– Конечно, лейтенант, – кивнул Мадани. – Очень многого. Еще до восхода они были готовы двинуться дальше. Первым проснулся сержант Побеген. Он удостоверился, что часовые бодрствуют, отдал распоряжения по защите флангов и приказал собрать всю имеющуюся еду и воду. Лишнюю одежду и одеяла оставили на месте ночлега. Начиная этот поход, люди несли на себе все, что только могли, но тогда у них было больше сил, и многие вещи казались важными и нужными в пути. Через пять дней их представления существенно изменились. Они избавлялись от всего лишнего, но и оставшаяся поклажа была довольно тяжелой. Поль с тревогой наблюдал за ними. – Прошло всего пять дней, а люди уже измождены, хотя у них пока еще есть вода и пища, – сказал он Диану. – Сомневаюсь, что они продержатся до следующей недели. Диану не ответил. Молчание лейтенанта заставило Поля с тоской подумать о Реми, общества которого ему так не хватало. Поль нес новую винтовку, воду, еду, одеяло и свою форму. Он связал все в тюк, перебросив через здоровое плечо. Широкополую шляпу, изготовленную на заказ в Париже, он потерял. Она прекрасно защищала от солнца. Но такие шляпы остались только у Побегена и Диану. Подойдя к груде брошенной одежды, Поль выбрал рубашку, разорвал ее на полоски, связал их и обмотал ими голову. На глаза ему попался Сандо, один из уцелевших инженеров экспедиции, который брел в самом конце колонны, отчаянно стараясь не отстать. Это был худощавый человек некрепкого телосложения, тонувший в чересчур просторной одежде с чужого плеча. У Сандо было доброе лицо кабинетного ученого, возраст которого приближался к пятидесяти. Сандо шел, понурив плечи, длинные тонкие ноги подгибались, не выдерживая груза за спиной. Вокруг бледного, измученного лица вились мухи, норовя забраться инженеру в глаза, нос и рот. Поскольку руки Сандо были заняты, он пытался сдувать мух с лица, одновременно моргая и морщась. На них это почти не действовало. Поль подошел к нему, отогнав назойливую стаю. – Давайте я возьму вашу ношу, – предложил Поль, который был не только моложе, но и выше ростом. Сандо искоса посмотрел на него и покачал головой: – Нет, благодарю. Вам, лейтенант, и так выпало достаточно тягот. Я справлюсь. Просто у меня не получается идти быстрее. Не вступая в спор, Поль забрал у Сандо мешки с водой и провизией. Инженер попытался возражать, но, судя по глазам, был рад такому избавлению. – Благослови вас Бог, лейтенант! – вздохнув, произнес он. – Когда человек думает, что не может дальше ступить ни шагу, Господь это видит и облегчает ему ношу. – Инженер посмотрел на длинную вереницу бредущих по равнине, уходившей к самому горизонту, потом отогнал вернувшихся мух. – Здесь я и умру. – Сказано было спокойно, буднично, словно речь шла об утреннем холоде. – Чепуха, Сандо! Мы все вернемся обратно, – возразил Поль, слушая собственный не слишком-то убедительный голос. Оставалось надеяться, что Сандо этого не заметил. В ответ инженер лишь улыбнулся: – Не беспокойтесь насчет меня, лейтенант. Я не против такой смерти. Совсем не против. Я построил достаточно мостов и проложил немало дорог. В прошлом году у меня умерла жена. – Видя, что Поль собирается возразить, Сандо махнул рукой. – Потому я и отправился в эту экспедицию. Дома меня никто не ждет. На этом свете меня ничто не держит. Скажу вам честно: я изрядно устал от проектирования. Больше всего мне нравились мосты. Дороги – они слишком скучны. Мы ведь мало задумываемся о дороге, за исключением того, куда она нас приведет. А вот мост – это произведение искусства. То, что вызывает восхищение своей прочностью. Мост делает непреодолимое преодолимым. – Взгляд инженера оживился. – В Руане я строил мост через Сену. Вы это знали? – (Поль покачал головой.) – Ничего страшного. Мост получился красивым. Река там широкая. Раньше люди переправлялись на пароме. Платили и ждали, ждали и платили. Иногда тонули вместе с паромом. А