– Нехорошо, конечно, мусорить, – прокартавил Борис, – но у нас сегодня необычная ситуация. Ты можешь выбросить его здесь. Он указал на использованный подгузник. Потом взял люльку с ребенком и отнес в машину. Установил на базе, прикрепленной к сиденью и полу. Вернулся к девушке и жестом пригласил сесть в автомобиль. – Можно я покурю? – тихо спросила она. Лиза не знала, как достать рюкзак с телефоном. – У меня нет, – пожал плечами Борис. – Только зажигалка. Все скурил. День был напряженным. – В моем рюкзаке, – ответила девушка, кивнув головой в сторону задних дверей. Борис достал рюкзак. Открыл. Протянул его двумя руками, не выпуская. Лиза нашла сигареты. Мужчина забрал у нее пачку. Достал оттуда две штуки. Пачку снова сунул в рюкзак. Бросил его на заднее сиденье. Прикурил обе. Одну протянул девушке. Та взяла, жадно затянулась. – Зачем тебе это все? – спросила она. Он снял очки и долго тер глаза. Потом надел их обратно. Лицо его передернулось, словно от тика. – Я не все тебе рассказал тогда, – начал он. – Про детство. Лиза тонкой струйкой выдыхала дым вниз. Ей не хотелось обратно в машину. – Когда меня обратно забрали в детский дом после смерти бабки, – продолжил Борис, – я нашел сестру. Она была моей двойняшкой. Я не знал о ней. А тогда как гром с неба. Воспитательница привела нас, однофамильцев, к себе в кабинет и рассказала, как моя бабка забрала только меня. Лиза посмотрела на него со страхом и удивлением. – Мне было стыдно перед сестрой, – рассказывал Борис. – Я не понимал, почему бабка так поступила. Но сестра радовалась, как может радоваться только ребенок. Она нашла родню. Это редкость для детдомовских. Сестра была там с детства. Была своей. Она меня опекала. В драках умоляла моих обидчиков не бить меня. Потом, если мне сильно перепадало, отводила в медпункт. Дула на раны, когда их мазали зеленкой. Борис несколько раз глубоко вздохнул, чтобы перестать волноваться, и продолжил: – В очередной драке мне пробили голову. Я потерял сознание и долго был в больнице. Какой-то сосуд лопнул. Дело замяли. Но я провалялся долго. Осложнения начались. – Он скривился, будто отгонял дурные воспоминания. – В общем, с тех пор у меня эпилепсия. – Я не знала, – сказала Лиза. Он хмыкнул. – Лечение подобрали хорошее, – пояснил он. – Я чудом остался в детском доме вместе с сестрой. Она как-то уговорила администрацию. В общем, нам лет по девять было. – А что потом? – спросила девушка мягким, заискивающим тоном. Она была готова на все. Только бы им с сыном выжить. – Потом мы выпустились из детского дома. Нам дали квартиру одну на двоих. Я поступил. Она заботилась обо мне. Была словно мать. Окончила курсы секретарей. Работала у кого-то. Влюбилась в его водителя. Ушла к нему. Я стал жить один. Без нее мне было тоскливо. Я старался уйти в учебу. Потом в работу. Борис закусил нижнюю губу. Лиза осторожно положила ему руку на плечо. Он слегка отстранился, а потом придвинулся ближе. – Но не думай, мы с ней созванивались. Виделись иногда. – Он замолчал на секунду. – Ладно. Садись в машину. По дороге расскажу. А то не успеем. – Куда? – чуть не взмолилась девушка. – Я же сказал, хочу тебя познакомить с близким человеком. – С сестрой? – спросила Лиза. Борис молча прошел и открыл переднюю пассажирскую дверь. Лиза села. Пристегнулась. Они снова поехали к городу. Ехали по каким-то проселкам. Изредка выезжали на основную трассу. Борис заметил, как Лиза растерянно смотрит каждый раз, когда они съезжали в сторону какого-нибудь населенного пункта. – Думаю, за нами следят. В смысле за мной, – пояснил он, заметив в очередной раз, как Лиза рассматривает местность. – Так что ты такого натворил? Если ты про сына, то я никуда заявления не подавала. Человек, с которым я приехала, – частный детектив. Я думала, Валентин выкрал ребенка. – Постой, – сказала она, – а ты как там очутился? Борис продолжил рассказ: – Сестра забеременела, а он ее бросил, – сказал он. Словно не слышал вопрос девушки. – Она ничего лучше не придумала, как сдать своего ребенка в детский дом. Словно забыла, как там несладко. – Ну, это же можно понять, – прошептала девушка. – Она всю жизнь без матери прожила. Борис замолчал. Посмотрел в зеркало заднего вида на спящего малыша. – Помнишь девушку, которая тебя ко мне подвозила? – спросил он, словно переключая тему разговора. – Марину? Она погибла! Ты знаешь? – спросила Лиза. – Знаю, – ответил Борис после паузы. – Я работал с ней. Она была деловая. Пронырливая. А потом открыла агентство по подбору суррогатных матерей. – Так что в этом плохого? – возмутилась девушка. – Ничего. – Борис вытер сухие губы ладонью. – Все бы ничего, да Марина мою сестру взяла как первую клиентку. Вряд ли она ее знала. Я их не знакомил. Не знаю, как они встретились. Может, Маринка, тварь, специально все сделала, разнюхала каким-то образом. Мне говорила, что нет. В общем, она принесла мне документы для оформления на имя моей сестры. Мы тогда поссорились с Мариной. Девушка напряженно