— Он ничего не сказал, потому что не увидел меня. Я высматривал вас за дверью, а когда мистер Стэкхаус вышел из лифта, я вошел туда. — Он указал на нишу с оборудованием, потом поднял на Эванса широко раскрытые невинные глаза. — Я не хотел, чтобы у вас были неприятности. — Хороший мальчик, — сказал Эванс и похлопал его по спине. — У меня был зов природы, и я был уверен, что тебе можно доверять. А теперь давай проведем этот тест, хорошо? Затем ты сможешь подняться наверх и поиграть с друзьями. Прежде чем позвать Иоланду, еще одного надзирателя (фамилия: Фримен), чтобы проводить его обратно на Уровень А, Эванс дал Люку дюжину жетонов и еще раз сердечно похлопал по спине. — Это ведь останется нашим маленьким секретом? — Само собой, — сказал Люк. Он действительно думает, что нравится мне, — удивился Люк. — Как вам такая хреноверть? Надо обязательно рассказать об этом Джорджу. 2 Только он этого не сделал. В тот вечер за ужином сидели двое новых детей, а один старый пропал. Джорджа увели, насколько понял Люк, пока он прятался от Стэкхауса в нише с оборудованием. — Он там с остальными, — прошептал Эйвери Люку в ту ночь, когда они лежали в постели. — Ша говорит, что он плачет, потому что напуган. Она сказала ему, что это нормально. Она сказала ему, что они все напуганы. 3 Два или три раза во время своих экспедиций Люк останавливался возле комнаты отдыха Уровня Б, где беседы сотрудников всегда были интересными и содержательными. Комнатой пользовался в основном внутренний персонал Института, но иногда там отдыхали и другие, — группы извне, — прибывавшие время от времени с дорожными сумками, на ручках которых не было багажных квитанций авиакомпании. Когда внутренний персонал видел Люка — один раз он сделал вид, что пьет из соседнего фонтанчика, другой — что читает плакат о гигиене, — большинство смотрело сквозь него, как будто он был не более чем предметом мебели. Люди же, представлявшие группы извне, смотрели на него очень сурово, и Люк все больше убеждался, что это Институтские охотники-собиратели. Это было здравой мыслью, потому что теперь в Западном крыле было больше детей. Однажды Люк подслушал, как Джо говорил Хададу — они были хорошими друзьями, — что Институт похож на прибрежный городок на Лонг-Айленде, где он вырос. — Иногда прилив, — сказал он, — иногда отлив. — В последнее время чаще бывает отлив, — ответил Хадад, и, возможно, это было правдой, но по мере того, как тянулся июль, определенно приходил прилив. Некоторые из групп извне были трио, некоторые — квартеты. Люк ассоциировал их с военными, возможно, только потому, что у всех мужчин были короткие волосы, а у женщин они были туго стянуты на затылке и заколоты сзади. Он услышал, как санитар назвал одну из этих групп Изумрудными. Лаборант назвал еще одну Рубиново-красными. Эта последняя группа была трио — две женщины и мужчина. Он уже знал, что Рубиново-красные — это группа, которая приехала в Миннеаполис, чтобы убить его родителей и похитить его самого. Он попытался узнать их имена, прислушиваясь не только ушами, но и разумом, и получил только одно: женщину, которая брызнула ему в лицо в последнюю ночь в Фэлкон Хайтс, звали Мишель. Когда она увидела его в коридоре, склонившегося над питьевым фонтанчиком, ее взгляд скользнул мимо него… потом вернулся на минуту или две. Мишель. Еще одно имя, которое надо запомнить. Люку не потребовалось много времени, чтобы получить подтверждение своей теории о том, что это были люди, которым была поручена доставка свежих TП и TK. Группа Изумрудных была в комнате отдыха, и когда Люк стоял снаружи, в десятый раз читая плакат по гигиене, он услышал, как один из мужчин сказал, что они должны выдвигаться, чтобы сделать быструю выемку в Миссури. На следующий день сбитая с толку четырнадцатилетняя девочка по имени Фрида Браун присоединилась к их разрастающейся группе в Западном крыле. — Мне здесь не место, — сказала она Люку. — Это ошибка. — Хотелось бы, чтобы это было так, — ответил Люк, а затем рассказал ей, как она может получить