Она села прямо. — Что-то спрашивали? Он кивнул. — После чего один из докторов… Эванс, ты его знаешь? — Тот, с винтажными усишками. — Она сморщила нос и сделала еще один глоток. — Да, он. У него были какие-то карточки, и он пытался заставить меня сказать, что на них нарисовано. Это были экстрасенсорные карты. Уверен. Ты рассказывала мне о них, помнишь? — Конечно. Они проверяли их на мне дюжину раз. Два десятка. Но не после огней. Они просто приводили меня для этого из моей комнаты. — Она сделала еще один маленький глоток. — Они, должно быть, перепутали свои документы, подумали, что ты ТП, а не ТК. — Сначала я так и подумал и сказал им об этом, но они продолжали меня бить. Как будто думали, что я притворяюсь. — Самое безумное, что я когда-либо слышала, — сказала она. Слшл вместо слышала. — Я думаю, это произошло, потому что я не тот, кого вы называете плюс. Я обычный. Они называют нас обычными розовыми детьми. — Да. Розовыми. Все верно. — А как насчет других детей? Случалось ли с ними что-нибудь подобное? — Никогда их не спрашивала. Уверен, что не хочешь немного? Люк взял бутылочку и сделал глоток, главным образом для того, чтобы она сама не выпила все до дна. По его мнению, с нее было достаточно. Все было так ужасно, как он и ожидал. Он вернул ей бутылочку. — Разве ты не хочешь знать, за что я пью? — За что? — За Айрис. В её память. Она такая же, как и ты, ничего особенного, просто немного ТК. Они пришли и забрали ее час назад. И, как сказал бы Джордж, мы ее больше не увидим. Она начала плакать. Люк ее обнял. Он не мог придумать, что еще можно сделать. Она положила голову ему на плечо. 17 В тот вечер он снова зашел на сайт Мистер Гриффин, набрал веб-адрес Стар Триб и смотрел на него почти три минуты, прежде чем отступить, не нажимая ВВОД. Трус, подумал он. Я трус. Если они мертвы, я должен это выяснить. Только он не знал, сможет ли встретить эту новость, не сломавшись окончательно. Кроме того, какая от этого польза? Вместо этого он набрал Вермонтские юристы по работе с кредитными долгами. Он уже исследовал все, что мог по этой теме, но сказал сам себе, что перепроверка будет хорошей идеей. И это поможет скоротать время. Через двадцать минут он отключился и уже раздумывал, не прогуляться ли и не посмотреть, что там творится за пределами комнаты (посещение Калиши было в приоритете, если только она не отсыпалась), когда цветные точки вернулись. Они закружились перед его глазами, и мир начал исчезать. Как поезд, отходящий от станции, и набирающий ход пока он наблюдает за ним с платформы. Он опустил голову на закрытую крышку ноутбука и глубоко вздохнул, приказывая себе держаться, держаться, просто держаться. Говоря себе, что это пройдет, не позволяя себе задаваться вопросом: Что случится, если этого не произойдет. С глотанием проблем не возникало, и, в конце концов, это чувство отдаления от себя — погружения во Вселенную кружащихся огней — прошло. Он не знал, сколько времени это заняло, может быть, всего минуту или две, но чувствовал, что гораздо дольше. Он пошел в ванную и почистил зубы, глядя на себя в зеркало. Они могли знать о точках, вероятно, знали о точках, но не о другом. Он понятия не имел, что было на первой карточке или на третьей, но на второй был мальчик на велосипеде, а на четвертой — маленькая собака с мячиком во рту. Черная собака, красный шар. Похоже, он все-таки был ТП. Или стал им. Он прополоскал рот, выключил свет, разделся и лег на кровать. Эти огоньки изменили его статус. Они догадывались, что такое может случиться, но не были уверены. Он не знал, какой он может извлечь из этого толк, но… Он был простым подопытным кроликом, скорее всего, все они были таковыми, но над низкоуровневыми ТП и TK — розовыми — ставились дополнительные опыты. Почему? Потому что они были менее ценными? Просто расходный материал, если что-то пойдет не так? Уверенности не было, но Люк считал, что это вполне вероятно. Врачи считали, что эксперимент с карточками провалился. Это было хорошо. Это были плохие люди, и хранить секреты от плохих людей это хорошо, ведь верно? Но у него была мысль, что огоньки могут иметь какую-то иную цель помимо повышения способностей розовых, потому что над сильными ТП и TK, такими как Калиша и Джордж, также ставились эти опыты. Что же это могла быть за цель? Он не знал. Он только знал, что точки исчезли, и Айрис исчезла, но точки могут вернуться, а Айрис уже не вернется. Айрис переведена в Заднюю Половину, и они больше ее не увидят. 