Так они шли довольно долго. Они миновали помещения средних размеров, затем большие галереи, где добывали камень. Кое-где стены были гладкими и совершенно прямыми, словно их вырезали бритвой, а в других местах возникало ощущение, будто стены вычерпывали ложкой. Попадались старые ржавые инструменты: зубила, куски пил, деревянные рукоятки, истертые и отполированные до блеска руками давно умерших ремесленников. В иных местах на каменном полу встречались следы от колес тачек. Тут же валялись ломаные тачки и заржавленные ступицы. Это был город под городом. Ржавые орудия и колеса свидетельствовали об обширных работах, некогда проводившихся в каменоломнях. Иногда коридоры разветвлялись или появлялись лестницы, грубые ступени которых уходили вверх. Иногда они были завалены камнями. В одном месте мальчики вышли к развилке – оттуда, подобно лучам звезды, расходилось шесть коридоров. Ребята решили и дальше идти прямо. – Если не будем никуда сворачивать, не заблудимся, – сказал Мусса. Время от времени они ненадолго останавливались. В одну из таких остановок они услышали отдаленный шум воды, но найти подземную реку не смогли. Были и другие звуки, непонятные и усиленные ребячьим воображением в тысячу раз. Зрение тоже показывало им разные фокусы. Стоило взглянуть на фонарь, как потом в темноте появлялись дрожащие огоньки, имевшие различные очертания. В темноте им виделись чьи-то головы и тела, пауки, которых боялся Мусса, и демоны Поля. Оба инстинктивно зажмуривались, однако видения не пропадали. Ребята шагали рядом, стараясь постоянно касаться друг друга плечом. Постепенно они привыкли к особенностям подземелья, хотя их шаги были быстрее обычных. А потом на их пути возникла лестница, совсем не похожая на ту, что вела из собора в подземелье. Это была даже не совсем лестница, но чувствовалось, что она куда-то ведет. Поначалу подъем не вызывал трудностей, но затем им пришлось передавать друг другу фонарь, чтобы самим подняться еще чуть-чуть. Ступени становились все круче, а расстояние между ними – все больше. Они успели забраться достаточно высоко, но путь вдруг преградила каменная стена. Поль чувствовал, что с него хватит. – Давай возвращаться, – сказал он, когда они спустились. – Ловушки, наверное, уже полны. – Пройдем еще немного, – тоном, не терпящим возражений, ответил Мусса, и они двинулись дальше. Коридор вывел их в помещение с щербатым полом, имевшим уклон. Пришлось замедлить шаг. Поль обо что-то споткнулся и упал. Предмет, о который он споткнулся, откатился чуть в сторону. Чем-то этот предмет был похож на легкий камень. – Что это было? Мусса приподнял фонарь, высвечивая пол. Поначалу ребята не могли понять, обо что же споткнулся Поль. Но затем Мусса испуганно вскрикнул. Это был человеческий череп, скалящийся на них со своего ложа из мягкой пыли. Мальчишки в панике озирались по сторонам – нет ли здесь других частей тела или убийц с длинными бесшумными кинжалами и налитыми кровью глазами. Однако ничего подобного здесь не было. Ни души, никаких валяющихся рук, ног и ребер. Только этот одинокий череп на грязном пыльном полу. Мусса приблизился к нему. – Не трогай! – зашипел Поль. – А почему? Подумаешь, старый череп. Мусса осторожно поддел его носком сапога. Череп перевернулся. Ребята проворно отскочили. Череп искоса поглядывал на них. Убедившись, что череп движется, только если его пнуть, Мусса успокоился, присел на корточки и пододвинул к себе фонарь. Свет отбрасывал глубокие тени. Одна глазница позволяла заглянуть внутрь черепа, где было пусто. По макушке, там, где соединялись черепные кости, тянулись маленькие