жетоны. Он не был уверен, что она это понимает, но, в конце концов, поймет. Доходило до всех. 4 Казалось, никто не возражал против того, что Эйвери спит в комнате Люка почти каждую ночь. Он был почтальоном, и Люку он приносил письма от Калиши из Задней Половины, послания, доставляемые через телепатию, а не почту Соединенных Штатов. Факт убийства его родителей был еще слишком свеж и болезненен, чтобы эти письма могли пробудить Люка от полусонного состояния, но новости, которые они содержали, были тревожными. Они также были и поучительными, хотя Люк мог бы обойтись и без этих знаний. В Передней Половине детей проверяли и наказывали за плохое поведение; в Задней Половине их заставляли работать. Использовали. И, казалось, мало-помалу, разрушали. Фильмы вызывали головные боли, и головные боли длились все дольше и становились все хуже после каждого из них. Джордж был в порядке, когда его привели в Заднюю Половину, просто напуган, по словам Калиши, но после четырех или пяти дней точек, фильмов и болезненных уколов у него также начались головные боли. Фильмы показывали в небольшом просмотровом зале с мягкими удобными сиденьями. Они начинали со старых мультфильмов — иногда Роад Раннер, иногда Багз Банни, иногда Гуффи и Микки. А потом, после разминки, начиналось настоящее шоу. Калиша думала, что фильмы были короткометражными, максимум по полчаса, но сказать точно было трудно, потому что она была одурманена лекарствами во время просмотра и головной болью после него. Они все были одурманены. В её первые два пребывания в просмотровом зале, дети из Задней Половины получили сдвоенный сеанс. Звездой первого фильма был мужчина с редеющими рыжими волосами. Он был одет в черный костюм и водил блестящую черную машину. Эйвери попытался показать эту машину Люку, но Люк получил лишь размытое изображение, возможно, потому, что это было все, что Калиша смогла послать. И все же он решил, что это лимузин или Таун Кар[135], потому что Эйвери сказал, что пассажиры рыжеволосого мужчины всегда ездят сзади. Кроме того, парень открывал двери, когда они входили и выходили. В большинстве случаев пассажиры были одними и теми же, в основном старые белые парни, но один из них был помоложе, со шрамом на щеке. — Ша говорит, что все его пассажиры — завсегдатаи, — прошептал Эйвери, когда они с Люком лежали в постели. — Она говорит, что дело происходит в Вашингтоне, потому что мужчина проезжает мимо Капитолия и Белого дома, и иногда она видит ту большую каменную иглу. — Памятник Вашингтону. — Да, его. Ближе к концу этого фильма Рыжий сменил черный костюм на обычную одежду. Они видели, как он катался на лошади, потом катал маленькую девочку на качелях, потом ел мороженое с маленькой девочкой на скамейке в парке. После этого на экране появился доктор Хендрикс, держа в руках незажженный бенгальский огонь. Звездой второго кино был человек в том, что Калиша назвала арабским головным убором, что, вероятно, могло быть кеффией[136]. Он был на улице, потом в уличном кафе пил чай или кофе из стакана, потом произносил речь, потом качал за руки маленького мальчика. Однажды он был на телевидении. Фильм закончился тем, что доктор Хендрикс поднял незажженный бенгальский огонь. На следующее утро Ша и остальные просмотрели мультфильм Сильвестр и Твити, а затем пятнадцать или двадцать минут наблюдали за рыжеволосым водителем лимузина. Потом обедали в кафешке Задней Половины, где были бесплатные сигареты. На следующий день был Поросенок Порки, после которого снова был араб. Каждый фильм заканчивался доктором Хендриксом и незажженным бенгальским огнем. В ту ночь им сделали несколько уколов и выдали новую порцию точек. Потом их отвели обратно в кинозал, где они двадцать минут смотрели фильмы про автокатастрофы. После каждой аварии доктор Хендрикс появлялся на экране, держа в руках незажженный бенгальский огонь. Люк, убитый горем, но вовсе не глупый, начинал понимать. Это было безумием, но не большим безумием, чем иметь редкую возможность узнавать, что происходит в головах