18 На следующее утро за завтраком было девять детей, но после ухода Айрис они почти не разговаривали и не смеялись. Джордж Айлс за все утро не ввернул ни одной из своих обычных шуточек. Хелен Симмс завтракала конфето-сигаретами. Гарри Кросс достал из буфета гору омлета и, не отрываясь от тарелки, принялся за работу, запихивая его в рот вместе с беконом и домашней картошкой фри. Маленькие девочки, Грета и Герда Уилкокс, ничего не ели, пока не появилась Глэдис с солнечной улыбкой и всем остальным, и уговорила их откусить по несколько кусочков. Близнецы, казалось, приободрились от ее внимания, даже начали немного улыбаться. Люк подумал о том, чтобы позже отвести их в сторону и сказать, чтобы они не доверяли этой улыбке, но это их только напугало бы, так что в этом хорошего? Что в этом хорошего, становилось мантрой, и он признался сам себе, что размышлять об этом — плохой вариант, шаг по пути к принятию этого места. Он не хотел по нему продвигаться, ни за что не хотел, но логика есть логика. Если маленькие Б утешались от внимания больших Д, возможно, это было к лучшему, но когда он думал о тех девочках, знакомящихся с ректальным термометром… и огоньками… — Да что с тобой такое? — Спросил Ники. — Ты выглядишь так, словно съел лимон. — Ничего. Думаю об Айрис. — Она уже в прошлом, чувак. Люк посмотрел на него. — Это жестоко. Ники пожал плечами. — Правда часто такова. Хочешь поиграть в лошадку? — Нет. — Давай. Я дам тебе фору с Л и даже дам тебе шанс отыграться после поражения. — Я пас. — Слабо? — Беззлобно спросил Ники. Люк покачал головой. — Просто навевает грустные воспоминания. Я раньше часто играл в эту игру со своим отцом. — Он слышал это раньше и ненавидел себя за это. — Ладно, услышал. — Он посмотрел на Люка с таким выражением, которое Люк едва мог вынести, особенно от Ники Уилхолма. — Послушай, парень… — Что? Ники вздохнул. — Я буду там, если ты передумаешь. Люк вышел из кафешки и начал бродить сначала по своему коридору — просто еще один день в раю — а затем по другому, который он теперь считал коридором Автомата для льда. Морин нигде не было видно, поэтому он продолжал брожение. Он прошел мимо всех мотивационных плакатов и комнат, по девять с каждой стороны. Все двери были распахнуты, за ними виднелись незастеленные кровати и стены без постеров. Это делало их похожими на то, чем они и были на самом деле: тюремные камеры для детей. Он миновал лифтовую пристройку и продолжил свой путь мимо других комнат. Некоторые выводы напрашивались сами собой. Во-первых, когда-то в Институте было гораздо больше «гостей». Или те, кто за это все ответственен, были слишком оптимистичны. В конце концов, Люк добрался до другой комнаты отдыха, где уборщик с большими бицепсами по имени Фред апатично проводил влажную уборку. Здесь тоже стояли автоматы с закусками и напитками, но они были пусты и отключены. Снаружи не было игровой площадки, только куча гравия, еще одно сетчатое ограждение с несколькими скамейками за ним (предположительно для сотрудников, которые хотели отдохнуть), и низкое зеленое административное здание в семидесяти ярдах или около того дальше по ходу движения. Логово Миссис Сигсби, которая сказала ему, что он здесь, чтобы служить Родине. — Что ты здесь делаешь? — Спросил уборщик Фред. — Просто гуляю, — ответил Люк. — Осматриваю достопримечательности. — Здесь нет никаких достопримечательностей. Возвращайся туда, откуда пришел. Играй с другими детьми. — А если я откажусь? — Это прозвучало скорее жалко, чем вызывающе, и Люк пожалел, что не удержал рот на замке. На одном бедре у Фреда висела рация, на другом — шокер. Он прикоснулся к последнему. — Возвращаться. Больше я тебя предупреждать не буду. — О'кей. Хорошего дня, Фред. — К херам твои пожелания. — Бицепсы пришли в движение. Люк отступил, удивляясь тому, как быстро все его безусловные предположения о взрослых — и в первую очередь, что они были добры к тебе, если ты был добр к ним — были разрушены. Он старался не заглядывать во все эти пустые комнаты, когда проходил мимо них. Они были жуткими. Сколько детей в них жило? Что случилось с ними, когда их перевели в Заднюю Половину? И где они сейчас? Дома? — Хер бы их побрал, — пробормотал он и пожалел, что рядом нет мамы, которая услышала бы, как он произносит это выражение, и сделала бы ему выволочку. То, что рядом с ним не было отца — было плохо. То, что рядом с ним не было матери, было похоже на утрату нескольких зубов. Добравшись до коридора, где стоял автомат со льдом, он увидел корзину для белья Дандукс Морин, стоящую возле комнаты Эйвери. Он просунул голову внутрь, и она улыбнулась ему, разглаживая покрывало на кровати Эйвестера. — Все в порядке, Люк? Глупый вопрос, но он знал, что она не шутит; просто то, как он это узнал, могло иметь какое-то отношение к вчерашнему световому шоу. Сегодня лицо Морин было бледнее, морщины вокруг рта глубже. Люк подумал, что с этой женщиной далеко не все в порядке. — Конечно. А как насчет вас? — Я в порядке. — Она лгала. Это не было похоже на догадку или озарение; это было похоже на твердый факт. — Только вот этот — Эйвери — вчера вечером обмочил постель. — Она вздохнула. — Он не первый и вряд ли будет последним. К счастью, влага не прошла через наматрасник. Береги себя, Люк. Хорошего дня. — Она смотрела прямо на него с надеждой в глазах. Вот только то, что стояло за ними, надежду не вселяло. Он снова подумал: Они изменили меня. Я не знаю, как и насколько, Но да, они изменили меня. Добавили что-то новое. Он был очень доволен, что солгал насчет карт. И очень рад, что они поверили его лжи. По крайней мере, сейчас.