Капитан Массон отставил жестяную кружку. Какое-то время он рассеянно следил за бликами солнца на верблюжьих шеях, затем вновь взялся за кружку. Мысли его были далеко. Он вспоминал прекрасные, прохладные вечера в Париже. И вдруг что-то нарушило это дремотное состояние. Какое-то тревожное ощущение. В затылке появилось тепло и покалывание, словно его слегка тронули за волосы. Это чувство охватывало его не впервые, но определить источник ему не удавалось. Тогда он торопливо огляделся по сторонам. Подполковник, занятый разговором с доктором Гиаром и инженерами Беринже и Рошем, пил чай, вместе с другими ожидая, когда шамба закончат свою утомительную работу. Разморенные солнцем стрелки разбились на кучки и тихо беседовали между собой, опираясь на винтовки. Реми Кавур с остальными находились наверху, за гребнем, следя за тянущейся цепью верблюдов. Кажется, это были последние из еще не напоенных животных. Массон задержался взглядом на фигуре Реми. Сержант стоял, не выказывая признаков беспокойства. Верблюды тоже вели себя спокойно, а красные мунии продолжали резвиться. Капитан мысленно пожал плечами и снова погрузился в полудрему, нарушаемую лязгом ведер и плеском воды. Двигаясь за последними верблюдами, Реми Кавур поднялся по склону холма. Он шел пешком, ведя за собой своего верблюда. Миновав гребень, он взглянул вниз. Его глаза повсюду натыкались на верблюдов, пьющих воду, просто стоящих или опустившихся на четвереньки, как это умеют делать только верблюды. Он поймал взгляд капитана Массона; взглянув на него, капитан тут же отвернулся. Зной донимал, но в остальном место было вполне спокойным. Потом Реми увидел, как туареги куда-то повели напившихся лошадей. Лошади пытались задержаться и пощипать скудную траву, однако проводники дергали их за поводья, не давая остановиться. Это показалось сержанту странным. Он перевел взгляд на змеящийся спуск, который тянулся по крутому склону. Сплошные камни. Как же ему сейчас не хватало лошади! Эти несчастные верблюды умели с неуклюжей грациозностью передвигаться по песчаным равнинам, однако на пересеченной местности вся грациозность исчезала. Оставалась одна неуклюжесть. Верблюд, которого вел Реми, перебирался через крупный камень, когда взгляд сержанта зацепился за что-то движущееся внизу по левую руку от него. Это был туарег-проводник на верблюде и двигался он туда же, где недавно скрылись его соплеменники вместе с лошадьми. Нагромождения валунов загораживали обзор всей западной части долины. «Неужели там проход? – подумал Реми. – Они что же, украли лошадей и бросают нас здесь?» Он сложил руки рупором и крикнул. Проводник обернулся через плечо и лишь сильнее пришпорил верблюда. Что же делать? Ошеломленный таким поворотом событий, Реми сдернул с плеча винтовку, потом взглянул на офицеров внизу. Те ничего не видели из-за верблюдов, толпящихся вокруг колодца. Стрелки – эти чертовы дурни! – вообще стояли спиной. Похоже, кроме туарега, его крик не услышал никто. Реми вскинул винтовку. Один из инженеров рассказывал анекдот. Доктор Гиар улыбался и делал вид, что слушает. Его внимание было поглощено сражением с собственным кишечником. Вот уже несколько дней Гиара мучили судороги. Конечно же, всему причиной вода, которую он, опытный врач, выпил некипяченой. Вот тебе и заслуженное наказание. Чай не принес ему никакого облегчения. Гиар поморщился. Надо бы уединиться за валуном и опорожнить желудок. Доктор сидел, подтянув колени к груди, чтобы хоть как-то уменьшить спазмы. Кружку он держал вровень с коленями. Он наклонился, чтобы поставить кружку на землю и затем встать. И вдруг кружка взорвалась у него в руках, а ее куски полетели ему в грудь. Гиар повалился на спину. Он ничего не услышал, совсем ничего. Возникло ощущение, будто его доской ударили в грудь. Кому и зачем это понадобилось, он понятия не имел, равно как не понимал, что за чертовщина приключилась с его кружкой. Поль находился где-то посередине между временным лагерем и колодцем. Он дважды спускался вниз и поднимался обратно. Туарег не преувеличил: добираться сюда было нелегко, но верблюд Поля оказался выносливее остальных животных и двигался