других людей. Кроме того, это многое объясняло. — Калиша говорит, что она думает, что потеряла сознание и видела сон, пока происходили аварии, — прошептал Эйвери на ухо Люку. — Только она не уверена, что это был сон. Она говорит, что дети — она, Ники, Айрис, Донна, Лен и некоторые другие — стояли в этих точках, обнявшись и склонив друг к другу головы. Она говорит, что там был доктор Хендрикс, и на этот раз он зажег бенгальский огонь, и это было страшно. Но пока они оставались вместе, держась друг за друга, их головы не болели. Но она говорит, что это, скорее всего, был сон, потому что она проснулась в своей комнате. Комнаты в Задней Половине не похожи на наши. Их запирают на ночь. — Эйвери сделал паузу. — Я не хочу сегодня больше об этом говорить, Люки. — Хорошо. Давай спать. Эйвери так и сделал, но Люк долго лежал без сна. На следующий день он, наконец, использовал свой ноутбук для чего-то большего, чем проверка дат, переписки с Хелен или просмотра Коня БоДжека[137]. Он зашел на Мистера Гриффина, а через Мистера Гриффина — на сайт Нью-Йорк Таймс, который сообщил ему, что он может прочитать десять бесплатных статей, прежде чем будет переведен на платные страницы. Люк не знал точно, что он ищет, но был уверен, что узнает, когда увидит. И он обнаружил то, что предполагал. Заголовок на первой странице номера от 15 июля гласил: член палаты представителей Берковиц скончался от полученных ран. Вместо того чтобы читать эту статью, Люк отправился в предыдущий день. Заголовок гласил: Подающий надежды ЧЛЕН ПАЛАТЫ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ Марк Берковиц получил тяжелые увечья в автокатастрофе. Там была фотография. У Берковица, члена палаты представителей США от штата Огайо, были черные волосы и шрам на щеке от раны, полученной в Афганистане. Люк быстро прочитал статью. В ней говорилось, что Линкольн Таун Кар, в котором ехал Берковиц, направляясь на встречу с высокопоставленными лицами из Польши и Югославии, внезапно потерял управление и врезался в бетонную опору моста. Водитель погиб мгновенно; неназванные источники из больницы Мед Стар описали травмы Берковица как «чрезвычайно серьезные». В статье не говорилось, был ли водитель рыжим, но Люк знал, что был, и был уверен, что какой-то парень в одной из арабских стран скоро умрет, если уже не умер. Или, может быть, он собирается убить кого-то очень важного. Растущая уверенность Люка в том, что его и других детей готовят к использованию в качестве психических дронов — да, даже безобидного Эйвери Диксона, который не сказал бы «бу» даже гусю, — начала выводить Люка из состояния полного ступора, но потребовалось ужас-шоу с Гарри Кроссом, чтобы полностью пробудить его от горестного сна. 5 На следующий вечер в кафешке за ужином сидело четырнадцать или пятнадцать ребят, кто-то разговаривал, кто-то смеялся, кто-то плакал или кричал. В каком-то смысле, подумал Люк, пребывание в Институте было похоже на пребывание в древней психиатрической лечебнице, где сумасшедших просто держали взаперти и никак не лечили. Гарри поначалу там не было, не было его и на обеде. Обычно Люк старался не обращать внимания на Большого Бегемота, но не заметить его за обедом было трудно. Герда и Грета всегда сидели рядом, по обе стороны, в своих одинаковых костюмах, наблюдая сияющими глазами за тем, как он разглагольствует о НАСКАР, рестлинге, своих любимых шоу и жизни «низов Сельмы[138]». Если бы кто-нибудь велел ему заткнуться, маленькие близняшки бросили бы убийственный взгляд на перебивающего. В этот вечер Близняшки ужинали вдвоем, и вид у них был недовольный. Однако они забронировали для Гарри место, — как всегда между собой, — и когда он медленно вошел, покачивая животом и лоснясь от загара, они бросились к нему с приветственными криками. Но в этот раз он, как показалось, их не заметил. В его глазах был отсутствующий взгляд, и они, казалось, смотрели в разные стороны, что делать глазам не полагается. Его подбородок блестел от слюны, а на ширинке брюк виднелось мокрое