Белкасема прошиб пот. Он всматривался в лица сидевших, ища поддержки. Все смотрели на его сапоги. Как и остальные караванщики, он не носил ничего, кроме сандалий. У Белкасема задрожала челюсть. Глаза Эль-Мадани гневно сверкали. – Они… они мои, – запинаясь, пробормотал мясник. – Я… я их… – Врешь! – прогремел Эль-Мадани, и холодное дуло сержантского пистолета уперлось в толстую щеку мясника. – Я их нашел! – ежась от страха, быстро ответил мясник. – Аллах мне свидетель, я нашел их сегодня! Их кто-то бросил на тропе. Честное слово! Клянусь! – Что все это значит? – спросил лейтенант Диану, подойдя к костру и увидев пистолет в руке сержанта. – Мадани, как это понимать? – Господин лейтенант, у Белкасема вдруг появились новые сапоги. Думаю, прежде они принадлежали младшему лейтенанту де Врису. Недотепа был в этом полностью уверен. Он обнюхивал сапоги, царапая лапами. Диану взглянул на сапоги, затем на пса и наконец на лицо Белкасема, который теперь дрожал от страха. Голос Диану был полон ледяного спокойствия: – Белкасем, даю тебе ровно тридцать секунд на объяснение. Если оно меня не устроит, я прикажу Эль-Мадани побеседовать с тобой наедине. Подальше от лагеря. Недотепа несся по залитой лунным светом равнине, припадая носом к земле и громко лая. Он первым нашел хозяина. Люди двигались не столь проворно. Процессию возглавлял Эль-Мадани. За ним, обдирая босые ноги об острые камни, шел Белкасем, неся украденные сапоги. Лицо Хакима сияло от волнения. Парень шагал рядом с сержантом Побегеном, опытным воином из Бретани. Последними шли двое алжирских стрелков. Все слышали, что лай Недотепы изменился, став торжествующим. Хаким, самый молодой из всех, оторвался от группы, взбежал на вершину холма и спустился по другому склону. – Он здесь! – закричал Хаким. – Сюда, сюда! Хозяин жив! Эль-Мадани с гневом и облегчением посмотрел на Белкасема. Мясник увидел только гнев. Он умоляюще поднял руки, заслоняясь сапогами, словно щитом: – Клянусь, я думал, он мертв. Клянусь! Хвала Аллаху, лейтенант жив! У Белкасема дрожал голос. Казалось, он сейчас расплачется. Эль-Мадани поспешил вперед. Поль лежал на спине. Его голова покоилась на коленях Хакима. Хаким поил его водой, бормоча: – Ça va, Patron, ça va, ça va[70][Все в порядке, хозяин, все в порядке, все в порядке (фр.).]. Одновременно Хаким пытался отогнать Недотепу. Пес обезумел от радости, выражая ее языком, лапами и хвостом. Возле ног Поля валялись сандалии Белкасема. Вокруг опрокинувшейся сумки темнели финики и белел тонкий покров муки. Эль-Мадани присел на корточки перед Полем. Поль слабо кашлянул. – Хамдуллила! – прошептал сержант и потрогал лицо Поля. – Да он горит в лихорадке. Эль-Мадани развязал тюрбан, смочил водой и обмотал Полю лоб. Недотепа лизал хозяйскую руку. Сержант взял ее и осторожно снял повязку. – Аграб[71][Скорпион (араб.).], – пробормотал он. Подошел Белкасем, пыхтя после быстрой ходьбы: – Хамдуллила! Истинная правда, он воскрес из мертвых! Это чудо! Остальные молча посмотрели на Белкасема, и тот торопливо отвел глаза. Поля уложили на одеяло. Хаким сверху прикрыл хозяина еще одним. Из двух одеял соорудили подобие носилок. Все шестеро взялись за концы и понесли младшего лейтенанта в лагерь. Недотепа радостно лаял, путаясь у них под ногами. Те, кто остался в лагере, думали, что их ждут еще одни похороны. Увидев товарищей, возвращавшихся с живым Полем, они радостными криками приветствовали их. Это был первый добрый знак за четыре дня, минувших со времени бойни. Одного все-таки удалось вырвать из смертельных туарегских когтей. Пусть и маленькая, но победа. Из одеял и винтовок наспех соорудили навес. Ухаживал за Полем Эль-Мадани, которому помогал Хаким. К счастью, лекарства погибшего доктора Гиара уцелели. В следующие несколько часов лейтенант Диану часто подходил к пострадавшему и вопросительно смотрел на Эль-Мадани. Через некоторое время сержант, выглядевший весьма странно без привычного тюрбана, с серебристо-черными