— Это не нужно, оно белое. Я все местные наряды здесь оставлю. Мои рооотонские складывай, — указываю на ряд темных платьев, которые на Цессе и не носила толком. Не то чтобы все новые платья мне категорически не нравились, есть среди них вполне приличные экземпляры, да и к светлым тонам я уже начала привыкать. Но ведь фактически это подарок принца. Сомневаюсь, что Атису будет приятно видеть меня в них. Вскоре одна половина гардеробной сиротливо пуста, другая по-прежнему заполнена. Я уже собираюсь закрыть нишу, как слышу недоумевающий возглас: — А это что такое? Лурита, шагнув внутрь, вытаскивает из угла, который раньше был завешан платьями, коробку. Я не сразу вспоминаю, что именно в нее положила и почему сюда поставила, а когда соображаю… — Ну ничего себе! — потрясенно восклицает девушка, рассматривая оказавшийся у нее в руках цветок. Тот самый, который я приняла от Атиуса на церемонии. Удивительно, но за это время он почти не изменился. Лишь засохли зеленые листочки, а сама масса белых лепестков до сих пор сохраняет внешний вид, разве что стала немного менее сочной. Видимо, устойчивое к увяданию растение, не зря именно его цветы дарят фавориткам. — Что с ним делать? — деловито интересуется Лурита. — А ты что сделала со своим? — переадресую я вопрос. — Ничего особенного, он так и стоит в вазе. Правда, с водой. — А ты ни у кого не спрашивала об этой традиции? Я просто понять не могу, почему Атиус просил не оставлять цветок на Рооотоне. — Я не спрашивала, но видела, как Марида… Помнишь фаворитку Кераса? У которой сестра-близняшка? Вот она этот цветок везде с собой таскала. Хвасталась. Для нее это как подтверждение достигнутого. Стать фавориткой на Цессе не менее престижно, чем женой. Может, альбинос думал, что ты тоже так будешь делать? Мужчины в этом смысле очень тщеславны. Наверняка, оставь ты цветок, потом на Атиуса смотрели бы с пренебрежением. Ну типа вот насколько ты нужен своей любовнице, что она подаренный тобой цветок, который все равно увянет, даже временно хранить не хочет. А так вроде придраться не к чему. — Видимо, ты права, — соглашаюсь я, не найдя в ее выводах противоречий. — И как с ним поступить? Выбрасывать? — Положи обратно. Я сначала посоветуюсь с Атисом. Не хочется, не зная каких-то нюансов, попасть в новые неприятности. Вечером, когда он, как обычно, зашел пожелать мне хороших снов, я именно так и сделала. Леянин меня выслушал и успокоил: — Насколько мне известно, цветок имеет значение исключительно для первой церемонии, дальше в описаниях традиций нигде не фигурирует. Но Лурита права, негласное символическое значение тоже возможно. В любом случае оставлять его на Цессе не стоит, чтобы не давать повода для пересудов. Я заберу. В общем, коробку он унес, избавив меня от еще одной головной боли. Больше я этого цветка никогда не видела, и разговоров о нем Атис не начинал. Наверное, все же утилизировал тихонько, я допытываться не стала. А вот Лурита свой цветок в тот же день демонстративно выбросила, и я потом видела не один осуждающий взгляд, направленный в ее сторону. Впрочем, через сутки этот вопрос ни меня, ни ее, ни кого-либо другого уже не волновал, потому что все заслонила новость: принц ли’Тон вышел из комы. Я напросилась на посещение медицинского центра в момент извлечения пациента из капсулы. Уговорила Атиса взять меня с собой. Отказать мне леянин не смог, хоть и пытался переубедить. Возможно, он был прав и мне совершенно незачем было присутствовать при этом фарсе, но я ни за что не желала пропустить уникальное зрелище. Очень уж мне хотелось собственными глазами увидеть, как «обрадуется» любовничек известию, что ему уготовано стать бывшим. О своей настойчивости