пятно. Разговоры замерли. Вновь прибывшие выглядели озадаченными и испуганными; те, кто пробыл здесь достаточно, чтобы сдать хотя бы один анализ, бросали друг на друга обеспокоенные взгляды. Люк и Хелен обменялись взглядами. — С ним все будет хорошо, — сказала она. — Некоторые дети переносят опыты хуже, некоторые… Рядом с ней сидел Эйвери. Теперь он взял ее за руку обеими руками. Он говорил с жутким спокойствием. — С ним не все хорошо. И он никогда уже не будет в полном порядке. Гарри вскрикнул, упал на колени и ударился лицом о пол. Из его носа и губ брызнула кровь, прямо на линолеум. Он сначала задрожал, потом забился в судорогах, вытягивая ноги и пластаясь в форме буквы Y, при этом размахивая руками. Он начал издавать рычащие звуки — не как животное, а как двигатель, застрявший на низкой передаче и набирающий обороты. Он перевернулся на спину, все еще рыча и разбрызгивая кровавую пену из разбитых губ. Его зубы скрежетали. Маленькие Близняшки начали визжать. В тот момент, когда Глэдис выбегала из коридора, а Норма — из-за древнего стола, одна из них опустилась на колени и попыталась обнять Гарри. Его огромная правая рука поднялась, оттянулась назад и со свистом полетела вперед. Он со страшной силой ударил девочку по лицу, и она отлетела в сторону. Ее голова с глухим стуком ударилась о стену. Другая Близняшка с криком бросилась к сестре. В кафешке поднялся шум. Люк и Хелен остались сидеть на месте, Хелен обняла Эйвери за плечи (похоже, больше для того, чтобы успокоить себя, чем маленького мальчика; Эйвери казался невозмутимым), но многие другие дети собрались вокруг огромного мальчика. Глэдис оттолкнула парочку из них и прорычала: «Назад, идиоты!» Сегодня на её лице не было даже тени намека на фальшивую улыбку для большого Г. Теперь появились и другие сотрудники Института: Джо и Хадад, Чед, Карлос, парочка, которую Люк не знал, включая одного в штатском, который, должно быть, только что вышел на дежурство. Тело Гарри поднималось и опускалось в гальванических судорогах, как будто пол был наэлектризован. Чед и Карлос прижали руки Гарри к полу. Хадад ткнул шокером в солнечное сплетение, и когда это не остановило судороги, Джо ткнул своим шокером в шею Гарри, электрический треск был слышен даже за бормотанием сбитых с толку голосов. Гарри обмяк. Его глаза выпучились из-под полуопущенных век. Из уголков рта капала пена. Кончик его языка высунулся наружу. — С ним все в порядке, ситуация под контролем! — Взревел Хадад. — Возвращайтесь к своим столам! С ним все в порядке! Дети немного отодвинулись от места происшествия, теперь все стояли молча, просто наблюдая. Люк наклонился к Хелен и тихо проговорил: — Я не думаю, что он дышит. — Может, и так, а может, и нет, — сказала Хелен, — но ты посмотри туда. — Она указала на Близняшку, которая ударилась об стену. Люк увидел, что глаза девочки остекленели, а голова в неестественном положении висела на шее. Кровь стекала по одной из ее щек и капала на плечо платья. — Проснись! — Закричала другая Близняшка, и начала её трясти. Столовое серебро вихрем полетело со столов, дети и надзиратели пригнулись. — Проснись, Гарри не хотел тебя обидеть, проснись, проснись! — Кто из них кто? — Спросил Люк у Хелен, но ответил ему Эйвери, все тем же устрашающе спокойным голосом. — Та, что с криками швыряется столовым серебром, — Герда. Мертвая — это Грета. — Она не умерла, — сказала Хелен потрясенным голосом. — Этого не может быть. Ножи, вилки и ложки взлетали к потолку (я никогда не мог сделать ничего подобного, подумал Люк), а затем с грохотом падали. — И все же это так, — деловито сказал Эйвери. — И Гарри тоже. — Он встал, держа за руки Хелен и Люка, — мне нравился Гарри, пусть даже он и ударил меня. Я больше не голоден. — Он переводил взгляд с одного на другого. — И вы, видимо, тоже, ребята. Все трое ушли незамеченными, оставив кричащую Близняшку и ее мертвую сестру позади. Доктор Эванс вышел из лифта и зашагал по коридору, выглядя встревоженным и расстроенным. Наверное, он ужинал, — подумал Люк.