Он задумался, потом напечатал: Люк: У меня есть выбор? Ответ пришел сразу же: Миссис Сигсби: Нет. — Возьми свой смайлик и засунь себе в… В дверь постучали. Он подошел, ожидая увидеть Глэдис, но на этот раз это был Хадад, один из парней из лифта. — Не хочешь прогуляться, здоровяк? Люк вздохнул. — Дай мне секундочку. Мне нужно надеть кроссовки. — Нет проблем. Хадад подвел его к двери за лифтом и открыл ее ключом-картой. Они вместе прошли небольшое расстояние до административного здания, отмахиваясь от насекомых. 11 Миссис Сигсби напомнила Люку старшую сестру его отца. Как и тетя Рода, эта женщина была худой, с узкими бедрами и небольшим намеком на грудь. Только вокруг рта тети Роды были морщинки от улыбки, а в глазах всегда светилась теплота. Она была большой любительницей обнимашек. Люк подумал, что стоящая у стола женщина в сливовом костюме и туфлях на каблуках вряд ли его обнимет. Она могла бы улыбнуться, но это был бы лицевой эквивалент трехдолларовой купюры. В глазах Миссис Сигсби он увидел внимательную оценку и больше ничего. Вообще ничего. — Спасибо, Хадад, дальше я сама. Лаборант — Люк предположил, что Хадад занимает именно эту должность — почтительно кивнул и вышел из кабинета. — Начнем с чего-нибудь очевидного, — сказала она. — Мы одни. Я провожу десять минут или около того наедине с каждым новичком вскоре после их прибытия. Некоторые из них, дезориентированные и злые, пытались на меня напасть. Я не корю их за это. С чего бы, ради всего святого? Самым старшим из вас шестнадцать, а средний возраст — одиннадцать лет и шесть месяцев. Иными словами, дети и в лучшие времена плохо контролируют свои импульсы. Я рассматриваю такое агрессивное поведение как поучительный момент… и преподаю им урок. Мне нужно будет преподавать урок тебе, Люк? — Не нужно, — сказал Люк. Он подумал, не был ли Ники одним из тех, кто пытался поднять руку на эту аккуратную маленькую женщину. Может быть, позже он об этом спросит. — Хорошо. Присаживайся, пожалуйста. Люк занял стул перед ее столом, наклонившись вперед и крепко зажав руки между коленями. Миссис Сигсби сидела напротив, ее взгляд был взглядом директрисы, которая не потерпит никаких глупостей. Кто относится к глупостям очень сурово. Люк никогда не встречал взрослых, не знающих жалости, но сейчас ему показалось, что он лицом к лицу столкнулся с таковым. Это была пугающая мысль, и его первым порывом было отвергнуть ее как нелепую. Он подавил этот порыв. Лучше верить в то, что он здесь в полной изоляции и без защиты. Лучше — безопаснее — верить в то, что она именно та, за кого он ее принимает, если только на поверку она не окажется другой. Ситуация была дрянь; в этом не было никаких сомнений. Самообман — самая большая ошибка, которую он мог совершить. — У тебя появились друзья, Люк. Это хорошо, хорошее начало. Ты встретишь и других детей во время твоего пребывания в Передней Половине. Двое из них, мальчик по имени Эйвери Диксон и девочка по имени Хелен Симмс, только что прибыли. Сейчас они спят, но ты скоро с ними познакомишься, может быть, еще до отбоя, который у нас в десять часов. Хотя Эйвери может проспать всю ночь. Он довольно молод и наверняка, когда проснется, будет в подавленном эмоциональном состоянии. Я надеюсь, что ты возьмешь его под свое крыло, как, я уверен, и Калиша, и Айрис и Джордж. Возможно, даже Ник, хотя никогда точно не знаешь, как Ник отреагирует. Включая самого Ника, как я думаю. Помогая Эйвери адаптироваться к его новой ситуации, ты заработаешь жетоны, которые, как ты уже знаешь, являются основным платежным средством здесь, в Институте. Все зависит только от тебя, но мы тоже будем наблюдать. Я знаю, так и будет, подумал Люк. И слушать. За исключением нескольких мест, где вы не можете этого делать, если предположить, что Морин не врет. — Твои друзья дали тебе определенную информацию, кое-что из неё верно, некоторое — лютая дичь. То, что я тебе сейчас скажу, — абсолютная правда, так что слушай очень внимательно. — Она наклонилась вперед, положив руки на стол и не сводя с него глаз. — Твои уши открыты, Люк? Потому что я, как говорится, не жую свою капусту дважды. — Да. — Да, что? — Бросила она ему, хотя ее лицо при этом осталось таким же спокойным, как обычно. — Уши открыты. Мозг сосредоточен. — Отлично. Ты проведешь определенное количество времени в Передней Половине. Это может быть десять дней, это может быть две недели, это может быть месяц, хотя очень немногие из наших призывников остаются здесь так долго. — Призывники? Вы хотите сказать, что меня призвали? Она коротко кивнула. — Именно это я и хочу сказать. Идет война, и ты призван служить своей стране. — Это все потому, что время от времени я могу передвинуть стакан или книгу, не прикасаясь к ней? Полная хре… — Закрой рот! Люк