— Уходи, Люк. Теперь мне нужно погрустить в одиночестве. — О'кей. — Завтра мне станет лучше. И если они заберут меня следующей… — Они этого не сделают, — понимая, что это звучит глупо, уж сильно долго она здесь задержалась. Она должна будет уйти. Все сроки вышли. — Если это случится, стань другом Эйвери. Ему нужен друг. — Она пристально посмотрела на него. — Да и тебе тоже. — О'кей. Она попыталась изобразить улыбку. — Ты просто персик. Иди сюда. — Он наклонился, и она поцеловала его сначала в щеку, потом в уголок рта. Ее губы были солеными. Люк не возражал. Когда он открыл дверь, она произнесла: — Это должна была быть я. Или Джордж. Только не Ники. Он был единственным, кто никогда не поддавался их дерьму. Вот уж кто никогда не сдавался. — Она повысила голос. — Вы здесь? Вы меня слышите? Я надеюсь, что это так, потому что я ненавижу вас и хочу, чтобы вы это знали! Я ВАС НЕНАВИЖУ! Она упала на кровать и начала всхлипывать. Люк подумал о том, чтобы вернуться к ней, но не сделал этого: он дал ей все возможные утешения, и причинял себе боль не только из-за Ники, но и из-за тех мест, куда его проткнула доктор Ричардсон. Не имело значения, брала ли женщина с темными волосами образцы тканей или вводила что-то в его тело (в жучках не было смысла, но он предположил, что это мог быть какой-то экспериментальный фермент или вакцина), потому что вообще ни один из их опытов и инъекций не имел смысла. Он снова подумал о концентрационных лагерях и ужасных, бессмысленных экспериментах, которые там проводились. Замораживание людей, сжигание людей, заражение их болезнями. Он вернулся в свою комнату, подумывая принять одну или даже две таблетки Окси, но не стал. Подумал было о том, чтобы использовать Мистера Гриффина для посещения Стар Трибюн, но и этого не сделал. Он подумал о Ники, настоящем сердцееде. Ники, который сначала поставил Гарри Кросса на место, а потом подружился с ним, что было гораздо более смелым поступком, чем его избиение. Ники, который боролся с их опытами и сражался с людьми из Задней Половины, когда они за ним пришли, который никогда не сдавался. 27 На следующий день Джо и Хадад отвели Люка и Джорджа Айлса в В-11, где их ненадолго оставили одних. Когда оба надзирателя вернулись, теперь уже с чашками кофе, с ними был Зик. С красными от похмелья глазами. Он надел на головы обоих мальчиков резиновые электродные колпаки, туго затянув ремни под подбородками. После того как Зик проверил начальные показания приборов, мальчики по очереди садились в кресло симулятора вождения автомобиля. Доктор Эванс вошел и встал рядом со своим надежным планшетом, делая пометки, пока Зик выкрикивал различные цифры, которые могли иметь (а могли и не иметь) отношение к скорости реакции. Люк не снижая скорости, проехал несколько светофоров и стал причиной изрядного количества жертв, прежде чем он это осознал, но тест на самом деле был забавным — впервые с его прибытия в Институт. Когда все закончилось, доктор Ричардсон присоединилась к доктору Эвансу. Сегодня она была одета в костюм-тройку и туфли на каблуках. Она выглядела так, словно собиралась на важную деловую встречу. — По шкале от одного до десяти, каковы твои болевые ощущения, Люк? — Двойка, — сказал он. — По шкале от одного до десяти мое желание убраться отсюда к чертовой матери равно одиннадцати. Она усмехнулась, словно он отпустил отличную шутку, попрощалась с доктором Эвансом (назвав его Джимом) и ушла. — Так кто же победил? — Спросил Джордж у доктора Эванса. Тот снисходительно улыбнулся. — Тест не про это, Джордж. — Понимаю, но кто победил? — Ваша реакция стала довольно быстрой, как только вы немного приспособились к симулятору, чего мы и ожидаем от TK. Сегодня больше никаких тестов, ребята, разве это не здорово? Хадад, Джо, пожалуйста, отведите этих молодых людей наверх. По дороге к лифту Джордж сказал: — Я, кажется, переехал шестерых пешеходов, прежде чем приспособился. Скольких переехал ты? — Только трех, но я врезался в школьный автобус. Там могли быть жертвы. — Да, продрочил. Я вообще не заметил автобус. — Пришел лифт, и они вчетвером вошли в него. — На самом деле, я сбил семь пешеходов. Последнего — специально. Я представил себе, что это Зик. Джо и Хадад переглянулись и рассмеялись. Люк немного зауважал их за это. Не хотел, но ничего не мог