теперь не тонут. Думаю, это была моя лучшая работа. Дома у меня есть фотография моста. Сталь и бетон. Великолепный проект! Мост получился красивым, широким, по нему можно быстро проехать, и он не утонет. Освобожденный от поклажи, Сандо пытался идти быстрее, но они все больше отставали от колонны. – Моя жена думала, что и эта железная дорога станет таким же великолепным проектом. Она читала все, что тогда писалось о нем в газетах. Она долго болела и была вынуждена лежать. Она много читала. И говорила больше обычного. Тогда мне это казалось невыносимым. Она мне все уши прожужжала с этой дорогой. Говорила, что я должен показать обществу, как надо строить железную дорогу. Она знала, что умрет. Думаю, ей хотелось, чтобы после ее смерти у меня осталось какое-то занятие. – Сандо ненадолго замолчал, в глазах блеснули слезы; он обвел рукой пустыню. – Прежде я не понимал этих мест. Слушал, что она мне читает, но не вникал. Зато я понимал, какие глупцы собрались в Париже. Поймите, лейтенант, даже без всяких угроз со стороны туарегов дорогу здесь все равно было бы не построить и за двести лет. Точнее, построить-то можно, но долго она не просуществует. Дюны разрушат рельсы, дожди смоют шпалы. Здесь выживает только то, что умеет приспосабливаться. А железная дорога не может приспособиться. Потому-то я и умру. Боюсь, я тоже не могу приспособиться. – Инженер споткнулся о камень, и Поль успел его поддержать. – Спасибо, лейтенант. Вы не присоединитесь ко мне в молитве? Поль покачал головой. Сандо закрыл глаза и дальше брел, держа его за руку. – Радуйся, Святая Царица, Матерь Милосердия, наша жизнь, наша сладость и наша надежда. К Тебе мы взываем, бедные изгнанные дети Евы, к Тебе возносим наши вздохи, печали и рыдания в этой юдоли слез… У инженера был приятный тембр голоса, действующий успокоительно. Поль помнил слова молитвы. Он часто их произносил в приходской школе. Но сейчас он был внутри пуст, как эта равнина, и никакие слова не могли его наполнить. Сандо перекрестился и открыл глаза. Они стали светлее. – Благодарю за помощь, лейтенант. Идите, я справлюсь. – Если что-нибудь понадобится, зовите. – Поль сжал ему плечо и пошел вперед. Солнце едва поднялось над горизонтом, но чувствовалось, что их ждет знойный день. Поль знал большинство тех, мимо кого проходил, и здоровался, обращаясь к ним по имени. Многие выглядели подавленными и мрачными. Когда он поравнялся с тяжело ступающим, пыхтящим Белкасемом, мясник отвел глаза. Эль-Мадани рассказал Полю, как тот с ним поступил. Поль не испытывал к Белкасему злости, но и особого желания простить содеянное у него тоже не было. Хорошо еще, что дело ограничилось кражей сапог. А ведь мог бы и убить. Через час Поль стал ощущать тяжесть двойной ноши и понял, что не рассчитал силы. Видя, что хозяину тяжело, к нему подошел Хаким: – Даже верблюдам хватает мозгов возмущаться, когда их нагружают сверх меры. Но ведь ты, хозяин, гораздо умнее верблюда! Поль засмеялся и передал ему один мешок, который Хаким с легкостью закинул на плечо. Из всех, кто уцелел, лишь Хаким и Побеген воспринимали происходящее как увлекательное приключение. Оба неизменно пребывали в хорошем настроении. Побеген громко пел на ходу. Музыкальным слухом он не отличался и потому фальшивил. Только камешек, ударивший в спину, заставил его умолкнуть. Обернувшись, он увидел угрюмых алжирцев, но не рассердился, а засмеялся и запел еще громче. Побеген отличался практической жилкой и быстро взял на себя раздачу еды и воды. Он говорил, когда можно пить, что случалось намного реже, чем хотелось бы остальным, однако сам подавал пример, воздерживаясь от питья. Энергия этого человека казалась безграничной. Даже в зной он шел пританцовывая. К полудню эта жизненная сила становилась раздражающей. Двое французских солдат, Брам и Маржоле, держались вместе. Брам был долговязым смазливым парижанином с копной черных волос и худощавым