На краю платформы, со всех сторон зажатый кругом храмовников, держащих под прицелами, стоял Марк. Тугие мышцы, налитые силой, напряжённо прокатывались под белой кожей, но, исподлобья оглядывая противников, йах не двигался. Может быть потому, что за спинами храмовников чёрными статуями замерли инициаторы? — Девять, — почти беззвучно разлепила губы Алиса. Её вновь наполняла жажда. Жертвенной крови хватило не надолго, а осознание приближающейся схватки с подобными заставило со всей силой ощутить нехватку сил. — Ты знаешь их? Даниил рассматривал инициаторов-девушек, похожих, словно слепки с одного оригинала. У всех лица оставались отстраненно-восковыми, а апостольники чуть приподнимались под затылками, не в силах удерживать привставшие дыбом волосы. Они прекрасно осознавали, что схватка не будет простой… — Не всех, — устало опустилась на колени Алиса, не отрывая взгляда от иллюминатора в мир схватки. — Надя, Лиля, Диана… Остальных не знаю — не из нашего потока. — У него есть шансы? Данила смотрел на то, как с приклеенной полуулыбкой оглядывается йах, примечая каждую закутанную в рясу фигуру, как потягивается под прицелами, словно сытый кот, игриво, уверенно. Алиса неохотно отозвалась: — Не знаю. В прошлый раз он просто ушёл от схватки. — Уйти от схватки тоже требуется недюжая техника, — задумчиво пожевал губы Даниил. А внизу храмовники, стоящие напротив йаха, чуть сдвинулись с мест, пропуская идущего по коридору вооружённых стражей владыку. Он шёл закутанный в золотое шитьё, словно сусальный ангел. Тяжёлые ткани почти не гнулись, покрывая плечи, спадая нагрудником и фартуком, и казалось, что владыка Сергий — древний рыцарь, одетый в защитные латы. Высокий чёрный посох с золотым крестом на набалдашнике размеренно и гулко стукал по мозаике пола, и с каждым его ударом на станции становилось тише, будто сам мир прислушивался к происходящему. — Ты не успокоился… — гулко сказал отец Сергий, оказавшись ровно напротив йаха. Марк с прищуром оглядел его: — А ты, я смотрю, и тут, под землёй, боишься небесного гнева? Отец Сергий повёл посохом, словно отметая слова противника. — Золото есть символ его! — Расскажи о том прихожанам, — усмехнулся Марк. — А меж нами лучше не лгать… Отец Сергей кивнул кротко: — Где они? Марк развёл руками: — Значит, пока льётся кровь невинных дев — вы в стороне, а когда взросло семя — тут как тут? Слабо же вы служите ему! — Где они? — повторил отец Сергий. — Где-то… — пожал плечами Марк и довольно улыбнулся: — Ты отдал мне несколько десятков человек на алтарь, поп, но неужели ты думаешь, я отдам тебе хоть одного соплеменника? Много чести! Нахмурившись, владыка прихватил меж пальцев цепочку драгоценной панагии: — Марк, твоя наглость не имеет границ, я смотрю. Владыка Аттик дал тебе полномочия жить в миру, проводя свои бредовые обряды и собирая всякую шваль под своей рукой — и тебе было применение, и у нас контролируемая оппозиция и отвратительный пример грехопадения для паствы… Йах зло скривил губы, а владыка продолжил, размеренно бросая слова: — Сейчас мы ещё можем хорошо расстаться, Марк. Территория будет зачищена, а ты перейдёшь в любое другое из своих убежищ по собственному усмотрению. Распространение слухов о том, как ты много порвал храмовников, думаю, ты возьмёшь на себя… Меня интересует одно: где они? Усмехаясь, Марк опустил голову, словно сокрушаясь о сказанном, покачал ей. Глянул исподлобья на владыку и тут же отвёл взгляд, обежав стоящих кольцом инициаторов. — Владыка, владыка… Вы надеетесь на свои силы или на мою дремучесть? Всерьёз считаете, что можно просто взять и вернуть всё на свои места? Что я побегу на коротком поводке пугать вашу паству, а вы благополучно продолжите насаждать свою веру, пренебрегая всеми мыслимыми