— Я просто хочу спросить, как бы ты отнеслась к тому, чтобы их заперли в подобном месте. — В, — произнес мягкий женский голос. — Это В. На лице Глэдис больше не было улыбки, когда она вела его, держа за руку чуть крепче, чем это было необходимо. — А еще мне интересно, как ты со всем этим живешь. Догадываюсь, это тоже немного личное, да? — Хватит, Люк. Я принесла тебе сок. Я не должна была этого делать. — А что бы ты сказала своим детям, если бы кто-нибудь узнал, что здесь происходит? Если бы это попало, ну скажем, в новости. Как бы ты им это объяснила? Она пошла быстрее, почти волоча его за собой, но на ее лице не было гнева; если бы он был, то, по крайней мере, Люк испытал бы хоть какое-то, хоть сомнительное утешение, зная, что достучался до нее. Но нет. Там была только пустота. Это было лицо куклы. Они остановились у В-17. Полки были заставлены медицинским и компьютерным оборудованием. Там стояло мягкое кресло, похожее на кресло в кинотеатре, а за ним на стальном столбе стояло что-то похожее на проектор. По крайней мере, на подлокотниках кресла не было ремней. Их ждал лаборант — Зик, судя по бейджику на его синем топе. Люк уже слышал это имя. Морин говорила, что он был одним из самых злобных. — Привет, Люк, — сказал Зик. — Ты спокоен? Не зная, как ответить, Люк пожал плечами. — Не собираешься создавать проблем? Вот к чему я клоню, приятель. — Нет. Никаких проблем. — Приятно слышать. Зик открыл бутылку, наполненную синей жидкостью. Раздался резкий запах алкоголя, и Зик достал термометр длиной не меньше фута. Наверняка, нет, но… — Снимай штаны и нагибайся к креслу, Люк. Предплечья на сиденье. — Только без… Только без Глэдис, — хотел сказать он, но дверь В-17 была закрыта. Глэдис исчезла. Может быть, чтобы поберечь мою гордость, подумал Люк, но, скорее всего, потому, что с неё уже было достаточно моего дерьма. Это бы его взбодрило, если бы не стеклянный стержень, который скоро, он был уверен, будет исследовать ранее неизведанные глубины его анатомии. Он был похож на термометр, который ветеринар мог использовать, чтобы измерить температуру лошади. — Без чего? — Он помахивал термометром взад-вперед, как жезлом мажоретки. — Только без этого? Извини, парень, ничего не могу поделать. Приказ из штаба, знаешь ли. — А не проще ли было бы это сделать температурной полоской? — Сказал Люк. — Держу пари, ты можешь купить её в Си-Ви-Эс[103] за полтора доллара. Еще дешевле, если есть дисконт на заправку… — Прибереги свои мудрые речи для друзей. Спускай штаны и наклонись над креслом, или я помогу. И, поверь, тебе это не понравится. Люк медленно подошел к креслу, расстегнул брюки, спустил их вниз и наклонился. — Вау, ох уж это полнолуние! — Перед ним стоял Зик. В одной руке он держал термометр, в другой — баночку с вазелином. Он опустил термометр в банку и вытащил его. С его конца свисал желеобразный комок. Для Люка это выглядело как кульминация грязной шутки. — Видишь? Смазки достаточно. Это совсем не больно. Просто расслабь свои булки и напомни себе, что пока ты не почувствуешь на себе обе мои руки, твоя девственность останется нетронутой. Он обошел вокруг Люка, который стоял, согнувшись, положив руки на сиденье стула и выставив ягодицы. Он чувствовал запах его пота, очень и очень сильный. Он попытался напомнить себе, что он не первый ребенок, получивший такую процедуру в Институте. Это немного помогло… но, на самом деле, не так уж и много. Комната была заставлена высокотехнологичным оборудованием, а этот человек готовился измерить его температуру самым нетехнологичным способом, который только можно было себе представить. Зачем? Чтобы сломать меня, подумал Люк. Чтобы убедиться, что я понимаю, что я просто морская свинка, и когда у вас есть морские свинки, вы можете получать нужные вам данные любым подходящим способом. И, возможно, они даже не нуждаются в этих конкретных данных. Может быть, это просто способ спросить: Если мы можем засунуть это тебе в задницу, то что еще мы можем туда засунуть? Ответ был прост: Все, что захотим. — Неизвестность тебя убивает, не так ли? — Сказал Зик из-за его спины, и этот сукин сын засмеялся. 9 После унижения термометром, которое, казалось, продолжалось очень долго, Зик измерил его кровяное давление, надел на палец кислородный монитор и проверил его рост и вес. Он заглянул в горло Люка и в его нос. Он записывал результаты, что-то при этом напевая. К тому времени в кабинет вернулась Глэдис. Она пила кофе из кружки с маргаритками и улыбалась своей фальшивой улыбкой. — Время для укола, Люки-бой, — сказал Зик. — Ты ведь не собираешься доставлять мне никаких хлопот? Люк покачал головой. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — это вернуться в свою комнату и вытереть вазелин с задницы. Ему нечего было стыдиться, но все равно ему было стыдно. Его унизили. Зик сделал ему укол. На этот раз жара не было. На этот раз не было ничего, кроме небольшой боли, которая тут же прошла. Зик смотрел на часы, шевеля губами и отсчитывая секунды. Люк сделал то же самое, только не шевеля губами. Он уже дошел до тридцати, когда Зик опустил руку. — Тошнит? Люк покачал головой. — У тебя во рту есть металлический привкус? Единственное, что Люк ощутил на вкус, — это остатки апельсинового сока. — Нет. — Ладно, хорошо. А теперь посмотри на стену. Видишь какие-нибудь точки? Или, может быть, они выглядят скорее, как круги. Люк покачал головой. — Ты говоришь правду, парень? — Правду. Никаких точек. Никаких кругов. Зик несколько секунд смотрел ему прямо в глаза (Люк хотел было спросить, не видит ли он там каких-нибудь точек, но сдержался). Затем он выпрямился, демонстративно отряхнул ладони и повернулся к Глэдис. — Давай, уводи его отсюда. Доктор Эванс потребует его сегодня днем для проверки глаз. — Он указал на проектор. — В четыре вечера. Люк хотел было спросить, что это за штука с глазами, но ему стало все равно. Он был голоден, и это, казалось, не менялось, что бы они с ним ни делали (по крайней мере, до сих пор), но больше всего на свете ему хотелось привести себя в порядок. Он чувствовал себя — только британский диалект английского адекватно это описывал — испорченным. — Ну, это было не так уж и стремно, правда? — Спросила Глэдис, когда они поднимались в лифте. — Много шума из-за пустяков. — Люка так и подмывало спросить, сочла ли бы она это пустяками, если бы речь шла об ее заднице. Ники мог бы это спросить, но он не был Ники. Она одарила его фальшивой улыбкой, которую он находил все более ужасной. — Ты пытаешься хорошо себя вести, и это замечательно. Вот тебе жетон. Да что там, возьми два. Сегодня я транжира. Он их взял. Позже, стоя под душем с опущенной головой и струями воды, бегущими по волосам, он снова заплакал. Он был похож на Хелен, по крайней мере, в одном отношении; он хотел, чтобы все это было сном. Он отдал бы все, может быть, даже свою душу, если бы мог проснуться от солнечного света, лежащего поперек его кровати, как второе покрывало, и запаха жарящегося внизу бекона. Слезы, наконец, высохли, и он начал чувствовать что-то еще, кроме горя и потери — кое-что пожестче. Своего рода железобетонный фундамент, ранее ему неизвестный. Было облегчением осознавать, что таковой у него имеется. Это был не сон, это происходило на самом деле, и выбраться отсюда казалось, уже было недостаточно. Эта жесткая штука хотела большего. Он хотел разоблачить всех похитителей и истязателей детей, от Миссис Сигсби и Глэдис с ее пластмассовой улыбкой до Зика с его скользким ректальным термометром. Чтобы обрушить Институт на их головы, как Самсон обрушил храм Дагона на филистимлян[104]. Он знал, что это не более чем обиженная, бессильная фантазия двенадцатилетнего мальчишки, но он все равно этого хотел, и если бы была такая возможность, он бы это сделал. Как любил говорить его отец, Хорошо иметь цели. Они могут помочь тебе пережить трудные времена. 10 К тому времени, когда он добрался до кафешки, там уже никого не было, если не считать уборщика (Фред, как гласил бейджик), который мыл пол. Для ленча было еще слишком рано, но на столике у входа стояла ваза с фруктами — апельсины, яблоки, виноград и пара бананов. Люк взял яблоко, подошел к автомату и с помощью одного из своих жетонов добыл пакет с попкорном. Завтрак чемпионов, — подумал он. У мамы была корова. Он пошел с едой в комнату отдыха и посмотрел через окно на игровую площадку. Джордж и Айрис сидели за одним из столов для пикника и играли в шашки. Эйвери осваивал батут, делая осторожные прыжки. Ни Ники, ни Хелен нигде не было видно. — По-моему, это самая худшая еда, которую я когда-либо видела, — сказала Калиша. Он подпрыгнул, вывалив часть попкорна из пакета на пол. — Черт возьми, почему ты всегда пугаешь людей? — Мне очень жаль. — Она присела на корточки, подняла несколько рассыпанных зерен попкорна и бросила их в рот. — С пола? — Спросил Люк. — Не могу поверить, что ты это сделала. — Правило пяти секунд. — Согласно данным Национальной службы здравоохранения — это в Англии — правило пяти секунд это миф. Полная чушь. — Значит ли, что если ты гений, то у тебя есть особая миссия — разбивать всем иллюзии? — Нет, я просто… Она улыбнулась и встала.