зигзагообразные линии. На месте носа была зияющая дыра, зато сохранились зубы. И выражение у черепа было забавное и вполне дружелюбное. Мусса решил, что находка не причинит им вреда. Поставив фонарь на пол, он осторожно взял череп в руки. Тот оказался сухим и более легким, чем представлялось Муссе. В мозгу ненадолго всплыл вопрос: а не совершает ли он грех самим прикосновением к черепу? Дурачиться с тем, что давным-давно было чьей-то головой, – наверное, это граничило с грехом. Повертев череп в руках, Мусса пришел к выводу: он ничем не отличается от куска старой коровьей кости. Человек, которому принадлежал череп, жил очень давно. Наверное, и католиком-то не был. – Я возьму череп с собой, – объявил Мусса. – Мы раздобудем ему шляпу и поселим в замке на дереве. И назовем его Наполеоном Следующим. Поль приблизился. Первоначальная оторопь растаяла под напором любопытства. Только имя, выбранное Муссой, ему не понравилось. Луи-Наполеон причинил стране немало бед. – А как насчет имени Фриц? Можем говорить, что это был пруссак, которого мы убили. Мусса захихикал. Отличное предложение. – Trés bien. – Он поднял череп на уровень глаз. – Fritz, je m’apelle Moussa, et voilà Paul[51][Очень хорошо. Фриц, меня зовут Мусса, а это Поль (фр.).]. Мусса учтиво поклонился черепу в пояс, повертел Фрица в руках и слегка подбросил вверх. Фриц улыбался. Поль подумал, что идея Муссы отправиться на разведку оказалась совсем неплохой. Внимание ребят снова сосредоточилось на проходе. Близился вечер, им надо было поторапливаться. Вскоре коридор снова расширился и вывел их в громадную пещеру. Должно быть, когда-то здесь находился склад, куда свозили весь добываемый камень. О величине пещеры приходилось судить по эху, ибо свет фонаря не достигал ни потолка, ни противоположной стены. Неподалеку обнаружилась еще одна грубая крутая лестница. Куски старых веревок были сплетены в толстые косы, которые каскадом спускались вниз, словно водопад. Они все еще крепились к иссохшим кожаным стропам от старых каменных сбруй. Размеры пещеры и веревки подсказывали: когда-то отсюда поднимали камень на поверхность. Мусса опустил фонарь и стал ждать, когда глаза привыкнут к темноте. – Гляди-ка! – воскликнул он. – Свет! Сначала Поль ничего не увидел, но вскоре разглядел рассеянный свет, едва выхватывавший из темноты верхние части стен. Ребята оставили Фрица рядом с фонарем и стали подниматься. Обоим не терпелось увидеть, куда же их приведет этот тайный коридор. Веревки облегчали и ускоряли подъем. Поднявшись на приличную высоту, Мусса и Поль услышали металлический лязг. Они замерли, обратившись в слух и едва осмеливаясь дышать. Лязг повторился. За ним последовали другие звуки, тихие, непонятного происхождения. А потом они услышали мужской голос. Слов было не разобрать. Кто-то говорил и смеялся. Мальчишки переглянулись и осторожно, изо всех сил стараясь не поднимать шума, полезли дальше. Подъем стал еще легче, расстояние между ступеньками уменьшилось. Толстый слой пыли гасил шаги. Голос сделался отчетливее. Потом они услышали и другие голоса. Всего там было человека четыре или пять. Судя по яркости света, до поверхности – рукой подать. Мусса положил руку Полю на плечо. Они остановились. У Муссы мелькнула догадка… Так оно и есть. Он знал, что́ слышит, знал столь же уверенно, как и свое имя. Взглянув на Поля, Мусса убедился: они оба знали. Люди говорили по-немецки. Ребята осторожно преодолели последние ступени, замирая на каждой, затем двигались дальше, стараясь не задевать за камни и не поднимать пыль. Ступени делались все ниже, пока не превратились в пандус. Вот