маленькая, важен результат, — ответил Брянцев, пряча в усах усмешку. — И какого результата ты ждешь, интересно? У меня такое чувство, что наша возлюбленная и не думает раскалываться. А без этого нам ее вины не доказать, и она это знает, а если еще не знает, то адвокат ее просветит. Пока что мы топчемся с тобой на месте… — Главное, мы с тобой не сомневаемся в ее виновности. — Осталось всего ничего: убедить в этом суд. — И найти орудие убийства, — добавил Брянцев. — Если папаша Иконников уже не превратил его в кучку металлической стружки. — Вполне возможно, — согласился Брянцев и посмотрел на опера укоризненно: — На что же ты рассчитывал, когда втягивал меня в это бесперспективное дело? — Ты считаешь его бесперспективным? — спросил Филипп. — Я? Ни в коем случае! Я считаю, что надо надеяться даже тогда… — Ну, ты меня успокоил, — сказал Филипп. 41. Очная ставка