духовными принципами? Бред! Семя уже создано! Оно уже зреет. Потому невозможно остановить его прорастание. Каким бы не был твёрдым камень — цветок поднимется сквозь него. Владыка Сергий опустил глаза, рассматривая камни на панагии, и лишь потом отозвался: — Семя, лежащее меж камней, можно раздавить… Можно лишить дождя… Упругая кожа йаха раздалась под закипающими силой мышцами. Он рассмеялся, словно залаял: — Поздно, поп! Поздно! Их дорога уже стелется по степи. Она упирается в небо! Упирается в камень! И четыре рва не сдержат! И сотня львов не остановит! Владыка глянул остро из-под набухших от старости век. Короткий жёсткий взгляд пробежал по окружающему пространству. Он поднял голову, взглянул на закопчённый потолок, с которого иногда, медленно кружась в сторону выхода, к работающим вентиляторам, слетали осколки обгоревшей побелки. И снова упёрся взглядом в йаха. — Они здесь. — С чего бы? — презрительно фыркнул йах. — Не перед кем больше тебе выделываться, — в сердцах ответил владыка. Йах засмеялся: — Выделываться перед ними? Держать их рядом, как брюхатой мамашке? Ха! Они — воины, а не дети! Как бы вам не хотелось обратного, но вы уже совершили ошибку. Как бы вы не оберегали отца нашего от возможности продлиться и найти силу в равных, вы не смогли этого сделать. Как бы не следили за чистой наивностью тех, кто вам служит — среди них взросли воины! Как бы не надеялись, что не встретятся две силы — они сошлись! Владыка стиснул посох так, что костяшки побелели, но пристукнул острым концом по полу коротко, без ярости. Разлепил тонкие губы: — Довольно! Последний раз спрашиваю тебя! Марк оскалился, довольно щурясь: — Последний раз отвечаю тебе. Не ищи дух в телесном. Он — вне тел. Он — между ними. Опустив тяжёлые веки, владыка возвысил голос: — Инициаторы! Уничтожить нежить йаха Марка. Во имя… — Отца! — захохотал Марк и прыгнул. Храмовники бросились со всех сторон одновременно, массой тел закрывая владыку. Трассы пуль с раскачивающихся стволов в нервно стиснутых руках, прошили пространство сотней игл. Глаза владыки расширились, и он застыл, смотря на летящего йаха. Пока храмовники не свалили его на пол, закрывая своими телами. Шквал пуль ударил по стремительному телу и йах свалился, не долетев до груды тел, закрывающей владыку. Поднялся на ноги, заревел, вставая на четвереньки и снова бросаясь на храмовников. Его кожу сплошь покрывали ручейки крови, и казалось, что на пятящихся людей кинулся освежеванный медведь. А со всех сторон уже мчались инициаторы — чёрные платья хлестали по ногам, словно клочья раздуваемого пламени. Бросок — ударили в кровавое месиво, впились когтями, зубами, повисли, словно собаки на затравленном звере. Покрыли чёрными тряпками тел окровавленный кусок, рвя и меся. — Всё, — сглотнул Даниил. — Сам он не выберется. И обернулся к Алисе. Девушка смотрела вниз и кусала губы. — Аля? Она подняла глаза: — Ты чувствуешь? Даниил стиснул в ладони виски, с силой сжал пальцы, словно собрал в горсть глаза. — Да. Сердце заходится и… больно… — Родная кровь, — прошептала она и жалко улыбнулась: — Мы действительно другие… Он, ты, я. Мы — иные йахи. И мы это чувствуем. Смотря в иллюминатор, Даниил сжал кулаки: — Ещё чуть и… Алиса не ответила. Её лицо уже затвердело, затяжелело в маске равнодушия, отмечая проходящую трансформацию. Даниил вскочил на ноги, сдирая с плеч мешающую, сдавливающую куртку. И — не успел. Белая сеть упала сверху, сверкнув в полумгле неровными квадратами. Он рванул руками, разрывая ткань куртки, но сеть вгрызлась болью в напряжённые мышцы и прижала руки к корпусу. Он взвыл от напряжения и боли. Лицо перекорёжило, вздулось венами. Алиса метнулась к товарищу, но ещё один серебряный невод упал, сшибая её в броске. … Глава 52 Казнь