я не пожалела. Спектакль оказался выше всяких похвал. Достойно выглядело все: и антураж, и зрители, и действующие лица, и реплики, определенно не отрепетированные, а потому весьма занимательные. Стерильная чистота помещения, наполненного светом, свежим воздухом и запахом медикаментов. Отодвинутое к белым стенам медицинское оборудование, выключенное, забытое, с темными дисплеями, словно расписавшееся в своем бессилии. Триумфально занимающее центральную часть палаты, сияющее зеркальным блеском каплевидное устройство, раза в полтора длиннее, чем тело империанина. Два леянина в насыщенно-голубых комбинезонах, неторопливо выключающие систему, открепляющие подводящие трубки и вынимающие из гнезд провода. Еще два врача-цессянина в белом облачении, за ними наблюдающие, но замершие чуть поодаль, чтобы не мешать. Другой медперсонал, не допущенный в палату, с любопытством созерцающий происходящее, оставаясь за прозрачной перегородкой. Одетый в довольно мрачный по цессянским меркам строгий бежевый костюм без декоративной отделки король Цесса, сидящий в специально принесенном сюда кресле и нетерпеливо постукивающий по полу ботинком. Прислонившийся к стене Атис в привычных для него серых брюках, белой рубашке и жилете, отороченном меховой опушкой, — теперь я знала, как называется эта пушистая ткань. Ну и я, разумеется, в вызывающем черном платье в пол и со столь же демонстративно сидящим у меня на плече шигузути, который почему-то именно сегодня наотрез отказался прятаться в одежде. Мало того, еще и постоянно перепрыгивал с моего плеча на плечо леянина, словно решить не мог, с какого ракурса смотреть удобнее. Наконец, самый главный персонаж, на которого в этот момент направлено исключительно пристальное внимание. Пока еще темный, мутный силуэт, шевелящийся за стенками капсулы в ожидании своего освобождения. И со вздохом облегчения принимающий положение сидя, едва крышка лопается поверху и уходит в боковые стенки устройства. — Уф-ф… Наконец-то! — Он растирает ладонями голые плечи и поводит шеей, разминая затекшие мышцы. — В прошлый раз как-то легче было. Сколько?.. Вопрос замирает на губах, когда Атиус понимает, что кроме бросившихся к нему врачей здесь присутствуют и другие. Впрочем, увидев картину в целом, мелочей он пока не замечает, а потому лишь удивленно молчит, не зная, что сказать. — Шесть дней, — не слишком довольным тоном ставит его в известность король. — Ясно, — все же находит в себе силы ответить Атиус. На несколько секунд мы теряем его из виду, потому что врачи заслоняют пациента, надевая на него халат и помогая выбраться из капсулы. То есть сесть на ее край, потому что вставать на ноги ему еще точно рано. — Дейлина… — К чести альбиноса, перво-наперво он решает извиниться передо мной. Видимо, прекрасно помнит причину, по которой в капсуле оказался. — Я вел себя недопустимо. Прости. Надеюсь, наказание, которое я получил за самоуверенность, кажется тебе достаточным. Если нет, то я, несмотря на то, что ты фаворитка, а не жена, готов понести другое. Все, что ты скажешь. — Он демонстративно печально вздыхает, с показной обреченностью принимая неизбежность. Придумывать, что сказать в ответ, мне не приходится. Атис реагирует быстрее: — Принц ли’Тон, степень вашего пристального внимания к статусу Дейлины впечатляет. Безусловно, большая честь — быть любовником наследницы Рооотона. Надеюсь, что это не единственная причина для гордости, и вы ничего не потеряете, если от нее откажетесь. — Откажусь? Атиус хмурится, а вот глазки бегают, отыскивая отца в поисках поддержки. По вполне понятным причинам не находят. Вернее, обнаруживают перекошенное гримасой лицо и испуганно округляются. — Атис