уверенно, хотя и медленно. Недотепа носился повсюду, наслаждаясь свободой. Пес исследовал естественные пещеры, что-то вынюхивал и бегал среди камней. При каждом удобном случае он норовил проскочить между ног хозяйского верблюда. Однажды, не выдержав, верблюд лягнул пса, но полученный урок ничему не научил Недотепу. Он просто стал бегать еще быстрее. Поль остановился, чтобы поговорить с Эль-Мадани. Тот вместе с четырьмя стрелками нашел себе удобное место, откуда можно было наблюдать за тропой. Полю нравился этот немолодой, умудренный жизнью человек. Эль-Мадани было около пятидесяти. Двадцать лет он провел на французской службе и знал множество историй о жизни в пустыне и о прежних днях в Акабли. Из всех алжирцев только он приветливо относился к Недотепе. У сержанта были добрые карие глаза. Поначалу он постоянно улыбался, но с недавнего времени перестал. – À votre santé, Lieutenant[66][Здесь: Доброго здравия, лейтенант (фр.).]. – И тебе тоже, Мадани… Что-то не так? – Да вроде ничего, но мне не верится, – проворчал сержант, всматриваясь в окрестности. – Какое-то нехорошее ощущение. День уж больно тихий. – Я думал, ты порадуешься тишине, – засмеялся Поль. – Порадуюсь, когда эти горы превратятся в воспоминания, – сказал Мадани. – Туареги – коварные сыны шлюх. Доверять можно только тем, кто лежит в могилах. В Акабли они частенько торговали краденым, убив прежних владельцев. А грабили они целые караваны. Потом приходили другие караваны и покупали у туарегов. Еще через какое-то время все те же товары вновь появлялись в Акабли и опять у туарегов. – Он покачал головой. – А в тех караванах люди держались вместе и не разделялись, как в нашем. – Эль-Мадани плюнул и продолжил наблюдение. – Пока все у нас идет без приключений. – А вот и нет. Взгляните-ка туда. – Эль-Мадани махнул в южном направлении. Оттуда во весь опор двигался всадник на верблюде, сопровождаемый собаками экспедиции. Это был проводник, оставшийся в основном лагере. – Что это он затеял? – удивился Поль. – Ни один туарег просто так не помчится по жаре, – сказал Мадани. – Он удирает от нас. – Похоже, ты прав. Нужно срочно сообщить подполковнику. Оба развернули верблюдов. В это время из-за скал выскочил Недотепа. В зубах у пса была зажата ящерица, хвост которой раскачивался, словно язык. – Недотепа, в сумку! Пес остановился и умоляюще заскулил. – В сумку! – резко повторил Поль, верблюд которого уже начал спуск. Недотепа бросил ящерицу, подбежал к верблюду и, выбрав нужный момент, подпрыгнул. Они с Полем хорошо освоили этот маневр. Поль одной рукой поймал пса за передние лапы и, воспользовавшись инерцией собачьего прыжка, поднял Недотепу, развернул и засунул в сумку. Пес принял привычную позу, положил голову между лапами и угрюмо проводил взглядом удалявшуюся ящерицу. Проехав еще какое-то время, Поль услышал крики и звук, похожий на гул отдаленного грома. Махди улыбнулся. Его винтовка была самой новой. Он специально упражнялся в стрельбе, однако сознавал, что на самом деле ему просто повезло. Честь начать расправу с экспедицией Аттиси предоставил ему. Алжирские стрелки находились ближе всего. Они переминались с ноги на ногу, опираясь на свои винтовки. Но алжирцы были единоверцами. Поэтому Махди выбрал одного из неверных, пьющего чай. Жестяная кружка послужила отличной мишенью. Неверный удачно держал ее: солнечный луч, игравший на круглой стенке, сам указывал направление прицела. Махди улыбнулся в складки своего тагельмуста и нажал на спусковой крючок. Доктор Гиар опрокинулся назад, отчего пуля попала не в грудину, а прямо в сердце. Крови было мало, поскольку остановившееся сердце уже не могло перекачивать кровь. Руки оказались у него за спиной, ноги нелепо торчали в разные стороны. Погасшие глаза смотрели в небо, а на лице застыло изумление. После выстрела Махди тишину долины нарушили еще два десятка выстрелов и пронзительные крики сотни туарегских воинов, устремившихся к колодцу с западной стороны. Громко стучали копыта их верблюдов, а с места стоянки, надежно укрытого на гребне, вниз неслись ритмичные звуки тобола, барабана войны. Каждый звук уже сам по себе был устрашающим, но вместе с