с собой поделать. Когда оба надзирателя вернулись в лифт, предположительно направляясь в комнату отдыха, Люк сказал: — После точек они показывали тебе карты? Тест на телепатию? — Ну да, я же тебе говорил. — Они когда-нибудь проверяли тебя на ТК? Просили включить лампу или, может быть, сбить домино? Джордж почесал в затылке. — Теперь, когда ты упомянул об этом, понимаю, что нет. Но зачем им это, когда они и так знают, что я могу делать такие вещи? По крайней мере, в хороший день. А как насчет тебя? — Нет. И я помню, что ты говорил, но все равно мне кажется очень странным, что они совсем не озабочены проверкой пределов того, что у нас есть. — Здесь все не имеет никакого смысла, Люки-Лу. Начиная с того, что мы вообще тут находимся. Давай поедим чего-нибудь. Большинство детей обедали в кафешке, но Калиша и Эйвери были на игровой площадке. Они сидели на гравии, прислонившись спинами к сетчатому забору, и смотрели друг на друга. Люк велел Джорджу идти обедать, а сам вышел на улицу. Хорошенькая черная девочка и маленький белый мальчик не разговаривали… и все же они общались. Люк это знал, но не понимал, о чем разговор. Он мысленно вернулся к ЕГЭ и девушке, которая спрашивала его о математическом уравнении, связанном с каким-то парнем по имени Аарон, и о том, сколько ему придется заплатить за номер в отеле. Казалось, это было в другой жизни, но Люк четко помнил, что не мог понять, как такая простая для него проблема может быть такой сложной для нее. Теперь он это понял. Что бы ни происходило между Калишей и Эйвери там, у забора, было далеко за его пределами его понимания. Калиша огляделась и отмахнулась от него. — Я поговорю с тобой попозже, Люк. Иди, поешь чего-нибудь. — Хорошо, — сказал он, но ему не пришлось разговаривать с ней за обедом, потому что она его пропустила. Позже, после глубокого сна (он, наконец-то, не выдержал и принял одну из болеутоляющих таблеток), он прошел по коридору в сторону комнаты отдыха и выхода на игровую площадку и остановился у ее двери, которая была открыта. Розовое покрывало и подушки с оборками исчезли. Как и фотография Мартина Лютера Кинга в рамке. Люк стоял, прикрыв рот рукой и широко раскрыв глаза, переваривая увиденное. Если бы она боролась, как Ники, Люк подумал, что шум разбудил бы его, несмотря на таблетки. Другая альтернатива, то, что она пошла с ними добровольно, была менее приятной, но — он должен был это признать — более вероятной. В любом случае, девушка, которая дважды его поцеловала, исчезла. Он вернулся в свою комнату и уткнулся лицом в подушку. 28 В тот вечер Люк показал один из своих жетонов в камеру ноутбука, чтобы разбудить его, а затем отправился к Мистеру Гриффину. То, что он все еще может зайти на сайт, вселяло надежду. Конечно же, говнюки, управляющие этим местом, могли узнать о его черных ходах, но они почему-то этого не делали. Это подталкивало к выводу, который казался достаточно разумным, по крайней мере, для него: почему Миньоны Миссис Сигсби могли поймать его за робкой попыткой заглянуть во внешний мир (на самом деле это было довольно легко), но до сих пор этого не сделали: В некоторых вещах они очень небрежны, — думал он. — Возможно, во многих вещах. Но почему бы им не быть таковыми? Они имеют дело не с военнопленными, а с кучкой перепуганных, дезориентированных детей. С помощью Мистера Гриффина, он зашел на Стар Трибюн. Сегодняшняя передовица была связана с продолжающейся борьбой за здравоохранение, которая продолжалась уже много лет. Знакомый ужас от того, что он может обнаружить за первой страницей, охватил его, и он уже почти вышел на экран рабочего стола. После чего он сможет стереть историю недавних посещений, закрыться и лечь спать. Может быть, приняв еще одну таблетку. То, чего ты не знаешь, не причинит тебе боли, вот еще одна поговорка. И разве ему не хватало боли для одного дня? Потом он подумал о Нике. Неужели Ники Уилхольм пошел бы на попятную, если бы знал о таком черном ходе, как Мистер Гриффин? Наверное, нет, почти наверняка нет, только он не был таким храбрым, как Ники. Он вспомнил, как Вайнона вручила ему эту стопку жетонов и как, когда он уронил один, она назвала его растяпой и велела его поднять. Он так и сделал, даже не пикнув в знак протеста. Ники вряд ли так поступил. Люк почти слышал, как он говорит: Подними его сама, Винни, и принимает пощечину, которая обязательно за этим последовала бы. Может быть, даже наносит ответный удар. Но Люк Эллис не был таким парнем. Люк Эллис был хорошим мальчиком, всегда делающим то, что ему говорили, будь то работа по дому или игра в музыкальной группе в школе. Он ненавидел свою чертову трубу, каждая третья нота была кислым леденцом, но он не бросал уроки, потому что Мистер Грир сказал, что ему нужно, по крайней мере, одно внеклассное занятие, которое не было бы связано со спортом. Люк Эллис был парнем, который изо всех сил старался быть общительным, чтобы люди не думали, что он был чересчур странным или чересчур умным. Он посещал все нужные мероприятия, а затем возвращался к своим книгам. Потому что впереди была бездна, а книги содержали магические заклинания, способные вытащить наружу то, что в ней было скрыто: все великие тайны. Для Люка эти тайны имели значение. Когда-нибудь, в будущем, он, возможно, напишет свои собственные книги. Но здесь, единственное будущее — Задняя Половина. И вся правда жизни заключалась в простом вопросе: Какой от этого толк? — К черту все, — прошептал он, и кликнул по кнопке с местными новостями на сайте Стар триб, чувствуя, как стук сердца отдается в ушах и пульсирует в маленьких ранах, уже заживающих под бинтами. Не было никакой необходимости глубоко зарываться; как только он увидел свою собственную прошлогоднюю школьную фотографию, он узнал все, что нужно было знать. В заголовке нужды не было, но он все равно его прочитал: ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ ПРОПАВШЕГО СЫНА УБИТОЙ СЕМЕЙНОЙ ПАРЫ ИЗ Фэлкон Хайтс. Цветные огни вернулись, кружась и пульсируя. Люк покосился на них, выключил ноутбук, встал на ноги, которые совсем не походили на его ноги, и в два дрожащих шага подошел к кровати. Там он лежал в мягком свете прикроватной лампы, уставившись в потолок. Наконец эти противные поп-арт точки начали исчезать. Убитая семейная пара из Фэлкон Хайтс. Он чувствовал себя так, словно в середине его сознания открылся ранее невидимый люк, и только одна мысль — ясная, твердая и сильная — удерживала Люка от падения в него: они могли наблюдать. Он не верил, что они знают о сайте Мистера Гриффина и его способности использовать этот сайт для доступа во внешний мир. Он не верил, что они знали, что свет вызвал какие-то фундаментальные изменения в его мозгу; они думали, что эксперимент провалился. По крайней мере, пока. Это были вещи, которые были его и только его, и они могли быть очень ценными. Миньоны Сигсби не были всемогущи. Его сохраняющаяся способность получать доступ к Мистеру Гриффину это доказывала. Единственный вид бунта, который они ожидали от постояльцев Института, был тот, который возникал прямо на их глазах. Как только постояльцы были достаточно напуганы, после того, как получали пощечину или зуботычину или удар шокером, их даже можно было ненадолго оставить одних, как Джо и Хадад оставили его и Джорджа наедине в В-11, пока они пили кофе. Убитая. Это слово было люком, и в него было очень легко провалиться. С самого начала Люк был почти уверен, что ему лгут, но это почти сохраняло люк закрытым. Дарило частичку надежды. Этот вшивый заголовок надежду похоронил. А поскольку они были мертвы — убиты, — то кто мог быть наиболее вероятным подозреваемым? Пропавший сын, конечно. Полиция, расследующая это преступление, наверняка уже знает, что он был особенным ребенком, гением, а разве гениям не положено быть нестабильными? Разве они не склонны слетать с катушек? Калиша кричала о неповиновении, но Люк делать этого не собирался, как бы сильно ему ни хотелось. В глубине души он мог кричать сколько угодно, но только не вслух. Он не знал, могут ли его секреты принести ему хоть какую-то пользу, но он знал, что в стенах того, что Джордж Айлс так справедливо назвал этой адской дырой, есть трещины. Если бы он мог использовать свои секреты — и свой якобы невероятный интеллект — как лом, то мог бы расширить одну из этих трещин. Он не знал, возможен ли побег, но если бы он нашел способ это сделать, побег был бы только первым шагом к достижению гораздо большей цели. Обрушить эти стены на их головы, — подумал он. Как Самсон после того, как Далила подстригла ему волосы. Обрушить на их головы и раздавить их. Раздавить их всех.