был потрясен этим почти так же, как и ударом Тони наотмашь. — Когда я говорю, ты слушаешь. И не перебиваешь. Все ясно? Не доверяя своему голосу, Люк только кивнул. — Это не гонка вооружений, а гонка умов, и если мы проиграем, последствия будут более чем ужасными, они будут невообразимыми. Тебе только двенадцать, но ты солдат в необъявленной войне. То же самое относится к Калише и остальным. Тебе это нравится? Конечно же, нет. Призывникам никогда это не нравится, и призывников иногда нужно учить, что есть последствия за невыполнение приказов. Я полагаю, что ты уже получил один урок. Если ты так умен, как говорят наши записи, возможно, еще один тебе не понадобится. Если же ты попытаешься снова, ты его получишь. Это не твой дом. Это не твоя школа. Тебе не просто дадут дополнительную работу или отправят в кабинет директора или оставят после занятий; ты будешь наказан. Понятно? — Да. — Жетоны для хороших мальчиков и девочек, пощечины для тех, кто был плохим. Или что-то еще похуже пощечин. Концепция была пугающей, но простой. — Тебе сделают несколько инъекций. И поставят несколько опытов. Твое физическое и психическое состояние будет контролироваться. Ты в конечном итоге окажешься в том, что мы называем Задней Половиной, и там тебе будут предоставлены определенные услуги. Твое пребывание в Задней Половине может продлиться до шести месяцев, хотя средняя продолжительность активной службы составляет всего шесть недель. После чего твои воспоминания будут стерты, и тебя отправят домой к родителям. — Они живы? Мои родители живы? Она рассмеялась, и смех ее прозвучал на удивление весело. — Конечно же, они живы. Мы не убийцы, Люк. — Тогда я хочу с ними поговорить. Дайте мне поговорить с ними, и я сделаю все, что вы захотите. — Слова вырвались прежде, чем он понял, какое опрометчивое это было обещание. — Нет, Люк. У тебя до сих пор нет четкого понимания происходящего. — Она откинулась назад. Руки снова легли на стол. — Это не переговоры. Ты сделаешь все, что мы захотим, по-любому. Поверь мне, и ты избавишь себя от большой боли. Ты не будешь иметь никакого контакта с внешним миром во время пребывания в Институте, включая твоих родителей. Ты будешь подчиняться всем приказам. Ты будешь соблюдать все протоколы. И, за некоторыми исключениями, вряд ли ты найдешь приказы трудными или протоколы обременительными. Твое время здесь пробежит очень быстро, и когда ты нас покинешь, когда ты одним прекрасным утром проснешься в своей собственной спальне, все будет как раньше. Самое печальное — я так думаю, во всяком случае, — что ты даже не будешь помнить, что тебе выпала великая честь послужить своей стране. — Не понимаю, как это возможно, — сказал Люк. Он говорил больше с самим собой, чем с ней, что было ему свойственно, когда что-то — физическая проблема, картина Мане, краткосрочные и долгосрочные последствия долгов — полностью занимало его внимание. — Так много людей меня знают. Школа… люди, с которыми работают мои родители… мои друзья… вы не можете всем им стереть воспоминания. Она не рассмеялась, но улыбнулась. — Я думаю, ты будешь очень удивлен тем, что мы можем сделать. Мы закончили. — Она встала, обошла стол и протянула ему руку. — Было очень приятно с тобой познакомиться. Люк тоже встал, но не взял ее за руку. — Пожми мне руку, Люк. Часть его этого хотела, старые привычки было трудно сломать, но он держал руку на бедре. — Пожми её, а не то пожалеешь. Говорю тебе последний раз. Он понял, что она не шутит, и пожал ей руку. Она держала его руку в своей. И хотя она не сжимала её, он мог сказать, что ее рука была очень сильной. Она пристально посмотрела ему в глаза. — Мы можем случайно встретиться с тобой, как говорится, по всему кампусу, но, надеюсь, это будет твой единственный визит в мой офис. Если тебя снова сюда приведут, наша беседа наверняка будет менее приятной. Понимаешь? — Да. — Хорошо. Я знаю, что для тебя сейчас темное время, но если будешь делать все, что тебе говорят, ты увидишь солнечный свет. Поверь мне на слово. Теперь иди. Он вышел, снова чувствуя себя спящей красавицей или Алисой в кроличьей норе. Хадад болтал с секретаршей или помощницей Миссис Сигсби, или кем она там была, и ждал его. — Я отведу тебя в твою комнату. Иди рядом со мной, понял? Никаких лишних телодвижений. Они вышли, направились к главному зданию, и тут Люк остановился, почувствовав головокружение. — Подожди, — сказал он. — Минуточку. Он наклонился, обхватив руками колени. На мгновение перед его глазами заплясали разноцветные точки. — Ты собираешься грохнуться в обморок? — Спросил Хадад. — Не так ли? — Нет, — ответил Люк, — но, пожалуйста, дай мне несколько секунд. — Не вопрос. Тебе делали укол? — Да. Хадад кивнул. — С некоторыми детьми такое бывает. Запоздалая реакция.