она, поверхность. Мусса высунул голову и огляделся. Пандус вывел их в нишу размером с большую гостиную. Здесь было пусто. Две стены из природного камня, третья, со стороны которой лился свет, была сложена из каменных блоков и имела высоту почти двадцать футов. Крупные блоки лежали в основании; чем выше, тем их размер становился меньше. Дневной свет проникал сквозь дыры в стене. Кто-то еще давно заложил вход в каменоломню. Ребята находились на внутренней половине. Голоса доносились с внешней. Убедившись, что пруссаки их не увидят, Мусса подал знак Полю, и оба вылезли в нишу. Замерли, желая убедиться, что их никто не услышал. Разговор не прерывался. Пахло дымом костра и запахами готовящейся еды. У ребят волосы встали дыбом. Они на четвереньках подползли к каменной стене и заглянули в одну из дырок. С другой стороны возле небольшого костра расположились шестеро прусских солдат. Они сидели под каменным навесом, напоминавшим пещеру. Вот он, выход из старой каменоломни. Разувшись, солдаты смеялись и курили. Они пили что-то горячительное прямо из бутылки, передавая ее по кругу. Двое играли в карты. Еще один следил за жестяным котелком, пристроенным на камнях под разведенным костром. Вполне мирная картина. Солдаты нашли уютное пристанище, укрылись от холодного осеннего ветра, на время забыв про осаду. После нескольких минут молчаливого наблюдения до ребят начала доходить вся чрезвычайность обстоятельств, в которых они очутились. Они находились в одной пещере с прусскими солдатами. С прусскими! Когда первоначальный шок прошел и мальчики немного освоились в новой обстановке, Поль стал пристально всматриваться в лица тех солдат, кто сидел к стене лицом. До этого он вообще не видел пруссаков, не говоря уже о том, чтобы так близко. К его удивлению, они ни обликом, ни поведением не отличались от обычных людей. Он никак не ожидал, что они окажутся такими… нормальными на вид. Один солдат был пожилым, седовласым, с добрыми глазами. Старик курил трубку. Поль вспомнил портрет своего прадеда. Второй пруссак был совсем молодым, с румяными мальчишескими щеками. Он-то и занимался едой. По возрасту он годился старику во внуки. Однако Поль не позволил себе обмануться простым обликом пруссаков. Он знал, что они способны на всякие хитрости. У костра сидели люди, частично повинные в том, что случилось с его отцом. Это они принесли войну на французскую землю и почти разрушили Францию. Это они душили его город в осаде, намереваясь уморить жителей голодом, а потом дотла разорить Париж. Поль слышал разговоры на улицах. Говорили, что пруссаки едят младенцев и насилуют женщин. Он не знал значение слова «насиловать», но оно звучало отвратительно и было совершенно прусским. «Нет, – сказал себе Поль, – как бы эти пруссаки ни изображали обычных людей, их лица – лица зла». Пока внутри Поля бурлила и копилась ненависть, Мусса смотрел на окружающую местность, пытаясь определить, куда они попали. Полоса обзора ограничивалась входом в пещеру. Поблизости не было никаких узнаваемых ориентиров. Единственная подсказка исходила от солнца. Судя по положению светила, Мусса смотрел в южном направлении. В поле зрения попадал длинный пологий склон холма. Вдали виднелись крыши крестьянских домиков, стоящих среди деревьев. Сильный ветер постоянно менял направление дыма, поднимавшегося из их труб. Еще дальше просматривалась дорога. Этих ориентиров было недостаточно. Такую местность встретишь где угодно. Одно он знал наверняка: под городом существует разветвленная сеть туннелей, которые тянутся на многие мили. Из церковного подвала они с Полем добрались до вражеских