– Ваше Благородие, – я вежливо поклонилась ей, – скажите пожалуйста, почему вы не взяли МЕНЯ? Она посмотрела на меня без укора, но при этом с нотой сочувствия и, пожалуй, даже умиления: – Анна, к сожалению, для посещения подобных мероприятий у тебя пока недостаточно знаний ни в языках, ни в этикете, ни в музыке. Но это вовсе не значит, что у тебя не будет возможности попасть на бал в следующий раз. В первую секунду меня пронзил укол обиды. Хотелось возмутиться и доказать ей, что я ничем не хуже других, но я вовремя остановилась. Любая моя импульсивная реакция только усугубила бы и без того удручающее положение, и мне не оставалось ничего, кроме как поблагодарить Жуковскую и направиться в общую комнату, чтобы обдумать то, что я от нее услышала. * * * В тот самый злополучный день, когда, казалось, все кроме меня отправились покорять дворец, я сидела в институтской библиотеке, что за последние пару дней стала для меня клеткой. Большинство моих сверстниц сейчас танцевали мазурку с графами и баронами, а я сидела в одиночестве в пыльной библиотеке и пыталась перевести очередную новеллу. Прекрасно. Проводить вечер с оставшимися девочками не хотелось, поскольку несложно было догадаться, о чем они будут говорить, а еще раз переживать не очень-то хотелось, поэтому лучшим решением было отвлечься от неприятных мыслей за книгами. По правде, я должна была заниматься переводом все пять предыдущих уроков, но так сложилось, что я всегда находила занятия поинтереснее. И только когда Жуковская вот-вот собиралась поинтересоваться моими успехами, я уселась за работу. В помещении было мрачно, все же темнело зимой рано. С потолка и почти до самого пола свисали сотни паутинок, которые в тусклом свете свечей отбрасывали поразительных размеров тени, и возникало ощущение, словно вся библиотека – это гигантская ловчая сеть, а я в ней случайно запутавшаяся жертва. Прошло несколько часов, а я совсем не продвинулась, настолько сложным был заданный текст. Да и мой словарный запас оказался куда беднее, чем я предполагала. Все это только еще больше выводило меня из себя. Внезапно недалеко от меня за стол присела девушка. Это было весьма неожиданно, поскольку я думала, что немногие решатся провести рождество в одиночестве среди мрачных панелей библиотеки. Девушка открыла книгу и принялась с интересом читать, время от времени делая пометки на своих и без того исписанных вдоль и поперек листах. Окинув ее краем глаза, я вдруг поняла, что девушкой за соседним столом оказалась Афанасия. Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Она ведь совершенно точно была приглашена на бал! Что заставило ее отказаться от блистательной возможности проявить себя? Я немного побаивалась Афанасию, она казалась мне зазнавшейся и высокомерной, хотя я никогда не разговаривала с ней лично. При этом рядом с ней я испытывала такое же чувство, что и на уроке, пересказывая мадам Монро текст из французского учебника истории. Казалось, что стоит мне ляпнуть глупость – девушка посмотрит на меня исподлобья, помолчит, а потом, мягко исправив, одарит таким взглядом, что я навечно запомню эту ошибку. К счастью, в тот момент чувство интереса во мне преобладало, и я не слишком беспокоилась о репутации. Впрочем, мое местоположение в этот день и время явно свидетельствовало о том, что с репутацией у меня далеко не все хорошо. – Афанасия, – позвала я девушку, – можно тебя спросить? Институтка тут же оторвалась от книги и посмотрела на меня. Ее взгляда хватило, чтобы понять – она готова меня выслушать. – Ты же приглашена на бал, почему ты не поехала? – Приболела, – ответила она спокойно и улыбнулась. Честно говоря, ее ответ прозвучал настолько неубедительно, что даже разозлил меня. Даже если она и болела, ведь это был бал в императорском