ждала продолжения разговора. – Я встретился с сестрой. Я уговаривал ее. Просил. Умолял забрать собственного ребенка из детского дома. Но заработать суррогатной матерью для нее было важнее. Я понимал, что поменять ничего не смогу. Я ненавидел ее. Я прервал работу. Перестал принимать препараты. Участились приступы. Знаешь? – спросил он. – Перед ними часто бывает ощущение, когда мир накрывает тебя всей своей полнотой. Ты его видишь иначе. Он, мир, показывает тебе картины то ли из будущего, то ли из прошлого. Это длится мгновение. Или вечность. Я видел толстенные иглы, которыми в детстве кололи мне спину. Протыкали и залезали в позвоночник, говорили, это нужно, чтобы уменьшить количество приступов. Мне было страшно. Я был ребенком. Ты можешь себе представить, как чувствует себя ребенок, лежа на боку в ожидании иглы в спину, которая должна проникнуть в его позвоночник?! Я испытывал ужас. Лиза от услышанного окаменела. Ее руки онемели. Она видела перед собой чудовище. Лицо девушки свело гримасой боли и страха за себя и своего сына. – Тут, – продолжал Борис, – появилась моя мать. Лиза видела, как Борис вцепился в руль. Он сжимал его с такой силой, словно хотел раздавить, сломать в своих кулаках, расщепить в труху, пыль. По его вискам скатывались капли пота. На скулах ходили желваки. Он произносил каждое слово так, будто вылеплял его из чего-то жесткого, тяжелого, а потом, избавляясь, выталкивал из себя. – Мать нашла меня в моей квартире. Пришла с головой, повязанной платком. Она тогда лечилась от рака, – Борис рычал зверем, когда произносил это. – Просила прощения и рассказывала, как меня любит. А я ей не верил. И прощать не хотел. Сказал, что больше не хочу ее видеть. Она пыталась узнать про сестру. Про сестру, понимаешь?! – крикнул он. – Она, которая оставила нас в детском доме. Наплевала на нас, потому что без нас ей было лучше. Еще тогда она растоптала наши жизни. А теперь пришла рассказывать о любви к своим детям! – Он замолчал, подбирая слова. – И тогда я решил отомстить. Матери. Сестре. Всем уродам, которые не хотят любить своих детей. Они ехали по ночной дороге. Ребенок сзади молчал. Он как будто чувствовал страх матери и понимал, что разозлит Бориса еще больше, если подаст признаки жизни. – Что было потом? – спросила Лиза. Борис перевел на нее взгляд и ухмыльнулся. – Потом я соврал, что про сестру ничего не знаю. Она была такой же сволочью, как и мать. Борис хотел сделать матери больно. Так, чтобы эта боль осталась с ней навсегда. Сколько бы ей ни пришлось еще жить. Чтобы эта боль преследовала ее каждое мгновение жизни. Каждый вдох и каждый выдох. Каждое ее движение. Он нашел лучший способ. Убил ее дочь. Собственную сестру. И сделал так, чтобы мать узнала. – Я это сделал. С помощью таблеток. Шприца. И тихой заводи в лесополосе. Перед этим я прочитал, как нужно. Нашел способ. Тренировался на бездомных собаках. Это было, конечно, другое, у человека иная анатомия, – вспоминал Борис. – Но у меня получилось. Он засмеялся радостно, как ребенок, у которого получилось сделать что-то, над чем он старательно трудился много времени. – Мне стало так легко и тепло, когда я казнил сестру таким способом. – Он на секунду расслабился, и губы его растянулись в улыбке. – Каким? – выдавила из себя Лиза. Борис довольно хмыкнул. – Ей, а потом многим я делал укол в голову, проникал иглой в мозг и вводил туда что бы ты думала? – Он засмеялся тоненьким смехом, словно маленький мальчик, которого щекочет его мать в порыве нежности. – Спиртное. – Он щелкнул пальцами, как будто радовался своей находчивости. Лиза посмотрела на него умоляюще. – Скольких ты убил? – прошептала она. – А меня, меня ты тоже убьешь? Борис отрицательно покачал головой. – Нет. Я больше не буду это делать. – Он помолчал. – Убил много, некоторые из них были клиентки твоей бывшей подруги Марины. Я выбирал тех, кто не любил своих детей. – Да откуда тебе известно?! – вдруг закричала Лиза. – Как они любили, насколько сильно. Кто тебе дал право мерить их любовь или ненависть?! Отбирать у них жизнь! Борис не отвечал. Лиза испугалась, что поступила неправильно. Испугалась, что разозлила его. – Боря, Боренька, не обижайся, – взмолилась она, стала целовать его плечо, попыталась снять с руля его руку, зажать в ладонях. Плакала. Тихо. Не переставая. – Я, – ответил он, выдернув свою кисть из ладоней девушки. – Я дал себе право. Он помолчал и спросил: – А знаешь, кто стал последней? Лиза в ответ покачала головой. – Моя студентка с третьего курса. Вы пересекались, думаю. Ты, может быть, ее даже помнишь. Да не важно. Она была сторонницей абортов. Дура. Спорила. Называла поляков уродами, – он хмыкнул и, повернув голову, вдруг спокойно спросил: – Ты ведь знаешь, что в Польше запрещены аборты? Лиза смотрела вперед. Обреченно слушала. Безразлично пожимала плечами. – Меня бесят такие шлюхи, – объяснил Борис. – Когда я их слышу, я чувствую физическую боль. Мне становиться легче только после их смерти.