волосами, сияющими в лунном свете, поднял голову и позволил себе улыбнуться. – Ça va, Lieutenant. Il va vivre[72][Все в порядке, лейтенант. Он будет жить (фр.).], – сказал он Диану. Поль проспал всю ночь. Иногда он куда-то проваливался, потом выныривал, наслаждаясь теплом и покоем. Он смутно чувствовал лежащего рядом Недотепу и так же смутно видел Эль-Мадани, который его чем-то поил. Он с благодарностью проглатывал содержимое кружки и снова засыпал. На следующий день уцелевшие участники экспедиции по очереди несли Поля, сами стараясь не обращать внимания на зной, но заботливо прикрывая ему голову. Он продолжал спать, просыпаясь, лишь чтобы съесть бульон, принесенный Хакимом, или выпить воды. Отверженный и хмурый, Белкасем плелся в хвосте колонны, шаркая старыми сандалиями. Он и сейчас нес саблю подполковника, однако винтовку лейтенант Диану у него забрал. Если бы он украл у единоверца и не находился на французской службе, то по мусульманским законам ему бы уже отсекли руку. – С тобой мы разберемся в Уаргле, – пообещал ему Диану. Поход продолжался и после наступления темноты. Только исчезнувшая луна заставила сделать привал. Из остатков хвороста разожгли костры и стали готовить ужин. Поль встал и вместе с Эль-Мадани, лейтенантом и другими сержантами устроился у огня, завернувшись в одеяло. Чувствовал он себя лучше, чем выглядел. – Вот и наш восставший из мертвых, – пошутил Диану. Поль сел, взял предложенную ему кружку чая и небольшую тарелку с едой. Ночь была ясной и холодной. С равнины постоянно дул ветер. – Что произошло в основном лагере? – кивнув в сторону гор, спросил Поль. – Я уже и не надеялся снова вас увидеть. – Туареги победили, – пожал плечами Эль-Мадани. – Наши усилия оказались напрасными. Верблюды взбрыкнули и двинулись вниз почти одновременно с вами. Туареги увели их всех. А потом… – Чувствовалось, сержант хотел что-то сказать, но не сказал. – Потом мы просто… ждали в основном лагере весь остаток дня. Даже не пытались отбить их вплоть до того вечера. Увы, мы слишком опоздали. Диану поежился, но продолжал смотреть на огонь: – Я ждал, что туареги нападут и на основной лагерь. Как оказалось, напрасно. – А когда мы наконец попытались отбить верблюдов, то потеряли еще двенадцать человек. Произошла вторая бойня. Нас было девяносто восемь, осталось пятьдесят три. Пятьдесят четыре, раз вы вернулись с того света. – Эль-Мадани решил внести в мрачное повествование светлую ноту. – Убежать сумел один только Недотепа. Должно быть, попал в их лагерь и решил дать деру. Наверное, и что-то из их еды прихватил. – Сержант улыбнулся. – И не только еды. Клянусь Аллахом, пес потом целый день выкашливал синие нитки. – У нас пятеро раненых, – сообщил Диану. – Все ходячие. Запасов воды хватит до Темассинта, куда мы придем послезавтра. – Темассинт был последним колодцем, где караван останавливался по пути на юг. – Еды у нас на два-три дня, и потом все. Поль подумал о съеденной горстке риса и вяленом мясе и вспомнил, какую гору провианта собрал в Уаргле. Ему было совестно есть. Недотепа аппетитно хрустел косточками пойманного зверька и надвигающегося голода не чувствовал. – Мы находимся примерно в тысяче километров от Уарглы, – сказал Диану. – Конечно, если мы не заблудились. Если в среднем проходить по двадцать пять километров в день, это сорок дней пути. Сорок дней пешком, без пищи. Не знаю насчет воды. Если нам и удастся ее найти, воду придется нести на себе. – Сколько воды может нести один человек? – поинтересовался Поль. – Не знаю. Нужно еще учитывать оружие и зной. Литров двадцать или тридцать. Маловато. Впрочем, сейчас это не имеет значение. Большинство наших бурдюков для воды осталось в Тадженуте. Офицеры и сержанты молчали. Если пересечь Францию по самому протяженному пути, и то будет меньше тысячи километров. – Слава Господу, сейчас не лето! – сказал Побеген. – По французским меркам, еще какое лето, – усмехнулся Эль-Мадани. – Чего у нас осталось в