позиций, опоясывающих Париж. Взглянув на Поля, Мусса увидел, что тот весь напрягся. Мусса потянул двоюродного брата за рукав и жестом показал: пора уходить. Ему не хотелось играть с прусскими солдатами. Чем дольше они с Полем здесь находятся, тем больше вероятность, что пруссаки их обнаружат. При воспоминании о том, как они едва не попали в руки французских солдат, у Муссы и сейчас начинало крутить живот. Надо возвращаться. Он думал, что Поль сам готов поскорее убраться отсюда, но тот упрямо замотал головой и указал на задние карманы брюк Муссы. Недоумевая, Мусса обернулся. Из одного кармана торчала рукоятка рогатки, из другого выпирал мешочек с камнями. Мусса побледнел. Неужели Поль всерьез думает стрелять из рогатки по полудюжине прусских солдат? Мусса сердито покачал головой и повернулся, чтобы отползти к спуску. Поль схватил его за рукав и почти впритык притянул к себе: – Если сам не сделаешь, тогда я! – Чего не сделаю? Merde, это же рогатка, а не пистолет! – Нужно подбить хотя бы одного из них! – Ты спятил! – А ты трус. Это слово ударило Муссу наотмашь. Он не понимал, какой бес вселился в его двоюродного брата. Лицо Поля сделалось красным, глаза смотрели с предельной серьезностью. Никогда еще Поль не называл его трусом. Мусса был и выше его, и смелее, всегда выступал заводилой. Обычно Муссу не требовалось убеждать, хотя сейчас он считал более благоразумным забрать Фрица и уйти, тогда как Поль собирался атаковать пехотинцев Бисмарка. Мусса не хотел признаваться в своих ощущениях, появившихся, когда он смотрел через дырку в стене. Увидев прусских солдат вблизи, он испытал смертельный страх, но ни за что не позволит Полю думать, будто он, Мусса, струсил. – Я не трус, и ты это знаешь, – прошипел он. – Тогда сделай! – Чего ты от меня хочешь? – Выстрели одному из них в глаз, – шепотом ответил Поль. – Выстрелить одному из них в глаз и только? – Да. – Поль энергично закивал. – Этого хватит. Тогда пруссак уберется восвояси. Мусса досадливо огляделся по сторонам. Давать рогатку Полю нельзя. Оба знали: Поль – стрелок никудышный. Провалит свою же затею, а потом пруссаки их схватят. Мусса снова посмотрел на стену. Она способна надолго их защитить, даже если пруссаки решат устроить погоню. Для этого врагам придется сделать пролом в стене, а они с Полем будут уже далеко. И тем не менее даже Муссе затея казалась безумной. Но выбор у него невелик. Поль был настроен решительно; более того, дело теперь касалось чести Муссы. Наконец Мусса уступил: – Ладно. Только один выстрел. Если я промахнусь, мы все равно отсюда смываемся. – Хорошо, – согласился Поль. – Только не промахивайся. Они вновь подползли к стене. Их колени чертили борозды в толстом слое пыли, покрывавшей пол каменоломни. Мусса выудил из кармана рогатку и достал из мешочка несколько камней. Для выстрела он выбрал розовый кварц с зазубренными краями. «Этот точно оставит пруссака без глаза», – подумал он. Мусса вложил камень в кожеток и стал двигать пальцами. Для успешного выстрела требовалось, чтобы пальцы сжимали бо́льшую часть камня. Мусса проделывал это тысячу раз ощупью, однако сейчас осмотрел кожеток, чтобы быть абсолютно уверенным. Довольный положением камня, он встал и уперся локтями в стену. В дыру он видел головы двух солдат. Мусса сместился влево, выискивая дырку пошире. Он был благодарен сильным порывам осеннего ветра, дующего снаружи. Ветер раскачивал и гнул ветки окрестных деревьев. Отлично. Такой шум поглотит все звуки его стрельбы. Целью он выбрал солдата с мальчишеским лицом. От волнения Мусса покраснел. Сейчас он выстрелит по врагу. Мусса