другими они создавали звучащую стену ужаса, усиливаемую окрестными скалами. Увидев рухнувшего доктора, подполковник Флаттерс и капитан Массон отреагировали мгновенно. Их богатый боевой опыт и воинский инстинкт подавили более естественную склонность тела оцепенеть от жутких звуков атаки туарегов. Оба распластались на земле, откатившись от убитого Гиара, схватили свои винтовки и начали с колена стрелять по воющей синей орде, несущейся навстречу. Оба искали глазами лошадей, чтобы стрелять из седла и иметь возможность передвигаться, но лошади куда-то пропали. Значит, придется сражаться на земле, держась спиной к колодцу. В их руках чувствовалась уверенность, движения были точными, каждый выстрел попадал в цель. Но туареги превосходили численностью и напирали, двигаясь наперекор яростному огню французов. С какой бы скоростью ни стреляли офицеры, туареги приближались еще быстрее. Французские пули косили людей и верблюдов. Возникшие заторы мешали тем, кто двигался сзади. Туареги спрыгивали с верблюдов и пробивались сквозь месиво тел и туш, атакуя французов. А те продолжали стрелять, не останавливаясь ни на мгновение. В какой-то момент у подполковника закончились патроны. Запас находился в сумке на ремне. Он полез туда и яростно дернул металлическую защелку. Драгоценное время было упущено. Прорвавшись сквозь груду тел, на него набросился туарег, неистово размахивая копьем, пока острие не пробило Флаттерсу плечо. Боли он не почувствовал, только тяжелый удар, после которого выронил винтовку. Подполковник споткнулся о валявшиеся тела, но устоял на ногах и здоровой рукой потянулся за саблей. Выхватив саблю, Флаттерс парировал несколько ударов копьеносца, нанеся свой, оказавшийся смертельным. Туарег упал, однако на его месте появился другой, потом еще. Они навалились на подполковника. Сверкнув на солнце, лезвие тяжелого туарегского меча перерезало Флаттерсу горло. С момента убийства доктора прошло менее трех минут. У капитана Массона тоже закончились патроны. Тогда он вытащил пистолет и стал стрелять в упор по наседающим туарегам. Перед ним вырос целый холм из мертвых тел, но он знал, что обречен. Он видел, как упал сержант Деннери, как подмяли стрелков, находившихся рядом. Шамба у колодца полегли почти одновременно с Гиаром, попав под яростный туарегский залп. Однако Массон продолжал стрелять. У него не было времени целиться в прорези, оставленные тагельмустами, но и потребность в этом отпала. Капитан и так слышал их тяжелое дыхание, шелест одежд и, конечно же, их жуткие пронзительные крики. Туареги набросились на него. Меч вонзился ему в ключицу, располосовав грудь и оставив громадную зияющую дыру. Наступило оцепенение. Второй удар Массону нанесли сзади, повредив спину. Где именно – он не знал, поскольку боли не почувствовал, просто сильный рывок, а затем жуткий звук разрезаемых внутренностей. Капитан продолжал давить на спусковой крючок, вдыхая запахи крови и пороха. Потом он упал на что-то мягкое, ударившись головой о землю. Его взгляд скользнул мимо напирающих туарегов и нашел тамариски. Красных муний в листве деревьев уже не было. Реми выстрелил почти одновременно с Махди, опрокинув с верблюда убегавшего проводника. «Боже, скажи, что я поступил правильно!» – мысленно воззвал он. Через несколько секунд он услышал гул, увидел синий поток туарегских одежд, вырвавшийся из-за тех самых валунов, за которыми скрылись проводники с лошадьми, и все понял. Он выбрал небольшую ровную площадку и хотел было заставить своего верблюда опуститься на четвереньки, но от жутких звуков бойни, происходящей внизу, животное в испуге раздуло ноздри и не желало подчиняться. Верблюд натянул поводья и двинулся вверх по склону, увлекая за собой Реми, ноги которого почти уже оторвались от земли. Пытаясь сдержать упрямца, сержант услышал, как что-то резко звякнуло, ударившись в скалу у него за спиной. Все ясно: нужно соорудить укрытие. Достав из кобуры пистолет, Реми застрелил верблюда и отскочил, чтобы не придавило падающей тушей. Мертвый верблюд тяжело ударился о землю и стал сползать вниз, пока не уперся в выступ. В то же мгновение Реми притаился за тушей. Сержант расстегнул пряжку ремня, снял патронную сумку и бросил рядом с собой. Потом передернул затвор винтовки, повернулся в сторону долины и открыл огонь. Поначалу стрелять было легко. Большинство туарегов ворвались в долину на верблюдах и, естественно, выделялись на фоне одичавшей массы верблюдов экспедиции. Реми бил без промаха, сосредоточенно, удовлетворенно хмыкая при виде падающих живых мишеней и считая их: six, sept, huit[67][Шесть, семь, восемь (фр.).]