изобилии, так это патронов, – продолжал Диану. – Винтовки есть у всех, у некоторых даже по две. Большинство имеют пистолеты. После Тадженута туареги ни разу не попались нам на глаза. Возможно, они удовлетворились крадеными верблюдами и лошадьми и решили оставить нас в покое. – Не говорите глупостей! – проворчал Эль-Мадани. – Туарегов удовлетворит лишь кровь каждого из нас. Такое явное неуважение к офицеру заставило Поля вздрогнуть. Однако Диану пропустил дерзость мимо ушей. Эль-Мадани и до бойни открыто высказывал свои суждения о туарегах, а после Тадженута его мнение приобрело значительный вес. Диану слишком ценил опыт и житейскую сметку сержанта, чтобы выговаривать ему за нарушение субординации. Этого пожилого воина уважали и даже побаивались. Если бы в армии вдруг поменялись обычные порядки и чин присваивался бы сообразно боевому опыту, Эль-Мадани был бы генералом, отдающим приказы, и все это знали. – Если Мадани прав и туареги держатся где-то поблизости, то мы должны их найти и дать бой, – сказал Поль. – Отобрать у них наших верблюдов. – Мы их не найдем, – покачал головой Диану. – Мы упустили свой шанс, – заметил Эль-Мадани. – Теперь они нас найдут. – Довольно, Мадани! – раздраженно бросил Диану. Побеген спросил Поля, как тот провел эти дни. Поль постарался рассказать товарищам все, что помнил начиная с момента, когда он отправился ловить убежавших верблюдов. Точнее, почти все. Он не знал, как и насколько подробно рассказывать о встрече с Муссой, а потому умолчал о пещере. Свой рассказ он закончил потерей бурдюка с водой. После он уже ничего не помнил. – Ну и ну, лейтенант, – пробормотал изумленный Побеген, веселый, добросердечный человек с окладистой бородой и живыми глазами. – Самое интересное, что вы не теряли воду. Я нашел ваш туарегский бурдюк рядом с вами. Такой у нас только один. Бурдюк был почти полон. Песок вокруг вашей головы был сырым. Наверное, вы побрызгали себя водой, а затем потеряли сознание. Поль недоуменно посмотрел на него. Эль-Мадани, погруженный в раздумья, ничего не сказал об увиденных им верблюжьих следах. История Поля озадачила и Диану. – В первую ночь вы были без сознания, так как вас придавило тело убитого вами туарега. Во вторую вас укусил скорпион. Потом мы вас нашли. N’est-ce pas?[73][Не так ли? (фр.)] – (Поль кивнул.) – Но мы нашли вас на четвертую ночь после Тадженута. Значит, вы ночевали еще где-то. Поль не успел придумать правдоподобного объяснения для третьего ночлега и пожал плечами, попытавшись отшутиться: – Наверное, я совсем позабыл про гарем. Меня продержали там дольше, чем я помню. Женщины жаждали любви. Все, включая Эль-Мадани, засмеялись, однако сержант продолжал думать о следах. Прежде чем уснуть, Поль раздумывал о бурдюке. Он ведь велел Муссе держаться подальше. Тот явно не послушался. Но это ничего не меняло. Утром он не только почувствовал себя лучше. Изменился и его внешний вид. Эль-Мадани это обрадовало. Припухлость на руке Поля почти исчезла, но сержант посоветовал тщательно следить за местом укуса. – Оно может загноиться. Должно быть, нечто похожее случилось с вашими мозгами, когда вы в темноте голыми руками хватали камни. – Поль смущенно засмеялся; Мадани внимательно на него смотрел. – Позвольте спросить, лейтенант, где это вы научились таким способом обрабатывать рану от укуса скорпиона? – Не знаю. Я вообще не помню своих действий. Должно быть, я что-то приложил к ране. – Вот это-то и самое интересное, – признался Эль-Мадани. – Так раны обрабатывают только туареги, и больше никто. – Счастливое совпадение. – Правильнее сказать, удивительное. Судя по вашему состоянию, вам попался весьма ядовитый аграб. Его укус вполне мог вас убить. Под повязкой я нашел мякоть растения, которое называют эффелем. Никогда бы не подумал, лейтенант, что вам знакомы его свойства. И уж явное чудо, что это растение было у вас с собой. Поль смущенно заерзал на месте: – Я же тебе говорил, что очень многого вообще не помню.