медленно оттянул кожеток, пока тот не оказался возле его уха. Так далеко он еще не оттягивал его, ибо это грозило обрывом резины. Мусса прищурился и передвинул рогатку, чтобы лицо солдата оказалось между рогульками. Он тщательно оценил расстояние до цели, немного приподнял руку, затем немного опустил, пока не убедился, что позиция выбрана правильно и глаз противника находится на одном уровне с его собственными. Пруссак сидел на камне, привалившись спиной к стене. Его профиль был виден Муссе целиком. В одной руке солдат держал большую ложку и отстраненно смотрел на котелок, витая в своих мыслях. Наконец Мусса подготовился. Он сглотнул, задержал дыхание и отпустил кожеток рогатки. Камень пролетел сквозь дыру в стене и нашел цель, ударив солдата в скулу чуть ниже правого глаза. Ошеломленный пруссак поднес руку к лицу и вскочил на ноги. Ложка выпала из пальцев и застучала по камням. – Gott im Himmel! – в ярости взревел пруссак, у которого из раны на скуле хлынула кровь. – В меня стреляли! Обернувшись, он на нетвердых ногах побрел к выходу из пещеры. Его сослуживцы повскакали с мест, хватая оружие и шлемы. Увидев окровавленную щеку пруссака, Мусса с Полем пригнули головы и на четвереньках поползли к пандусу. Перемахнув через край, они помчались под защиту темных глубин каменоломни и были таковы. А у входа в пещеру раненый солдат приплясывал и выл от боли. Кожа на щеке висела лоскутом. Остальные пруссаки недоуменно озирались вокруг. Никаких выстрелов, никаких звуков атаки. Камешка никто из них не видел. Солдаты не слышали, как тот упал вниз, затерявшись среди десятков похожих. Все смотрели на вход в пещеру, хотя камень прилетел с противоположной стороны. Никто толком не понимал, что́ они ищут. Склон холма был пуст. Тогда пруссаки задрали головы – не прилетело ли это с потолка. И там ничего. Оставалось лишь таращить глаза и пожимать плечами. Один солдат обошел пещеру по периметру и остановился у стены, сложенной из камней. Забравшись на тот, что покрупнее, он прильнул к дырке. Однако свет шел у солдата из-за спины, и потому он не смог что-либо разглядеть в пустоте по другую сторону. «Nichts», – подумал пруссак. Ничего там нет. Он соскочил с камня. Старик осмотрел рану на щеке молодого солдата. – Это не пулевое ранение, – сказал он. – Хватит скулить! Твой глаз не пострадал. Наверное, сам себе заехал ручкой ложки. Парень вновь застонал. Остальные посмеялись и, успокоившись, вновь расселись вокруг костра. Мусса и Поль ничего этого не слышали. Они улепетывали так, словно вся прусская армия наступала им на пятки, и чуть ли не кувырком неслись вниз по крутой лестнице, ударяясь, царапая руки и отчаянно желая поскорее оказаться в коридоре, который приведет их в безопасное подземелье под собором Сен-Поль. Они цеплялись за веревки, обдирая в этом безумном спуске локти и коленки. Попутно прислушивались, ожидая услышать шаги, крики, выстрелы из винтовок и пушек, однако не слышали ничего, кроме собственных звуков. У самого низа лестницы Поль споткнулся и с криком упал на живот. Загремело стекло фонаря. Ребята обмерли от ужаса: теперь их наверняка услышат. Поль встал и потянулся к фонарю. К счастью, тот не пострадал. Мусса зажал Фрица под мышкой, словно мяч, и мальчишки помчались со скоростью, диктуемой их неярким источником света. Этот темп они выдерживали двадцать минут подряд, не сбавляя шага. Естественно, ни о каком бесшумном передвижении не могло быть и речи. Но никто за ними не гнался. С каждой минутой они все сильнее в этом убеждались, и страх начал сменяться ликованием. Теперь их точно не поймают. – Ты его видел? Видел? – спросил