. Он делал паузы, только чтобы взять очередную порцию патронов. Несколько туарегов заметили его и двинулись вверх по склону, но он легко, почти небрежно, перестрелял их. Он был один, однако занимал выгодную позицию. По его расчетам, он может удерживать свой плацдарм часами, до тех самых пор, пока все синие дьяволы не окажутся мертвы. В первые же секунды верблюды экспедиции, оказавшиеся в долине, обезумели от страха. Они ревели, брыкались и мчались, не разбирая дороги, убегая от чудовищных звуков эха и надвигающихся туарегских всадников. Спасения из этого ада не было. Верблюды сталкивались друг с другом; кто-то падал и ревел от боли, затоптанный сородичами. Трещали кости ломаемых ног. Один верблюд угодил задними ногами в колодец. Передние повисли в воздухе, а морда уперлась в каменную кромку с противоположной стороны. Положение было неустойчивым. Верблюд отчаянно сучил передними ногами, пытаясь найти опору и выбраться. Но в этот момент на него наскочил другой верблюд, сломал ему шею и столкнул в колодец. Бока и задние ноги несчастного задевали за неровные стенки колодца, пока мертвый верблюд с шумом не погрузился в воду. Второй, потерявший равновесие, отправился следом, оглашая воздух предсмертным ревом. Кто-то из верблюдов пытался вскарабкаться на почти отвесные склоны, ударяя ногами по камням. Все попытки кончались одинаково: верблюды теряли равновесие и скатывались обратно, сбивая тех, кто лез за ними. Верблюжьи тела сталкивались между собой, верблюжьи ноги переплетались чудовищным образом, и все это превращалось в золотистую лавину, состоящую из животной ярости и испуга. В одном месте она подмяла двоих стрелков, бьющих по туарегам, выбив у них винтовки и припечатав к земле. Поль первым достиг вершины гребня, увидев море смерти, бушевавшее в долине. Густое зловоние крови, пороха и пота заставило его содрогнуться. Ему хватило нескольких секунд, чтобы впитать в себя яркие цвета смерти и увидеть мертвых стрелков, офицеров и инженеров, синие молнии напиравших туарегов и столпотворение обезумевших от страха верблюдов. Он вполне представлял, как выглядела долина до его появления. Но он решительно не понимал происходящего сейчас. Причина была не в хаосе, не в зловонии и не в поражении, нанесенном экспедиции. Он не понимал того, что затеяли туареги, одержав победу. Когда они собрались вокруг тел убитых членов экспедиции, казалось, их жажда крови только возросла. Их жертвы были мертвы, и это не вызывало сомнений. Окровавленные тела валялись в неестественных позах, не подавая никаких признаков жизни. Однако по всему чувствовалось: настоящая расправа туарегов еще только начиналась. Они забирали у убитых винтовки, сабли, кольца и все мало-мальски ценное, попадавшееся под руку. Потом они сорвали с трупов одежду, сложили голые тела в кучу и начали колоть, рубить и резать, отсекая руки, ноги, головы и пальцы и превращая убитых в липкое кровавое месиво. Одежду туареги подожгли, но из-за обилия крови она горела плохо. И вдруг из потаенного места, недоступного глазам Поля, раздался звучный голос Тамрита аг Амеллаля. Поль не понимал слов, плывших над долиной и отражавшихся от амфитеатра стен. Туареги прекратили издеваться над мертвыми. Впрочем, по зловещей интонации можно было догадаться, о чем вещает туарегский главарь. Закончив, он повторил те же слова на арабском, адресуя свое послание не только туарегам, но и шамба. – А неверные будут ввергнуты в ад, дабы Аллах смог отделить грешников от праведников. Грешников он соберет по кускам в одну кучу и навечно обречет на пребывание в аду. Вот что ждет тех, кто потерпел поражение. И сказал Аллах: «Я же вселю ужас в сердца тех, которые не веруют. Рубите им