дворце, такое событие нельзя пропускать из-за простуды! – Как-то странно пропускать столь грандиозное событие из-за недомогания, тебе не кажется? Вероятно, я слегка перегнула палку, потому что Афанасия тут же оторвалась от книг и очень удивленно посмотрела на меня. Но спустя уже несколько секунд с ухмылкой ответила: – Нет, не кажется. Девушка была абсолютно спокойна внешне, и хотя, возможно, моя назойливость уже начала раздражать ее, она нисколько не показывала это, а потому я продолжила: – Неужели что-то может быть важнее бала во дворце? Неужели ты не хочешь этого всем сердцем и душой? – Скажи мне, а почему я должна хотеть? Я смутилась, потому что мне казалось очевидным, что все без исключения мечтают быть частью монаршего двора. Словно прочитав мои мысли, Афанасия продолжила: – Ты думаешь, дворец – это светские рауты, нежные вальсы и струящиеся рифмой поэтические романсы на балконах со статными мужчинами? Дворец – это не совсем такое место, как тебе кажется. После трех-четырех приемов начинаешь понимать это, и возвращаться туда уже не так хочется. Я пропустила ее слова мимо ушей. Видимо, Афанасия была настолько высокого мнения о себе, что даже дворец был для нее чем-то обычным. Но все же желание хоть на секунду приблизиться к мечте и хотя бы в мыслях перенестись в светлые просторные залы взяло верх. – И как же тогда там на самом деле? Сырой склеп да сборище крестьян в обносках? – спросила я, не скрывая сарказма, но, наткнувшись на негодующий взгляд девушки, постаралась сгладить углы. – Извини, просто для меня это очень важно. Больше всего на свете я хочу побывать на балу. – Боже, – Фаня демонстративно закатила глаза, – я надеюсь, что ты шутишь. Но я была серьезна как никогда. – Пожалуйста, расскажи мне все. Дворец и правда такой волшебный? Говорят, во время первого вальса зарождается любовь! – Кто говорит такую чепуху? – А разве это не так? – протянула я удивленно. – Эмммм, нет. Как бы тебе так сказать? Говоря про дворец, о слове «любовь», можешь смело забыть. В лучшем случае можно говорить о браке, выгодных связях. Но поверь, такого лицемерия и фальши, как там, нет больше нигде. – То есть ты хочешь сказать, что когда я стану фрейлиной при дворе, меня не ждет самое лучшее время в жизни? – я еле сдерживала смех. Афанасия, оказывается, была такой циничной, похоже, что она совсем не верила в любовь. Но я-то знала, что все будет прекрасно. Мое ответное пренебрежение, очевидно, слишком явно читалось на лице, потому девушка тут же произнесла: – А ты считаешь, что тебя выберут фрейлиной при дворе? – Разумеется. Или ты считаешь иначе? – никогда и ни с кем, я еще не говорила на тему своего будущего. Оно казалось мне предопределенным. – Ох, ну скажем так. Чтобы оказаться там, нужно быть безупречной во всем, ну или же уверенным середнячком, в том случае, если у тебя безумно богатые и титулованные родители. Если у тебя есть что-то из этого, вполне возможно, тебя ждет успех. Слова девушки заставили меня примерить на себя оба критерии, но я еще не осознавала, что едва ли подхожу к какому-либо из них. Заметив мою растерянность, Фаня продолжила: – Все просто. Должно быть, ты очень талантлива в чем-то, раз решила замахнуться на место около Императора? – Ну не знаю, я как-то не думала об этом. Наверное, всего понемногу. – Неплохо, неплохо. Тогда, наверное, ты из очень знатной семьи? – Афанасия не отступала, продолжая закидывать меня странными вопросами. – Да нет, не очень. Дворянская семья среднего достатка. Есть и богаче. Девушка загадочно смотрела на меня, будто ждала, что я сама найду несостыковки между своими словами и реальностью. Но я упорно ничего не замечала. И она решила помочь мне, слегка направив в нужное русло поток несвязных мыслей. – Заметь, тебя не взяли даже на