Мусса, когда они остановились, чтобы перевести дух. Они тихо засмеялись. Грудь каждого тяжело вздымалась от быстрого бега, худенькие тела дрожали от страха вперемешку с радостью. Оба забыли про обвинение в трусости и напряжение, охватившее их в пещере. Все растаяло, кроме воспоминания о кусочке розового кварца, вылетевшего из дырки и попавшего в цель. Им не почудилось. Они ранили врага. Они видели его кровь. – Ты в него попал! Прямо в глаз! – восторженно вопил Поль. Его переполняла гордость. Никогда еще он не был так счастлив. Он сознавал, что совершил смелый поступок, точнее, заставил Муссу, но результат от этого не менялся. Ведь именно так и поступали офицеры: разрабатывали стратегию, а потом приказывали солдатам осуществить их замысел. При этом основная часть заслуг доставалась им. Поль был готов поделиться заслугами, поскольку знал: часть заслуг законно принадлежит ему. Почти всю жизнь он чего-то боялся, причем зачастую каких-то пустяков, и отчаянно хотел совершать смелые поступки, которые с такой легкостью совершал Мусса, но в последний момент всегда отступал или же делал, а сам ежился от страха. Однако сегодня все прошло по-другому, и Поль это знал. Сегодня было как в раннем детстве, когда на них напал кабан и они не успели испугаться. Поль чувствовал себя сильным, дерзким и совершенно неуязвимым. Некоторое время они еще прислушивались, а когда полностью убедились, что никто за ними не гонится, расслабились и неторопливо зашагали по коридору. Поль и Мусса по очереди рассказывали Фрицу о своем сражении с пруссаками. Поль с уверенностью заявлял, что глаз у солдата выскочил и покатился по полу, словно металлический шарик. Мусса добавил: этот солдат, наверное, скоро умрет от полученной раны, если уже не умер. Фриц внимательно слушал, понимающе улыбался и не спорил с утверждениями ребят. Потом заговорили о том, стоит ли кому-нибудь рассказывать о нападении на пруссака. Мальчишечья интуиция подсказывала: никто из взрослых не разделит их энтузиазма. Пожалуй, Гаскон поймет и даже втайне одобрит их поступок, поздравив с успехом, а потом схватится за палку. Посовещавшись, оба решили, что события этого дня будет благоразумнее добавить к длинному списку их секретов. Вернувшись в подземные охотничьи угодья под собором, ребята с радостью увидели, что их затея с ловлей крыс удалась. Шум, поднятый пленницами, они услышали еще на подходе. Крысы неистово царапали когтями стенки жестяных ловушек. Тусклый свет фонаря осветил ловушки, переполненные грызунами. Десятки глаз взирали на мальчишек со злобой и страхом. Осторожно, чтобы длинные и острые зубы не впились им в пальцы, ребята стали вытаскивать крыс за хвосты и кидать в мешки. Полностью набив грызунами оба мешка, Поль и Мусса взвалили добычу на плечи и поднялись наверх. Мешки оказались тяжелыми; ребята едва их волокли. По дороге Мусса заглянул в кладовку и достал тряпку, в которую завернул Фрица, после чего они вышли наружу. Близился вечер. На улице сильно похолодало. Курток у мальчишек не было. Они шли, ежась от холода. Крысы в мешках затеяли отчаянную возню, пищали и пихались. Все это, а также крысиные зубы и когти, иногда продиравшиеся сквозь рогожу, вынуждали идти медленнее. Прохожие с изумлением и отвращением смотрели на двух сорванцов. До площади у Отель-де-Виля Мусса и Поль добрались уже в сумерках, когда торговец собирался уходить. Он не сразу их узнал – после странствий по подземельям и охоты оба были перепачканы в крови, а одежда покрылась дырками. – Мы принесли вам крыс, – гордо сообщил Поль. Теперь торговец вспомнил: – А-а, благородные крысоловы.