головы и рубите им все пальцы…»[68][Коран, сура 8 «Аль-Анфаль» («Трофеи»), аят 12.] Поля начало тошнить. Он не мог остановиться. Он даже не мог повернуть голову в сторону. Все произошло слишком быстро, и то, что исторгал его желудок, покрывало шею мехари. Держась за живот, Поль подался вперед. Он сидел с закрытыми глазами, кашляя и давясь собственной блевотиной. На гребень поднялся Эль-Мадани с четырьмя алжирскими стрелками и увидел младшего лейтенанта, которого выворачивало, и сцену внизу. Сержант почувствовал внутри знакомый привкус желчи, но он умел сдерживать позывы, пока не минет опасность. Огонь почти прекратился. Стрелял один Реми, пристроившись за мертвым верблюдом. Его положение было безнадежным. Верблюд Эль-Мадани остановился. Сержант сдернул с плеча винтовку, но вдруг понял: своим выстрелом от лишь выдаст их местонахождение. Поэтому он не стал стрелять, жестом велев солдатам сделать то же самое. К Реми, оставшемуся без подкрепления, подбирались туарегские всадники. У него закончились патроны, но до этого он сумел уложить не менее двадцати туарегов. Схватив винтовку за дуло, он превратил ее в дубину. Для удобства сражения он взобрался на мертвого верблюда и сразу же был вынужден отражать атаку первого всадника. Реми пригнулся, увернувшись от туарегского копья, взмахнул винтовкой и нанес всаднику яростный удар снизу. Туарег покачнулся. Реми вцепился ему в грудь и сбросил с верблюда, потом снова взмахнул винтовкой, но в этот момент туареги обступили его со всех сторон. Услышав пронзительные крики туарегов, Поль поднял голову. Он видел, как Реми замахнулся винтовкой и… В следующее мгновение тяжелый туарегский меч отсек сержанту левую руку, и она, все еще сжимая винтовку, медленно взлетела вверх, унося с собой силу Реми. Описав длинную дугу, рука вместе с винтовкой упала на землю. Самого Реми ударили копьем в грудь. Инерция удара лишила его равновесия. Реми покачнулся. Туарег пронзил его насквозь и опрокинул на землю, где сержант и умер, пригвожденный копьем, словно насекомое булавкой. Синие воины окружили его, и отвратительный ритуал срывания одежды и издевательства над мертвым телом повторился. Рвотные судороги вновь сдавили Полю грудь. Он едва не выпал из седла. Эль-Мадани подъехал к нему, желая успокоить. Но слов, чтобы успокоить молодого парня, у него не находилось. Полю было стыдно, однако позывы на рвоту не позволяли даже шевельнуться. Он слышал, как Эль-Мадани почти шепотом произнес: – Les chameaux. Разум Поля не сразу отреагировал на это слово. Разум был поглощен увиденным, а тело пыталось очиститься, как умело. И вдруг до Поля дошло: «Верблюды!» Бойня возле колодца закончилась, но в основном лагере оставались люди, и все пешие. Без верблюдов погибнут и они. Туарегам даже не придется стрелять. Нужно собрать уцелевших верблюдов и вернуть их в лагерь. Эта мысль соперничала с новой серией рвотных позывов. Поль глубоко дышал, сосредоточившись на дыхании, затем выпрямился. Его лицо было мертвенно-бледным. К подбородку прилипли комки рвотной массы. Он вновь взглянул на долину. Уцелевшие верблюды разбрелись по всей долине, сбившись кучками. Да, животных еще можно собрать. Для этого нужно обойти место, где сражался Реми. У Поля появилась надежда. Он взглянул на Эль-Мадани. Тот внимательно рассматривал долину. – Ты останешься здесь, – прошептал старому стрелку Поль. – Мы пойдем сами. Он ожидал спора, но Эль-Мадани кивнул. Это дело требовало более молодых и выносливых ног. Здесь от сержанта будет больше толку. – Вам надо торопиться, – сказал Эль-Мадани. – Они уже начали. Он кивнул в сторону западного схода. Несколько туарегов выводили трофейных верблюдов. Поль соскочил на землю, взял винтовку и отдал короткие распоряжения стрелкам. Те быстро спешились, понимая неотложность действий. Без единого слова все пятеро стали спускаться по склону. Сделав несколько шагов, Поль вдруг остановился и, выругавшись, бросился к своему верблюду. Подбежав, он положил руку на сумку: – Недотепа, останешься здесь! Хозяйский приказ оказался ненужным. Шум и запахи убедили Недотепу, что сейчас лучше всего сидеть в сумке. Эль-Мадани спешился, достал