лицом. Он исполнял обязанности денщика Флаттерса и немало настрадался от выходок подполковника. При всей трагичности событий для него отступление было благом по сравнению с непредсказуемостью Флаттерса, а потому он выглядел почти довольным. Подбородок у него начал обрастать щетиной. Подполковник требовал, чтобы Брам регулярно брился, как до этого требовал отец Брама. Неудивительно, что бритье стало первым обязательным ритуалом, от которого он отказался… Маржоле был рослым смуглым парнем с юга Франции. В армию он пошел из-за того, что какая-то напасть погубила семейные виноградники. В экспедиции он готовил еду для французов. Выбирая его в качестве повара, Флаттерс следовал священной армейской традиции – делать поварами только тех, кто не умел готовить. Поль считал, что единственной более подходящей кандидатурой был бы он сам. Через какое-то время Побеген замолчал. Те, кто был вынужден его слушать, не знали, радоваться им или нет, ибо в тишине солнце пекло еще нещаднее, а марево над долиной казалось огненной завесой. Шарканье усталых ног по бесконечному гравию было единственным звуком, к которому иногда примешивалось чье-то сухое покашливание да несколько фраз, произнесенных вполголоса. Отсутствие ориентиров на горизонте не позволяло судить, насколько они продвинулись. Казалось, они вообще никуда не идут, а движутся по зловещему кругу. Во второй половине дня Диану объявил короткий привал. Все с наслаждением растянулись на горячей земле. Побеген разрешил пить воду. Чтобы укрыться от солнца, люди втыкали в землю сабли или винтовки и набрасывали на них одеяла. Кто-то пытался уснуть, но быстро убеждался, что это невозможно. Остальные замирали, глядя в пустоту. Неожиданно послышался крик часового, который со всех ног бежал к расположившимся на отдых. Дрожащий знойный воздух и яркий свет искажали пропорции его фигуры. Казалось, он бежит прямо по воздуху. Зрелище можно было бы счесть комичным, если бы не состояние часового. Он отчаянно махал руками и кричал не переставая. Все указывало на то, что он чем-то сильно встревожен. Диану побежал ему навстречу. Весь вспотевший, задыхающийся от бега по жаре, часовой указывал на восток. – Лейтенант, там туареги! – выдохнул часовой. – Эль-Мадани! Побеген! Быстро за мной! – распорядился Диану. Поль отправился вместе с ними. Через несколько минут все пятеро достигли линии разлома, где равнина резко обрывалась, чтобы затем продолжиться дальше. Часовой указывал вниз. Они подползли к краю. Внизу, в нескольких сотнях метров, ехала длинная колонна всадников на верблюдах. Поль затаил дыхание. Туарегов было почти двести человек, все верхом. Они двигались параллельно остаткам экспедиции. До ушей долетал приглушенный смех и обрывки разговоров. Диану следил за ними в бинокль. – Merde! – тихо пробормотал лейтенант и передал бинокль Полю. Поль уперся локтями в землю и тоже стал смотреть. Туарегская колонна имела внушительный запас продовольствия. Помимо ездовых, в ее составе шли тяжело нагруженные вьючные верблюды. У нескольких туарегов за спиной висели трофейные винтовки Гра. Поль повел бинокль дальше и чуть не задохнулся от гнева. В Тадженуте туареги взяли шестерых пленных. Их гнали в узком пространстве между верблюдами. Поля возмутило обращение туарегов с пленными. Он едва не закричал от негодования. Все шестеро были раздеты до пояса. Даже издали на их коже были различимы волдыри и пятна от солнечных ожогов. Головы пленных скрывались под кожаными мешками. Поль представил, насколько мучительно брести, ничего не видя и еще сильнее страдая от жары внутри такого мешка. У первого в цепочке пленных под лопаткой поблескивало металлическое кольцо. Вся спина у него была в крови. Чувствовалось, что он самый слабый из шестерых. К кольцу были привязаны две веревки: одна – к хвосту верблюда, шедшего впереди, другая – ко второму пленному, где тугой петлей обвивала ему шею, тянулась к