Алиин ат’Шон, могу я попросить вас об услуге? — цедит сквозь зубы король Цесса, испепеляя сына взглядом. — Какой именно? — спокойно спрашивает леянин. — Не демонтируйте капсулу стабилизации, — негромко, но внятно доносит до него свою просьбу цессянин, сжимая кулаки. — И уведите, пожалуйста, девушку. Не думаю, что дальнейшее ей понравится. — Дэйль Монт ли’Тон, мне не хотелось бы задерживаться на Цессе, поэтому ваши намерения кажутся мне нерациональными и несвоевременными. Капсулу я оставлю, но очень рассчитываю не знать, как именно вы ею распорядитесь. Дейлина, несомненно, увидела и услышала достаточно. Она уйдет, а я останусь. Прослежу за сохранностью… оборудования. — Да что происходит? — растерянно бормочет принц. Именно в этот момент Черныш решает, что с моего плеча ему обзора недостаточно. Он перепрыгивает на леянина, и если на моем черном платье малыш был совсем незаметен, то на серо-голубом жилете Атиса… Вот-вот, виден он более чем прекрасно. Атиус нервно вздрагивает, теряя дар речи, а Атис еще больше усиливает его потрясение, склоняясь ко мне. Целует в лоб и осторожно подталкивает к выходу. — Я присмотрю за Чернышом, не волнуйся, — тихо шепчет и раскрывает проем. Я с ним не спорю. Послушно выскальзываю за дверь под надзор дежурящей у входа Луриты. С ней же усаживаюсь за стеклянной стеной оранжереи, которая находится как раз напротив входа в медцентр. Заниматься нам все равно нечем, а мне любопытно, когда же семейные разборки закончатся. То есть как долго король будет вразумлять своего сына под бдительным оком леянина. Ясно, почему Атис остался, — не хочется долго ждать церемонии официального отказа, а она неизбежно отложится, если Монт будет пользоваться не только словами. С полчаса мы сидим, болтая ни о чем. В итоге наше терпение вознаграждается. Проем раскрывается, из него стремглав вылетает взбешенный король и бросается к лестнице, ведущей на третий этаж. Причем не к ближайшей лестнице, а к той, которая намного дальше, зато ведет напрямую к апартаментам королевской четы. В комнаты Орлей, в общем. Я вовремя припоминаю, что рядом с ними есть изумительное местечко, наличие которого мне так неосторожно продемонстрировал Атиус. Можно даже не сомневаться, что мы с Луритой заговорщически переглядываемся и… отправляемся прямиком туда. — Стоп! — Я оперативно хватаю за руку иперианку, заставляя развернуться ко мне, и приседаю, принимаясь поправлять шнуровку туфельки. Вот ведь невезение! Едва я собралась открыть скрытую декоративными накладками на стене дверь, как тут же в коридоре появились свидетели. Хорошо хоть заметила я их своевременно. — Вам помочь, Дейлина? — интересуется, останавливаясь рядом со мной, экс-королева Виона. — Нет, спасибо. Просто лента развязалась. Мне ничего не остается, кроме как мило улыбаться в ожидании, когда нежданная собеседница соизволит продолжить свой путь. Увы, у вионки другие планы. — Я третий день пытаюсь с вами встретиться, и не получается. Каждый раз что-то мешает. — Словно почувствовав мое нетерпение, она извиняется, но откладывать разговор, видимо, не хочет. — Возможно, у вас сейчас найдется пара минут? — Разумеется, — не раздумывая откликаюсь я, поднимаясь и шагая ей навстречу. Хоть и стремится моя душа к заветной дверце, а отказывать Лале я не могу. Ведь именно благодаря ей в моей жизни так много изменилось! Да и Атиса к расследованию я привлекла только после беседы с ней. — Я бы не торопилась с разговором, но, боюсь, у меня скоро просто не останется такой возможности. Вам вряд ли сообщили, оно и понятно, это не самая важная информация… У меня родился внук. И мне бы очень хотелось увидеть его именно таким — крошечным, очаровательным карапузиком. Он