рождественский бал, куда берут почти всех институток. Почему ты думаешь, что Императрица даст тебе свой вензель? – Ты хочешь сказать, что я не подхожу им? – неуверенно выдавила я. С каждой секундой я чувствовала себя рядом с ней все более и более слабой и беззащитной. Будто бы смертный раб говорит с господом богом на великом суде. – Да, Анна, – с удивлением я отметила, что она знает, как меня зовут. – Они берут тех, кто достиг огромных высот в каком-то искусстве или очень и очень хорош во всех. Так что если у тебя нет дяди великого канцлера или камергера, думаю, тебе лучше искать альтернативы, – ее слова произвели на меня тот же эффект, что и разговор с Жуковской пару дней назад. Неужели я и в самом деле не была настолько хороша, насколько предполагала? Возможно, даже не столь талантлива, способна и дисциплинирована, чтобы стать фрейлиной. Неприятная правда начала медленно доходить до моего сознания. И это было очень неприятно. Афанасия молчала, дав мне время осознать собственные заблуждения, но уже спустя пару минут я вновь заговорила. На этот раз значительно поубавив гонор: – И что же мне делать?! Быть фрейлиной – это единственная моя мечта! На мой вопрос Афанасия усмехнулась, а затем, подумав несколько секунд, произнесла: – Ты знаешь, я слышала одну такую чудесную фразу: если хочешь чего-то добиться, лучше всего молчать и улыбаться. Да и вообще, люди, которые много болтают – заканчивают на виселице. – И что? Молчание поможет мне исправить текущее положение? – возмутилась я из-за абсурдного, на мой взгляд, ответа. – Нет, текущее положение тебе поможет исправить усердная работа, а вот на будущее мой совет тебе пригодится, – девушка слегка улыбнулась и, явно намереваясь закончить разговор, отвернулась к своей книге. Но я была слишком возбуждена, чтобы отпустить ее так просто. – Как ты думаешь, у меня есть шанс? – Да, – произнесла она, задумчиво проводя рукой по странице, явно считая, что наш разговор исчерпал себя. Девушка явно плохо знала меня, ведь в следующую секунду, когда на меня снизошло озарение и я сумела признать собственные заблуждения, мне вновь понадобились ее советы Я бросилась к ней на встречу, пища от радости, и только внезапно всплывшие в памяти правила этикета, остановила меня от объятий, в которых я хотела задушить свою новую знакомую. – Фаня! Спасибо тебе огромное! Ты вселила в меня надежду! Она покосилась на меня, как на не совсем здоровую, кроме того всем своим видом намекая, что мне следовало бы ее дослушать. – Только ты должна понимать, что происходящее во дворце и то, к чему тебя готовят здесь – это две поразительно разные вещи. И твой успех там нисколько не будет зависеть от того, насколько ты старательна и прилежна. Но я уже не слышала девушку, и из всего сказанного в голове запечатлелось лишь одно: у меня был шанс стать фрейлиной и Афанасия, одна из лучших учениц Института, верила в меня. Я знала Афанасию один вечер, и у меня совершенно не было оснований безоговорочно доверять ее советам. Но она была как никто убедительна. Все, о чем она говорила было просто, логично и понятно. Все было сказано без прикрас и фальши. Это пробуждало во мне чувство уважения к этой девушке. Я не любила просить о помощи, тем более у малознакомых людей, но разговор с Афанасией стал для меня настоящим прорывом. Да и, к тому же, она все равно в какой-то мере была для меня авторитетом, поэтому я рискнула спросить: – У меня не очень хорошо с французским, если я буду просить тебя о помощи, ты не откажешь мне? – я чувствовала себя очень неловко. Еще пару минут назад я ощущала себя центром вселенной, а теперь осознала, что я даже не на периферии. – Пожалуйста, это очень важно для меня. Я знаю, что, наверное, это навязчиво с моей стороны, но мне правда нужна твоя помощь.