третьему, и так до конца. Каждое движение верблюда отзывалось волной в цепочке. Если первому пленному не удавалось идти в одном ритме с верблюдом, а тот двигался быстрее людей, веревка тянула за кольцо, и несчастный вскрикивал под мешком, накреняясь вперед, отчего петли сдавливали шеи идущих за ним. Если кто-то спотыкался, падали все. И только когда все шестеро оказывались на земле, туарег останавливал верблюда, давая им подняться. – Боже, яви им Свою милость! – прошептал Поль, опустил бинокль и после недолгих раздумий повернулся к Диану. – Нужно освободить пленных. Мы должны атаковать туарегов. – Не будьте глупцом! – осадил его Диану. – Их вчетверо больше. Они на верблюдах, а мы пешие. Мы ничего не сможем сделать и лишь ускорим гибель пленных. – У туарегов нехватка патронов, а у нас их более чем достаточно. – Откуда вы знаете, сколько у них патронов? Мы не можем себе позволить лобовую атаку. – Это можно сделать ночью. Напасть на их лагерь, похитить часть верблюдов и освободить пленных. – И убить часть туарегов, – пробормотал Эль-Мадани. Побеген буркнул в знак согласия. Диану покачал головой: – Им точно известно, где мы находимся. Они знают, что мы хорошо вооружены. Думаете, они не выставят караул? Как вы себе это представляете? Мы спокойно войдем в лагерь, извинимся за беспокойство и столь же спокойно уйдем с пленными, верблюдами и всем, что нам нужно? В голосе лейтенанта звучала насмешка и что-то еще. Что именно, Поль так и не смог понять. – Мы можем атаковать лагерь с дальнего конца, – настаивал Поль. – Отвлечь их, а в это время остальные проникнут с ближнего. Диану и слышать не желал. – Туареги и ждут от нас чего-то подобного. Пленных убьют раньше, чем вы их найдете. Поль указал на цепочку измученных людей, бредущих внизу: – Да взгляните же на них! Если мы не попытаемся их отбить, они все равно умрут. Мадани был того же мнения: – Господин лейтенант, нам надо попытаться. Где-то часа за два до рассвета. Дело того стоит. Диану приподнялся и сел. По прищуренным глазам чувствовалось: еще немного, и его прорвет. – Говорю вам, это глупо! – раздраженно бросил он. – Я не позволю никаких атак. Поль сел рядом, стиснув зубы. – Ладно, забудем о пленных, – прошипел он. – Туареги будут нас преследовать, пока мы не выбьемся из сил. Вы хотите сражаться с ними через двадцать дней в выбранном ими месте или дать им бой сейчас, пока мы еще в состоянии это сделать? Днем стоит почти сорокоградусная жара. Мы передвигаемся на ногах. Запасы еды на исходе. Как по-вашему, сколько дней продержатся наши люди? Тот же Сандо, который уже сейчас бредет еле-еле? А на захваченных верблюдах мы сможем добраться до Уарглы. У нас хотя бы будет шанс! – Довольно речей, младший лейтенант, – указав на равнину внизу, холодно ответил Диану. – Сейчас не время и не место для атаки. Здесь сплошная равнина, а мы – как на ладони. Мы продолжим движение на север, пока не найдем более подходящее место. Де Врис, это приказ! Я и так позволил слишком много дебатов. Отныне я прекращаю все разговоры об этом. Возвращаемся в лагерь. – Более подходящее место? – недоверчиво повторил Поль. – О чем вы говорите? Неужели вы забыли наш поход на юг? Эта жуткая местность будет тянуться до самого Амгида, и лучше она не станет. Господин лейтенант, мы должны что-то сделать! Поль пододвинулся к Диану. Их лица почти соприкасались. Гнев обоих мог излиться в любое мгновение. – Заткнитесь! – ледяным тоном произнес взбешенный Диану. – Наверное, младший лейтенант не слышал моего приказа. Вопрос закрыт. Мы движемся на север. На север! Если вы вздумаете мне перечить, я прикажу вас арестовать. Это понятно? – Да что вы, Диану, в самом деле… Диану жестом велел ему замолчать. – Я спрашиваю, вам это понятно, младший лейтенант? Поль смотрел на него и действительно пытался понять услышанное. Смущенный Побеген отвернулся. Наконец Поль кивнул. Диану встал и забрал у него бинокль.