с каждым днем будет меняться, расти, я боюсь упустить эти чудесные мгновения! Она нежно и искренне улыбается, говоря об этом, а мне становится и радостно и грустно. Лала замечательная женщина, так не хочется с ней расставаться! — Вы улетаете с Цесса, — со вздохом говорю я. — Да, сегодня. Я в общем-то и искала вас, чтобы попрощаться и извиниться, что не смогу дождаться свадебной церемонии. Хотя… Она бросает беглый взгляд на Луриту, и та немедленно отступает еще на пару шагов, так же, как это чуть раньше сделали две сопровождающие вионку женщины. А экс-королева, деликатно взяв меня под руку, склоняется ближе и приглушает голос: — Честно говоря, я даже рада, что есть повод улететь. Я бы определенно получила лишь отрицательные впечатления от церемонии. Мне очень не по душе новый семейный институт, навязанный Цессом, и статус, который вас вынудил принять принц ли’Тон. Видеть, как вы будете танцевать второй… Это выше моих сил. Понятно, что так вышло, и теперь делать нечего, однако я хотела, чтобы вы знали: будущие наследницы не обязаны повторять вашу судьбу. Да, вам не повезло. Вас увлек не самый порядочный мужчина, сделав всего лишь фавориткой. Однако есть много других империан, готовых все изменить и вернуть на свои места. Увы, не сейчас, но позже — обязательно. Думаю, когда у вас родится малышка, Литт, мой внук, будет еще слишком юн, чтобы понимать всю степень ответственности за будущее империи, и опыта у него будет немного, но вот ваша внучка вполне может составить его счастье. И я уверена, фавориткой он ей стать не предложит. И будет любить вне зависимости от наличия способностей у нее или будущих детей. Так же как — я уверена — любили вас ваши родители. Да и для всех остальных важен в большей степени факт династического брака, а не расовые признаки и сила их проявления. Говорит она быстро, напористо, на одном дыхании, стараясь меня убедить. Мне никак не удается найти момент, чтобы ее прервать и рассказать, как же на самом деле обстоят дела. И лишь когда Лала останавливается, я получаю эту возможность. — Скажу вам по секрету… — отступаю с ней еще на шаг дальше от любопытных ушей свиты. — Я не в принца Цесса влюблена, а в короля Ле. И стану его женой, когда принц от меня откажется. — А он откажется? — со смешанным чувством недоверия и изумления спрашивает экс-королева. Ее опасения понятны, однако, когда я уверенно киваю, в синих глазах появляется облегчение. — Тогда я за вас спокойна. И очень рада. Ох, как же хорошо… — Она кладет руку на грудь, стянутую темно-синим бархатным корсажем, и искренне улыбается. — Обязательно прилетайте на Вион погостить. Мы будем вам рады… Значит, это к счастью, что вы не попробовали лиглиорас, — неожиданно вспоминает о подаренном Атиусу продукте. — Почему? — Я заинтересовываюсь, вспомнив, что именно ответ на этот вопрос так и остался для меня загадкой. — Он влечение тоже стимулирует. Экс-королева потерянно разводит руками, а я краснею, сообразив, что, съев его, я с высокой степенью вероятности могла бы позволить цессянину стать ближе. — Извините, я ведь думала, что вы — фаворитка в истинном смысле этого слова, и более страстная ночь… — Она вздыхает сокрушенно, но тут же спохватывается, обещая: — Я обязательно передам упаковку в качестве свадебного подарка. Вам очень понравится эффект! И вашему… мужу, — последнее слово произносит одними губами, совершенно беззвучно, понимая, что для всех это еще тайна. Лала уходит, сопровождаемая своей свитой, а я все еще смотрю ей вслед. Какая же она в своих суждениях… правильная! И меня поддерживает, и о благе собственной семьи и планеты не забывает. Мудрая женщина. Мне необычайно повезло, что она стала моим другом.