патроны и осмотрелся вокруг, ища удобное место для наблюдения и стрельбы. Поль и четверо алжирских стрелков чуть ли не кубарем скатывались с каменистого склона, двигаясь с максимальной быстротой. Они успели обойти то место, где туареги издевались над телом Реми. Под бешеные вопли победителей все пятеро спустились в долину, исчезнув среди разбредшихся верблюдов. Поль и стрелки сгоняли животных, действовали на них криками, угрозами и уговорами, пытаясь собрать и вывести из долины. Поначалу им это не удавалось. После недавнего хаоса верблюды не знали, в какую сторону идти. Но к этому времени в долине стало значительно тише, и животные, более или менее успокоившись, начали откликаться. Стоило увести одного-двух верблюдов, остальные начинали двигаться следом. Поль находился у восточного края долины, уйдя дальше всех и действуя в одиночку. Причиной того был его спуск. Поль дал крюк, а не пошел напрямик, как остальные. Верблюды надежно заслоняли его от вражеских глаз, а он делал все, чтобы не выходить за пределы своего живого заслона. Собрав столько поводьев, сколько можно было удержать в одной руке, другой он сжимал винтовку. Сначала верблюдам от него доставалось, отчего один даже взбрыкнул. Потом Поль лишь слегка похлопывал прикладом по верблюжьим бокам, направляя животных то вправо, то влево, пока двое не побрели в нужном ему направлении. Потом к ним присоединились еще двое. Вскоре подтянулись и остальные верблюды. Привычное движение в стаде действовало на них успокаивающе. Вскоре Поля окружало полтора десятка верблюдов. К его удивлению, животные брели именно туда, куда требовалось ему. Он продолжал уговаривать их, слегка похлопывая по бокам и убеждая не останавливаться. Поль то и дело приседал на корточки, чтобы взглянуть сквозь лес верблюжьих ног и сориентироваться. Сперва он не видел ничего, кроме ног и скал. В другой раз ему повезло больше, и он чуть не закричал от радости. Он заметил, что стрелки стали подниматься по склону холма, ведя с собой не менее полусотни верблюдов. Сверху их прикрывал Эль-Мадани. Самое приятное, что вокруг не было ни одного туарега. Поль уже разгибал спину, когда один из ведомых им верблюдов взбрыкнул, вырвав из руки все поводья. Верблюды остановились, с презрением глядя на неумелого погонщика, затем развернулись и двинулись в другом направлении. Выругавшись, Поль бросился за ними, стараясь говорить спокойно, чтобы не напугать животных. Наконец ему удалось поймать троих, но от поимки четвертого он был вынужден отказаться, поскольку его самого заметила группа туарегов, находившаяся метрах в сорока. Туареги побежали в его сторону. Это подхлестнуло Поля. Он спешно повел пойманных верблюдов туда, где находились остальные. Хорошо еще, они никуда не ушли, а просто стояли. И вновь Поль был вынужден заставить их двигаться в нужном направлении. Задача усложнялась тем, что верблюды быстро впадали в апатию, а ему еще требовалось следить за действиями «синих людей». Он вновь и вновь слышал ободряющие выстрелы винтовки Эль-Мадани, но не представлял, откуда они звучат. Он попытался сориентироваться, глядя вправо. Поля тревожило, что он больше не видит синих одеяний. А ведь туареги должны были бы уже настичь его. Он шел, пригибаясь к земле, осторожно подталкивая верблюдов, радуясь, что они дают ему прикрытие. Но они же загораживали ему обзор. Потом он услышал голоса и все понял. Собирая четвероногих упрямцев, он упустил драгоценное время. Туарегам удалось вывести его из-под прикрытия Эль-Мадани. Они двигались перед стадом, которое он гнал, а он и не замечал. Туареги повернули верблюдов туда, куда им было нужно, и теперь дожидались Поля, держа мечи наготове. Морщинистое, запыленное лицо Эль-Мадани расплылось в улыбке. Он прищурился и выстрелил. Хвала Аллаху, они почти исполнили задуманное! И туареги не смогли им помешать. Он уже видел ноги стрелков, гнавших верблюдов вверх по склону. Туареги перестали стрелять. Теперь стреляла только винтовка Эль-Мадани. Сержант сразу понял причину внезапной тишины и обрадовался. У туарегов закончились патроны как для их старинной рухляди, так и для винтовок Гра, отобранных у жертв бойни.